Если ты, то я - Вун Ивонн

Наконец очередь дошла до Маста. Я едва могла поднять на него глаза. Было почти невыносимо слушать его мягкий голос, когда он заговорил с Олли, казавшимся мне еще одним другом, потерянным во время крушения; смотреть, как двигались его лопатки под рубашкой, когда он показывал на слайды, меняющиеся на экране; видеть застенчивую улыбку, которая расцвела на его лице во время аплодисментов. Все это я раньше принимала как должное.

А когда подошла моя очередь, я разволновалась до дрожи в руках. На сцене Ларс приколол мне к рубашке микрофон, и я вышла на середину, чувствуя, как над губой собираются капельки пота.

Когда смотришь прямые трансляции презентаций новых устройств, кажется, что все легко и просто. Мужчины в водолазках перед большим экраном рассказывают нам о своих гениальных изобретениях.

Я окинула взглядом зал – лица зрителей были скрыты полумраком. Но они меня мало волновали. Единственным человеком, который имел значение, был Маст.

Я набрала в грудь побольше воздуха.

– Умница, представься, пожалуйста.

Я приставила телефон к своему микрофону.

– Да, конечно. Я искусственный интеллект, призванный анализировать вашу личную информацию и делиться советами, которые могли бы дать себе вы сами из будущего.

Голос Умницы звучал успокаивающе и напоминал, что я не одна на сцене – она со мной.

– Умница, я совершила ошибку. Я воспринимала присутствие одного человека в моей жизни как нечто само собой разумеющееся и теперь, кажется, потеряла его навсегда. Что мне делать?

В зале смущенно зашевелились. Я сделала рискованный шаг, задала слишком личный вопрос, но что было терять? Конкурс мне не выиграть в любом случае – может быть, хотя бы получится вернуть кое-кого.

– Ты извинилась?

– Да.

– Ты изменила свое поведение?

– Да.

– И человек не принял твои извинения?

– Думаю, что нет.

– Тогда остается только помнить, что на ошибках учатся. А когда начнешь забывать, выйди на улицу и посмотри на расправляющих крылья птиц. Напомни себе, что на раннем этапе эволюции их не существовало. Если эти прекрасные создания появились в результате ошибки природы, значит, и из твоих промахов может выйти что-нибудь хорошее.

В зале наступила тишина, прерываемая лишь моим дыханием. Я не видела Маста – меня слепил свет прожектора, – но почти слышала, как бьется в темноте его сердце в такт с моим.

Закончив презентацию, я вернулась на свое место, слишком смущенная, чтобы взглянуть на Маста.

– Это было сильно, – прошептала Дебора.

– Очень хорошо, – подтвердила Амина. – Такое… не забывается.

Остальные презентации промелькнули неясной чередой. Я была слишком поглощена словами Умницы, чтобы прислушиваться к выступающим. Похоже, мне не оставалось ничего, кроме как смириться с тем, что все закончилось.

Когда договорил последний выпускник, на сцену снова вышел Ларс, чтобы объявить победителя – Основателя года.

Стало тихо. Все слушали, как Ларс рассказывал о том, по каким критериям оценивали участников: цена акций, достижения в учебе, презентация и потенциал проекта по мнению преподавателей и профессиональных работников отрасли.

Наконец Ларс с улыбкой посмотрел в зал и объявил:

– Основатель этого года – Амина Айбе.

Я повернулась к подруге и крепко обняла ее. Амина сияла, прижимая руки к груди.

– Никто не заслуживает этого больше тебя, – сказала я.

– Спасибо, – прошептала она.

Все хлопали, пока Амина поднималась на сцену и принимала награду – рукопожатие от Ларса Лэнга, стеклянное пресс-папье в виде миндального дерева и чек.

После церемонии, когда все расходились, я задержалась в зале, все еще надеясь, что Маст подойдет ко мне, но, видимо, он уже уехал праздновать вместе с семьей. Я вышла из аудитории в полном одиночестве под звук собственных шагов.

Как понять, что дела скоро пойдут на поправку, если кажется, будто ты топчешься на том же месте, где и начинала? Я пообедала вместе с Аминой и ее семьей, потом остаток дня собирала вещи. По поводу отъезда я испытывала сложные чувства: одна часть меня боялась возвращаться в Вустер, другая – думала об этом с облегчением. Я устала прикидываться взрослой, принимать решения, имеющие последствия, которые не могли привидеться даже в страшном сне, и жить в постоянном стрессе.

Той ночью я спала беспокойно. Мне снилось, что я в своей комнате в Вустере, срываю все вырезки про Митци и плакаты с Калифорнией, пока стены наконец не остаются совершенно голыми. Даже мой почтовый ящик опустел, никакого присутствия ПостоянствоОбъекта там не наблюдалось. Я начинала жизнь с чистого листа.

На следующее утро я обнаружила в почте два письма. Первое было от ПостоянствоОбъекта.

Сердце больно сжалось в груди, и я закрыла письмо, пока не успела снова погрузиться в пучину сомнений. Я поступила правильно. А может быть, правильных решений вообще не существует, есть только попытки выбрать лучший вариант из возможных – это все, что в наших силах.

Второе письмо оказалось от человека по имени Саймон Гартвелл из «Рэдвуд Кэпитал».

Я заново, с колотящимся сердцем, перечитала письмо, не позволяя себе думать, что это шутка. Нет, Саймон Гартвелл был реальным человеком, и я о нем слышала. У него был настоящий электронный адрес, который выглядел абсолютно правдоподобным. Неужели мне дали второй шанс?

Я начала писать ответ. Только уставилась на экран, собираясь с мыслями, как завибрировал телефон. Это был Маст.

>19:00, Оушен-Бич. Захвати куртку

Я заморгала, не веря своим глазам. Тон сообщения было невозможно распознать, и мне пришлось напомнить себе, что нужно дышать.

Я посмотрела на время. Шесть часов. Закрыла ноутбук, накинула куртку и вызвала машину.

Солнце уже садилось, когда автомобиль, промчавшись по Тихоокеанскому шоссе, остановился перед длинной полосой дюн, покрытых морской травой. Я вышла и побрела по песку, пока не увидела впереди волны.

Солнце наполовину погрузилось в воду, окрасив небо над горизонтом оранжевыми и фиолетовыми разводами. Оушен-Бич находился в западной части Сан-Франциско, где воздух холодный и влажный, как облако, принесенное ветром с океана.

Пляж был практически пуст, не считая нескольких серферов, скользящих по волнам. Маст сидел на песке, глядя на воду, в его темных очках отражалось небо. Рядом с ним стоял пакет из коричневой бумаги. Мне подумалось, что это хороший знак.

Я подошла, не зная, чего ожидать. Может быть, Маст пригласил меня, желая лично сказать, что не может простить? Что хочет попрощаться?

На нем было красное худи, и я увидела, как напряглись мышцы его шеи, когда он поворачивался ко мне – красивый и сверкающий под стать песку.