Леонид Жариков - Судьба Илюши Барабанова
— Вы не имеете права задерживать меня. Я советский служащий, у меня справка есть, — возмущался Олег.
Никто уже не смотрел на сцену, где стояли друг против друга Сережка и Поль. Они сами повернулись в ту сторону, где затевалась ссора.
Но вот Сережка изменился в лице. Он пристально вглядывался в Олега Каретникова. Расстояние, которое разделяло их, было велико, но Сережка неожиданно крикнул:
— Он! Ей-богу, он!..
Спрыгнув со сцены, натыкаясь на людей, Сережка помчался к Олегу.
Он растолкал всех, кто окружал Каретникова, и медленно подходил к Олегу.
— Так вот где мы встретились, ваше благородие! Вот где я тебя нашел! — почти с радостью повторил Сережка.
Все, кто находился поблизости, замерли.
— Ты моих вот этих рук боялся. Так ими я тебя и покараю. Ребята, хватай его. Это офицер врангелевской контрразведки. Я это в два счета докажу. Вяжи его!
— Прекратите беззаконие! — потребовал иеромонах Антоний.
Откуда-то выскочил дьячок и крикнул:
— Вот их свобода! Честных людей среди белого дня хватают!
— Господа! — поддержал его толстопузый нэпман. — Нас заманили в ловушку.
— Не знали, как нас посадить в тюрьму, так диспут придумали! — истерически закричала Подагра Ивановна.
Комсомольцы готовы были скрутить Олега, когда на сцене появился святой Фофан.
Потрясая лохмотьями, повисшими на его костлявом теле, он подпрыгивал, кривлялся и хриплым голосом выкрикивал заклинания.
Неизвестно, как долго бы продолжался этот «спектакль», если бы на сцене не появился милиционер.
— Эй, гражданин святой, брось ваньку валять. Подымайся и уматывай.
Юродивый взглянул на представителя власти, проворно поднялся и, боязливо оглядываясь на милиционера, засеменил к выходу.
Толпа на галерке навалилась на перила. Илюшу придавили так, что невозможно стало дышать. Все молчали, пораженные необычайной встречей комсомольца Сережки с белогвардейским офицером.
Воспользовавшись общим замешательством, Гога Каретников прибежал с галерки, ловким ударом сбил с ног паренька, державшего за руку Олега. Но убежать Олегу не удалось.
«Так вот кем оказался брат Гоги, о котором писали в школьной стенгазете», — думал Илюша, глядя, как комсомольцы связывают руки Олегу Каретникову.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МЫ ВСЕ КОММУНАРЫ
Глава двадцать пятая
БОГИ В ОГНЕ
Долой, долой монахов,
Долой, долой попов!
Мы на небо залезем,
Разгоним всех богов!
Настал час борьбы. Но для борьбы нужны союзники. Илюша решил начать со Степы.
Сгорбившись, Степа сидел над задачником, когда Илюша с порога насмешливо окликнул его:
— Здравствуй, владыко!
— Здорово, бродяга, — ответил Степа мирно.
— Молитвы зубришь?
— Задачка не выходит.
— А я думал, долбишь молитвы: господи еси, бородой тряси…
Степа подозрительно покосился на товарища и сказал:
— Вижу, тебе поругаться хочется.
Илюша продолжал задираться, он разглядывал Степи-пы иконы и хмыкал:
— Слушай, почему твой Иисус такой худущий?
Степа не почувствовал ловушки.
— Обыкновенный Иисус. Крестная на базаре на кусок сала выменяла.
— Я не про то… Пятью хлебами накормил пять тысяч голодных, а сам не наелся.
— Хватит бузить… Выкладывай, с чем пришел.
— Степа, а я знаю, как сделать, чтобы люди перестали молиться богу.
— Ишь ты! Никто не мог, а ты придумал.
— Вот послушай. Если собрать все иконы, сколько их есть на свете, и сжечь, на кого ты будешь молиться?
— Кто даст тебе иконы жечь?
— Сами. Соберем огольцов и скажем: несите богов. Сегодня один притащит, завтра другой, и так постепенно перетаскаем все иконы. Сначала из домов, потом из часовен, а там люди и до церквей доберутся.
Степа взглянул на строгий лик Николая Чудотворца, прибитого над столиком, потом на Иисуса, из ног которого сочилась кровь, и лишь тогда ответил хрипловато:
— Хорошо, что крестной дома нет, она бы за одни такие речи нас с тобой самих сожгла.
— Чудак-человек, мы потихоньку. Она не заметит… А когда хватится, икон уже не будет.
— Плохо ты знаешь мою крестную…
— Степка, не бойся… Ведь если не мы, кто же тогда будет бороться против бога… Шурик Золотарев или Фоня? Помнишь, как они тебе «диспут» устроили? Небось до сих пор шишка не прошла… А учительница Лидия Ивановна что говорила про ученого Циолковского? Хочешь, чтобы попы его на костре сожгли?
— Не хочу.
— Вот и соглашайся бороться. Раньше попы ученых на кострах сжигали, а теперь мы самих богов в печку.
— Да я ничего… Если ты будешь бороться, то и я не отстану.
— Вот и хорошо… Нам ребята помогут. Левка попов не любит, а Егорка и подавно. Соберем кружок. Скауты говорят: долой красных, а мы — долой монахов… Комсомольцы будут рады. Тина и та скажет — молодцы!
Стоило завести речь о Тине, как Степа сдавался.
— Так и назовемся: кружок «Долой монахов!» Согласен?
— Пускай будет так.
Решили, что на первый случай такая борьба с богом годится.
2Илюша присматривался к ребятам с Солдатской улицы. Ему нравился Левка, по прозвищу Шаляпин. Мать у него работала прачкой. Любимым занятием Левки было драться. Он всегда ходил с засученными рукавами. Рассказывали, как однажды во время молебна у себя дома Левка забился под кровать, чтобы поп не кропил его святой водой. Сколько ни просила мать, Левка не вылез.
С таким можно воевать против попов!
Скоро представился случай встретиться с Левкой. Тот шагал по улице на высоких деревянных ходулях и пугал людей, заглядывая через заборы.
— Левка, дай постоять на ходулях, — попросил Илюша.
— Становись. Свалишься — не отвечаю.
— Левка, а ты богу молишься?
— А ты что, поп?
— Нет, я бороться хочу с ними… В общем, против бога.
Левка пристально поглядел на Илюшу: правду говорит или врет?
— Как же я буду бороться? Возьму попа за бороду? А он меня Евангелием по кумполу?
— Зачем? Нарядимся святыми. Сделаем кадило из консервной банки, нальем туда нефти. Знаешь, как задымит? Все попы в церкви задохнутся… А еще будем свечки гасить у верующих.
— Спасибо… Я один раз погасил, голову не мог потом повернуть — так шея болела.
— А мы скажем: дяденька, не верь в бога и свечки не покупай.
Несмотря на очевидную нелепость, предложение казалось Левке заманчивым, и все же он медлил.
— Ну что, трусишь? Соглашайся! — уговаривал Илюша.
— Бороться я люблю. Хоть сейчас давай поборемся, а то и вдаримся один на один.
— Еще чего выдумал… — Илюша достал из кармана свернутую трубочкой тетрадку и стал записывать туда Левку. Он не знал его фамилии и вывел «Левка Шаляпин». Тот подозрительно следил за карандашом.
— Ты меня за упокой записал или за здравие?
— В кружок «Долой монахов!» я тебя записал. Мы всех сюда будем заносить.
— Кто — мы?
— Я и Степа.
— Какой Степа? Святой? Он же в церкви прислуживает. Нашел борца…
— Теперь он не верит в бога.
— Врет небось.
— Слово даю.
Вместе с Левкой стали думать, кого еще записать в кружок «Долой монахов!». Егорка Бантиков подойдет — он воровал у дьячка пасхальные яйца. Пошли к Егорке. Тому было все равно, куда записаться, лишь бы побольше набедокурить…
Зато с Варькой пришлось помучиться. Илюша спросил у нее:
— Веришь в бога?
— Верю, — сказала Варька и прицелилась хитрым взглядом в Илюшу.
— Тогда катись колбасой, — сказал Левка.
— Почему?
— Потому, что веришь в бога.
Варька рассмеялась.
— А я нарочно сказала, я неверующая.
— Так и говори! Запишем тебя в тетрадку.
— Зачем?
— Будешь в кружке «Долой монахов!».
— Ишь хитрый… — Варька попятилась. — Хочешь, чтобы господь бог меня молнией поразил?
— Не поразит, не бойся.
— Так я вас и послушала… Одна бабка сказывала, что всем, кто с большевиками, крестик будут на лбу выжигать.
— Уходи отсюда! — Егорка толкнул сестру.
Но от Варьки нелегко было отделаться.
— Что дадите, если запишусь?
— У меня ничего нет, — сказал Илюша.
— А карандаш? — Варька жадно глядела на огрызок.
— Чем же я записывать буду, если отдам?
— Попросишь у меня, запишешь, и я опять возьму.
— Отстань ты, Варька! — Конопатый нос Егорки побагровел от злости.
— А я расскажу, что вы собираетесь церковь поджечь. Давай карандаш, тогда не скажу.
Пришлось согласиться. Варька позволила записать себя в тетрадку. Только с карандашом вышел спор: Варька не давала его.
