Хорст Бастиан - Тайный Союз мстителей
Луна играла синими бликами на копне его волос.
— Ну, я пошел, — сказал Ганс явно разочарованно.
Калле тут же последовал его примеру.
Все поднялись.
Посмотрев своими большими серьезными глазами на небосвод, Длинный мечтательно сказал:
— Если б я был волшебником…
Друга и Альберт шли медленно и скоро отстали от других.
— Я им руки-ноги переломаю! — сказал Альберт.
— Кому это?
— Сынку и Руди Бетхеру.
— Нет, Альберт, тогда нас останется еще меньше. — Он положил Альберту руку на плечо.
— А законы Союза мстителей?
— Какие там законы! Для этого случая вообще нет никаких законов.
— И все равно! — упирался Альберт. — Они теперь вместе с синими посадят деревья и будут без конца трепаться про нас. Надо мне им всыпать как следует.
— Не думаю, чтобы они нас предали синим.
— А ты докажи! — Альберт сбоку посмотрел на Другу.
— Нет у меня доказательств. Но узнать это всегда можно.
— Как?
— Мы подошлем к ним лазутчиком Вольфганга. Пусть они думают, что ты Вольфгангу тоже морду разукрасил.
— Неплохо! — согласился Альберт, задумавшись. — Если они нас предадут, мы их все вместе проучим. — Альберт, вновь обретя уверенность, ускорил шаги, чтобы догнать Вольфганга.
Друга в нерешительности следовал за ним. Он любил смотреть правде в глаза. А уж если мстители дерутся друг с другом, значит, дело дрянь.
Альберту он об этих мыслях ничего не сказал и только спустя некоторое время обронил:
— Ну, а насчет сада? Ты же сам признался, что это было свинство…
— Признался! — сердито ответил Альберт.
— Ну, а дальше?
— Что — дальше?
— От одного признания ничего не изменится. Вот о чем я говорю.
Альберт остановился, стараясь побороть раздражение.
— Больно вы сегодня все умные! Так, как хочет Линднер, со мной ничего не выйдет. Понимаешь ты или нет?
— Понимаю-то я понимаю… — Друга кивнул. — Ну, а если как-нибудь по-другому…
Родика места себе на находила. Уроки она до сих пор так и не сделала.
При мысли о погубленном школьном саде у нее щемило в груди. Этот поступок наносил удар самым благородным ее чувствам. Нет, так не должно остаться. Но Альберта она тоже не хотела терять. Он же ее родной брат, она всегда видела в нем пример для себя. И хотя она и осуждала его за школьный сад, хотя они с братом сейчас как бы играли в прятки, она готова была защищать его, даже если ради этого надо было в чем-то обманывать себя.
Немного грустно, немного растерянно ее огромные глаза, похожие на продолговатые ракушки, смотрели в окно. Мимо проехал на велосипеде Шульце-младший. Это заставило ее встряхнуться. Рывком она открыла окно и крикнула ему вслед:
— Гарри, Гарри! Подожди!
Гарри остановился. И Родика, не раздумывая, выпрыгнула в окно.
В несколько секунд у Родики возник целый план — пожалуй, даже чудовищный план, равнозначный обману, однако в основе его лежало истинное чувство товарищества, и родиться он мог только у человека с отважным сердцем.
— Чего тебе? — спросил Шульце-младший.
— Надо поговорить. Срочно. Здесь нельзя. Пойдем вон туда за забор, там нас никто не увидит. — Решительно схватив Гарри за руку, она потащила его за собой.
— Ты давай скорей выкладывай, мне в Бирнбаум надо.
— Успеется! — отрезала она.
— Может, ты лучше меня это знаешь?
— Знаю. Завтра поедешь — тоже не поздно будет! — Это прозвучало нагловато, но ее глаза при этом смотрели на него с мольбой.
Вздохнув, Гарри смирился. Родика, вертя ручку его велосипеда, вдруг спросила:
— Скажи, что ты думаешь об Альберте?
— Чего это ты? Ничего хорошего я о нем не думаю.
— А вот ты и ошибаешься. Он все равно хороший!
— Да?
— Да!
— Чего же ты тогда спрашиваешь?
— А спрашиваю потому, что мне очень обидно из-за этой истории с садом. И ему, я знаю, тоже обидно и жалко.
Гарри внимательно посмотрел на нее.
— Нет, такие вещи, не обдумав, не делают, — проговорил он. Шульце-младшему всегда все было очень ясно. Для него существовали только прямой и кривой пути. И ничего больше. Так его воспитали, и, должно быть, ему было очень трудно понять Альберта. — Что же, — сказал он наконец, — если Альберт раскаивается, он сам знает, что ему делать.
— Если бы ты хоть раз поговорил по-другому! — произнесла Родика, глубоко вздохнув. Она явно начинала терять надежду.
— Ты это о чем? Разве я что неправильно сказал?
— Да нет, говоришь, как учитель какой-то, а не как парень. Да и вообще!..
Гарри покраснел до ушей. Родика сейчас походила на кошку, готовую вцепиться в него когтями.
— Вот Альберту куда тяжелей приходится, чем тебе, Гарри. Да он и другой совсем. И ничего-то нет хорошего в том, что ты, как упрямый козел, ничего ни справа, ни слева не видишь.
— Это я-то козел?
— Ты.
— Ну, знаешь ли! — Гарри не на шутку разозлился. — Кто сад спилил: я или Альберт?
— Если так рассуждать, ты, конечно, прав. Да не об этом я говорю. Плохо он поступил, очень плохо! Но ведь он признал, что плохо. Мне это уж лучше известно, чем кому-либо. Но вот посадить новые деревья в саду, как того хочет Линднер, — этого Альберт никогда не сделает. Ему же стыдно. Это же унижение для него!
Голос Родики звучал очень ласково, она буквально умоляла о чем-то Гарри.
Некоторое время он чертил ногой по песку, а когда вновь поднял голову, то заметил, что у Родики вот-вот брызнут слезы из глаз.
— Ничего, как-нибудь обойдется, — попытался он сразу утешить ее.
— Ничего не обойдется! Боюсь я очень! — всхлипывая, проговорила она.
— Чего?
— Потом все станут думать, как и ты, что он плохой. А я его не оставлю, потому что он хороший!
Отчаяние, прозвучавшее в ее словах, пробудило в нем желание помочь. Честное слово, он готов был помочь ей!
— Но что делать-то? — спросил Гарри.
Родика подошла поближе и внимательно посмотрела ему в глаза. И сразу же на щеках ее появились маленькие веселые морщинки.
— Ты и вправду поможешь?
Гарри кивнул.
— А молчать ты умеешь? — Родика опять стала той девчонкой из Союза мстителей, которая умеет сразу оценить, с кем она имеет дело.
— Хорошо, буду молчать, — ответил Гарри. Но сказал он это без всякого удовольствия.
— Слушай… Нет, лучше ты отвернись, а то у меня ничего не получится… Ну вот. Знаешь, надо сделать так, чтобы все подумали, будто это Альберт посадил новые деревья в саду. А на самом деле мы сами их посадим. Ты, я и еще кого-нибудь возьмем. И сегодня же ночью…
Судя по выражению лица Гарри, он вовсе не был согласен с Родикой и, должно быть, сожалел о том, что обещал ей помочь.
— Ерунда какая! — сказал он наконец. — Это ему только на руку… В конце концов он еще вообразит, будто ему все позволено — всегда, мол, идиоты найдутся за него все исправлять.
В каком-то порыве Родика схватила его за руку и заглянула в глаза. С ресниц скатилась слезинка.
— Нет, Гарри, не подумает он так, нет, нет! Ему стыдно, понимаешь, стыдно!.. Ну, помоги же мне!
Гарри был сражен. Не выносил он, когда девчонки плачут! И потом: вдруг Родика права, и Альберту будет стыдно, когда он узнает, что за него кто-то другой все поправил в саду.
— Хорошо, — согласился он. — Но только потому, что я тебе обещал. В следующий раз ты мне говори сначала, чего тебе надо.
— Ты поможешь? По-настоящему?
— По-настоящему.
— Спасибо! — Родика потянулась, схватила его за руку и стала порывисто трясти ее.
Гарри сконфузился.
— Сегодня ночью, значит? — спросил он.
— Да, но тебе надо захватить кого-нибудь из синих и чтобы все — молчок… Только девчонок нельзя, Гарри! Они обязательно все провалят.
Гарри засмеялся.
— А ты-то разве не девчонка?
— Я совсем другое дело! — ответила она очень серьезно. — Это вообще нельзя сравнивать.
Гарри все еще смеялся.
— Или девчонки тоже пойдут, или никто не пойдет!
Некоторое время Родика колебалась.
— Ладно, — сказала она. — Но отвечать за них будешь ты.
Луна висела на небе ярко-желтая, как лимон. Время от времени на нее набегали рваные клочья облаков, и она просвечивала желтыми бликами, как будто кто-то разбросал леденцы. И все же ночь была темная. Мерцание звезд походило на подмигивание усталых глаз: сон смежал их все крепче и крепче…
Во главе отряда топал Шульце-младший, рядом с ним Родика. Гарри совсем нетрудно было набрать ребят для ночного похода. Напротив, с кем бы он ни заговаривал, все без колебаний сразу же соглашались принять участие в ночной вылазке. Это же было настоящее приключение, такое таинственное, интересное…
Было уже за полночь. Они немного запоздали со сборами. Ведь дома никто не должен был знать, куда они собираются и зачем, а на это потребовалось время. Родители иногда очень поздно ложатся спать.