Эдуард Веркин - Мертвец
Какая? — спросили туристы.
«Запорожец». Старый «запорожец». Так что в провалах нет совершенно ничего интересного... Кстати, что такое карст? Кто знает?
Я! — крикнула Катька. — Я знаю. Карст — это результат вымывания известковых пород водой. Это подземные пещеры, подземные реки, выходы на поверхность, колодцы...
Вот именно, спасибо, — остановил Катьку Озеров. — Так вот, провалы — это как раз всё, что перечислила наша Катерина. Это довольно опасное место даже для профессионалов, а без специального оборудования туда вообще нечего соваться. Тут кто-то спрашивал сегодня про провалы, так я хочу сказать, что к ним мы не пойдём. К тому же должен вам сказать, что совсем недавно возле одного из разломов было обнаружено капище...
Чего? — не расслышал Упырь.
Капище, — повторил я.
Поэтому туда ходить не следует. Наш музей сейчас подал заявку на открытие полевых исследований, так что в следующем году мы, возможно, сможем это всё разобрать. Конечно, нужна подготовка. Поэтому приглашаю всех в наш кружок.
А курганы? — спросил кто-то. — Скифские которые?
На курганы мы, безусловно, едем, — ответил Озеров. — Состав группы утверждён, это ребята из краеведческого кружка.
Я тоже, наверное, поеду, — шепнул мне Упырь. — У меня допуск есть.
Я промолчал.
Археологи, блин...
Ещё о провалах, — сказал Озеров. — Провалы стали объектом мифотворчества. Что про них только не выдумывают, я не буду вдаваться в подробности. Повторюсь, существует упорное заблуждение, что будто бы именно в одном из провалов и лежит метеорит. Это миф, не более. Человек, который, предположительно, знал, где упал метеорит, — я имею в виду, разумеется, Секацкого, — так вот, Секацкий ни разу не упоминает в своих записках о провалах...
Ловко гнёт, — прошептал я Упырю. — Секацкий ни разу не упоминает... Да он специально, может, не упоминает. Может, он как раз не хотел, чтобы в провалах искали. Я, конечно, в метеорит не верю, но мне лично кажется, что Секацкий не очень желал, чтобы этот метеорит нашли.
Почему?
Как почему? Если бы он нашёл метеорит, его бы немного попомнили, а потом забыли бы. А так его уже несколько поколений помнят, так он живее всех живых. Понятно? Не, Секацкий не дурак.
Так что провалы — это всего лишь провалы, — закончил Озеров. — И я всем, повторяю, всем категорически не рекомендую к провалам соваться. Понятно?
«Понятно» Озеров сказал в этакой бандюганской манере, разве что пальцы не загнул.
Понятно! — дружно ответил народ.
Вот и хорошо. Здесь мы устроим привал. Расставляйте палатки! Те, у кого нет своих палаток, могут получить в дрезине. Потом будем разжигать костры...
Народ кинулся устраиваться.
У нас своя палатка была. В смысле у Упыря. Какая-то непростая — шедевр финского палаткостроения, одним словом. Я хотел помочь, но Упырь сказал, что он сам разберётся. Во-первых, у него есть инструкция, во-вторых, ему интересно.
Тем лучше.
Я вернулся к линии. Встал на рельсу, повернулся спиной к западу. Загадал: если дойду до ста шагов — всё получится. Рельс был тёплый, кривой и узкий. Маслянистый ещё. Я шагал, покачивась, как балерина на проволоке. Некоторое время у меня получалось, но долго я, конечно, не удержался. Соскочил на пятьдесят седьмом шаге.
Всё равно всё получится. Я упрямо прошёл сто шагов. Потом ещё сто. Потом решил прогуляться ещё немного. Сходил, наверное, на полкилометра, захотелось побыть одному.
Побыл. Посидел на рельсе, птичек послушал, они душевно так пели. Чёрной смородиной подышал — вдоль линии над канавами растекались душистые заросли. Наломал молоденьких веточек, к чаю. Вернулся.
К Катьке. Надо было подойти, холст требовал последнего штриха.
Она разглядывала что-то по карте.
Я улыбнулся.
Что надобно? — спросила неприветливо. — Мозоль натёр? Пластырь нужен?
Не, не нужен. Вы на самом деле на провалы не собираетесь?
Не собираемся. Мы же не дураки. А тебе-то что?
Катька сощурилась.
Да нет, ничего, я-то во всю эту байду провальную не верю. Денис просто интересуется...
Я кивнул в сторону Упыря. На всякий. Вдруг она забыла, кто такой Денис.
Я знаю, он к нам подходил.
Про провалы спрашивал? — как бы невзначай осведомился я.
Катька не ответила.
Чего-то он как-то... — я покрутил пальцами в районе головы. — Ладно, проехали.
Что проехали?
Да ничего. Просто. Ты как думаешь, найдём метеорит?
Катька фыркнула.
Ладно, — сказал я. — Пойду. Может, в субботу в кино сходим?
Ыгу, — загадочно ответила Катька. — Вали отсюда.
Упырь ковырялся с бечёвками, стержнями и колышками. Палатку надо было поставить правильно. На самом краю. Специально.
Подальше от этой дуры, — объяснил я ему.
Упырь понимающе кивал. Только с палаткой у него
дело совсем не ладилось, заплёлся в шнурах. Ну, короче, дело не покатило, пришлось мне на помощь ему спешить.
Мы установили палатку рядом с сосной, затем Озеров опять всех созвал, и они рванули на Филькин ручей ловить раков.
А я нет, не хотелось мне, дежурил по лагерю.
Вернулись все уже ближе к сумеркам, раков не добыли, но довольные — о-го-го. Упырь тоже доволен.
Я развёл костёр, подвесил котелок с водой, накрошил в него смородиновых веток. Мы сидели и пили чай. Упырь был каким-то напряжённым, то и дело обжигался, а потом стал замачивать в кружке тульский пряник. А потом ещё умотал куда-то, к другим кострам, и неожиданно вернулся с гитарой.
Я раньше на гитару ходил, — сообщил он. — Ну, на классическую, конечно, но тот, кто освоил классическую гитару, тот после хоть на балалайке сыграет. Я много песен знаю...
Упырь подстроил гитару и принялся бренчать.
Это был всему миру известный рокерский репертуар, и про дурачка было, и про «всё идёт по плану», и про пачку сигарет, и про «милая моя, солнышко лесное» — всё, что надо. С костром всё что угодно покатит. Впрочем, и пел и играл Упырь хорошо, к нам даже подсели девчонки от соседних костров, штуки три. Слушали, смотрели на Упыря с восхищением. Девчонки всегда любят тех, кто на гитарах умеет.
Пел Упырь хорошо, но это уже ничего не решало.
Давай спать, Денис, — сказал я.
И в подтверждение зевнул громко, так, чтобы всему лесу стало понятно, что спать я хочу смертельно.
Девчонки стали ныть и уговаривать, тогда я сказал, что они могут делать всё, что им заблагорассудится, а я лично — спать. Я спать хочу.
Они ещё долго сидели. Упырь пел, девчонки хихикали. Долго. Я даже, кажется, уснул по-настоящему.
А потом случилось то, что должно было случиться.
Вообще-то я не верил. Не очень верил. Не до конца верил. Что всё получится так легко. Что всё вообще получится. А оно получилось. Упырь просунулся в палатку, долго сидел у входа.
Потом спросил:
Никит, ты спишь?
Я не ответил. Упырь повторил:
Никит, ты спишь?
Ну что?
А ты знаешь дорогу?
Куда? — Я сделал вид, что не понял. — Куда ещё?
Туда, на провалы?
Ну как... У нас все её знают. Только тяжело, конечно...Тяжёлый маршрут.
Захотелось пить. Сильно. Ночь, а жарко. Хотя и не ночь уже, светает. Часа четыре, наверное.
Пора.
Глава 24
Лосиный лев
Мы продвигались на север. У меня был компас, мы следовали за синей стрелкой, за остриём.
К провалам.
Можно было и без компаса: уже час как начался голубой с красноватыми пятнами мох — верный признак того, что скоро. Из провалов расползалась какая-то минеральная дрянь, и из-за неё мох приобретал такой цвет. Те, кто поднимался над нашими лесами на вертолёте, говорили, что провалы сверху похожи на озеро, на аккуратную сиреневую кляксу.
На самом деле я никогда не был возле самих провалов. У нас вообще мало кто к ним ходил, в основном только врут разное, вот как Вырвиглаз, к примеру. А бывать тут мало кто бывал — и далеко, и место гиблое.
Мы шагали на север, мох трещал и стрелялся, а Упырь болтал и никак не мог заткнуться.
...Но туда мы так и не попали в тот год. Мы давно вообще собирались съездить туда, и папа и мама. Доминиканская Республика — это вообще рай, я книгу про это читал. Там можно ничего не делать, только лежать под пальмой и лежать, и пляжи там такие — дикие. Можно кататься на гигантских черепахах, есть черепахи, которым по триста лет, и в глубине их панцирей живут маленькие крабы. Там делают кокосовое масло, а кокосовое молоко даже в умывальники наливают. Самое главное, взять побольше средств от комаров, там здоровенные комары и кусаются...
Иногда я оглядывался, так, на всякий случай. Озеров уже наверняка отправился за нами. Он понял, что мы удрали к провалам, просчитал всё и спешил за нами. Озеров быстро по лесу ходит, я думаю, он может даже бежать. Но у меня всё равно есть время. Часа четыре или три.
