Стеван Булайич - Ребята с Вербной реки
Боца вошёл в зал, где Рако круглыми широкими буквами писал слова лозунга: «Пуля знания разит вернее, чем настоящая пуля».
— Эх, — вздохнул Боца, беря ведёрко с клеем. — Попади в меня хоть одна такая пуля, вот бы было счастье. Так нет же! На меня все боеприпасы незнание израсходовало!
Раке сделалось смешно, но он чувствовал, что даже улыбаться нельзя, и от этого сдерживать смех было ещё труднее. Выручило его появление Мичи. Вождь привёл с собой стайку малышей, распределил между ними работу и строго предупредил:
— Смотрите! Надо так вымыть скамейки, чтобы муха и та на них поскользнулась. Можете это сделать, а?
Малыши смущённо переглядываются, теребят в руках щётки, тряпки и наивно отвечают:
— Можем.
За ними входит школьный хор и группа декламаторов во главе с Леной. Они исчезают за занавесом, скрывающим небольшую школьную сцену. Скоро оттуда раздаётся песня во славу знаний и труда.
В середине дня заглядывает заведующая Борка. Она оглядывает украшенный зал, хвалит техническую группу и останавливается рядом с Боцей.
— О Магич! И ты тут? — говорит она с удивлением.
Боца поднимает голову, и его глаза встречают строгий, но постепенно смягчающийся взгляд заведующей. Ему чудится в её глазах сожаление, сердце его сжимается. «Конечно, — думает он, — оставили на второй год». И голос у него пропадает.
Заведующая сообщает, что после обеда уроков не будет. Последний день учебного года. Что успели выучить, то и успели. Хорошие ученики ничего не теряют, а двоечники и подавно. Говоря это, она ещё раз взглянула на Боцу, и бедняга задрожал былинкой на ветру.
После обеда придёт репортёр из городской газеты, чтобы собрать материал для рубрики: «Они ищут своих родных». В газете давно введена эта рубрика, и спасибо тому, кто догадался это сделать! Далеко расходятся газеты, их читает и стар и млад, крестьяне и горожане. Не раз родители плакали от радости, узнав по фотографии или по описанию в статье своего потерянного ребёнка.
— Вы, дети, подумайте о своей прошлой жизни. Постарайтесь вспомнить… и мы попросим дядю репортёра, чтобы он всё записал, — напомнила заведующая. — А теперь пообедайте и отдохните! Наденьте праздничные костюмы, примите гостя прилично.
Ребята разошлись.
В этот день обед прошёл необычайно спокойно. По обеим сторонам длинного стола склонились над своими тарелками взлохмаченные головы, с одной стороны девчоночьи, с другой — мальчишечьи. Разговаривали мало. Каждый углубился в свои мысли…
Война продолжалась долго, много народа погибло. Дети остались без отцов и матерей. Разрушены многие семьи. Но нет покоя родительским сердцам до тех пор, пока они не узнают, куда девался их ребёнок. Родители ждут. Стараются разузнать всё, что можно.
Иногда счастье улыбается: кто-то узнаёт из газет о своём сыне, пропавшем десять — двенадцать лет тому назад, в страшную глухую ночь фашистского наступления. И счастливый отец суёт газету в карман, собирает чемодан и бежит, мчится, едет в поезде, плывёт на корабле, летит самолётом, только бы поскорее обнять своего малыша, который уже превратился в здорового парня. Встретятся — и нет конца объятиям, поцелуям, вопросам! Тысячи вопросов, тысячи ответов. Ну, как ты?.. Что делаешь?.. Как учишься?.. Где мама? А наш старый дом всё ещё стоит? Не разрушили его?
О такой встрече здесь мечтает каждый. Надеются. Надежда никогда не умирает в молодом сердце.
Вот почему с таким нетерпением ожидают они репортёра.
Они надели праздничную форму: девочки в синих юбках и белых кофточках, мальчики в полосатых морских тельняшках и коротких тёмных штанах. Собрались у края поляны перед Домом и то и дело вытягивают шеи. Высматривают дяденьку из газеты с фотоаппаратом через плечо. Здесь же, на поляне, он будет их фотографировать.
Охотник на Ягуаров забрался на шелковицу, приставил ладонь козырьком к глазам и наблюдает. Эх, жаль, нет подзорной трубы!.. Можно было бы увидеть репортёра, едва он выйдет из редакции.
— Вот он, идёт… Ой, какой толстый!
И правда, на тропинке показался крупный, полный человек. Припекает июньское солнце, наш репортёр снял пальто, взял его на руку, сдвинул шляпу на затылок, виден его розовый, потный лоб. Шагает широко и отдувается, как паровик.
С шелковицы слышен SOS Боцы:
— Эй, люди, помогите дяде-репортёру!
С десяток мальчишек помчались вниз по дороге. Хлопают в ладоши, хватают репортёра под руки и с шумом и хохотом тащат его на луг.
Репортёр остановился, отдышался, вытер потный лоб и наконец, улыбаясь, проговорил:
— Уф, ребята, до чего же жарко!
— Как в Африке! — кричит с шелковицы Боца.
— Ну, не совсем как в Африке! — смеётся репортёр.
— Что? А вы разве там были?
— Было дело… — машет рукой толстяк. — Вы что, не видите, как я похудел от африканской жары? — И он показывает рукой на свой толстый живот.
— Ещё бы не видим! — в тон репортёру отвечает Боца.
И над поляной разносится смех.
— Ребята, давайте посерьёзнее, — слышен голос заведующей.
Она выходит вперёд, пожимает руку репортёру и благодарит его за посещение.
— Дядя журналист пришёл по важному делу. Вы знаете это?
— Знаем! — хором отвечают ребята.
— Ну, раз знаете, тогда не будем терять время, — по-дружески говорит репортёр. Он сел на траву, вытащил блокнот в кожаной обложке, сунул карандаш за ухо и представился ребятам: — Меня зовут Вла́я. А вас?
Все шестьдесят почти одновременно называют свои имена. Ребята столпились вокруг репортёра, каждому хочется быть первым, и, если бы не заведующая, кто знает, что получилось бы из этой толчеи. Но она наводит порядок, вызывает:
— Срджа Ба́рач!
— Я здесь.
Срджа заметно взволнован, но сдержан. Он подходит к репортёру и тихо, спокойно рассказывает о своей жизни.
Молчание.
Всё, что говорит Срджа, может сказать каждый ребёнок из Дома, никому не приходится напоминать о соблюдении тишины.
Биография Срджи коротка. Он знает, что однажды зимой во время войны ему пришлось бежать из своего села, название которого он забыл. Мать, кажется, была больна, в лихорадке. Отца он не помнит. Тот давно ушёл в партизаны. Срдже было всего четыре года, когда он оказался среди беженцев где-то в горах. Вспоминается: совсем недалеко стреляли, а под буками, где прятались беженцы, было так холодно, так сыро… слышен был плач маленьких детей, и он тоже плакал. Он лежал рядом со своим старшим братом — имени его Срджа не помнит — на циновке, в снегу, покрывшись одеялом. А когда наутро он, полузамёрзший, проснулся, не было ни брата, ни матери, ни циновки под ним…
Бой затих. Чёрным волком молчали вокруг него горы…
А он был один, затерянный среди льда и снега. Тут и нашли его бойцы проходившей мимо бригады и взяли с собой. Большой, весёлый боец завернул его в свою шинель и двое суток нёс на руках. Срджа вспоминает — боец щекотал его усами, хотел развеселить. Только Срджа не смеялся, он даже улыбнуться не мог. Словно разучился…
Конец войны он встретил в партизанском госпитале, куда принёс его усатый партизан. Он долго целовал мальчика перед разлукой, а потом побежал догонять бригаду.
В конце войны Срдже не было ещё и шести лет. Его привезли в Дом сирот войны. Вот и всё…
Обычная короткая история жизни мальчишки, над родиной которого пронеслись страшные вихри войны.
Обычная короткая биография, так похожая на биографии тысяч его сверстников.
Это всё.
Но это много. Очень много!
…Солнце уже клонится к западу, а репортёр всё сидит и пишет. Рука онемела от усталости, но он продолжает работу. Разве он может прервать её, ведь и он потерял в этой войне младшего брата.
— Боца Марич!
Боца давно слез с дерева и присоединился к группке мальчишек, ожидающих своей очереди. Впервые в жизни Боца серьёзен. Впервые живое воображение не заставит его витать в облаках. Нет, он точно, совершенно точно расскажет всё, что он запомнил из своего детства…
— Давайте поторопимся, — говорит репортёр. — Снимки надо сделать, пока ещё светло.
— Вот… только ещё это запишите, — тихо просит Охотник на Ягуаров.
— Да уж давай запишу! — улыбается репортёр.
Он снимал их по-одному и группами. Снял и всех вместе, серьёзных, неподвижных. А под конец, установив камеру на автоспуск, толстяк репортёр устроился среди ребят, обнял своими огромными ручищами тех, кто сидел поближе, и сделал снимок себе на память.
Незаметно подобрались сумерки. Они наполнили темнотой перелески и погасили блеск ленты реки. Кусты ольхи и вербы накинули тёмные рубашки на понурые спины. Луг опустел. Тишина.
По каменистой дороге шагает репортёр Влая. Он накинул пальто — свежи июньские ночи. Тело ломит от долгого сидения, но он спешит в редакцию. Он знает: много-много надежд заключено на листках его блокнота в кожаной обложке. Много призывов…
