Ирина Шкаровская - Горнист первой базы
— Что ты! Я вообще ничего на свете не боюсь!
С тех пор мы вместе стали мечтать о лодке. Однажды Петя сообщил мне:
— Вчера на пристани заработал пятьдесят копеек.
И он показал мне трёхрублёвую бумажку.
— Видишь, обменял.
Никто в группе о нашей тайной мечте не знал. И это было очень интересно.
Между тем приближалось одно важное событие, к которому мы каждый год с большой радостью готовились — Восьмая Международная Детская неделя.
В один из дней после уроков пришёл к нам вожатый Коля.
Коля рассказал об отважном французском пионере Одене, которого на 9 лет заключили в детскую тюрьму за то, что он продавал коммунистическую газету; о пятилетних шанхайских ребятах, с утра до ночи работающих на спичечной фабрике. О том, что контрреволюционные китайские генералы расстреляли и замучили сотни пионеров.
Когда он закончил свой рассказ, в группе стояла тишина. Первым нарушил молчание председатель совета отряда Дима Логвиненко.
— Я предлагаю, — сказал он, — сделать ящик и повесить его на стене. Будем туда каждый день бросать по денежке. Кто сколько сможет. Это будет наш интернациональный фонд.
Через два дня на стене рядом с доской висел ящик. Справа плакат. Большими буквами было написано: «А ти внiс iнтернацiональну копiйку?» и нарисован пионер, который катит большую копейку. Тут же стихи, которые мы сочинили всем отрядом:
«Котися, дитяча копiйко, котися!
Нас, вiльних дiтей, мiльйон!
Котися, копiйко, в мiльйони зростися —
Для наших братiв за кордон».
С каждым днём ящик всё больше наполнялся.
Настал последний день Международной Детской недели. В этот день мы, пионеры, были хозяевами города. По улицам мчались грузовики, украшенные цветами и флажками. Мы выкрикивали коллективные лозунги, кричали: «Виват! Банзай! Вансуй!» — что означало «ура» на разных языках. И весело шагали с развевающимися алыми знамёнами, с плакатами, на которых было написано:
«Пионеры! Бейте буржуазию интернациональной копейкой!»
«Буржуазия Китая разгромила пионерскую организацию. Помогите пионерам Китая снова стать на ноги!»
«В детскую неделю пионеры СССР шлют пламенный привет детям рабочих и крестьян угнетённых национальностей и колониальных рабов».
Я и Петя несли транспарант, на котором было написано: «Да здравствует мир и счастье детей во всём мире!»
Гремели пионерские оркестры, рокотали барабаны, развевались знамена, взлетали в воздух разноцветные шарики.
К вечеру демонстрация закончилась, и мы сложили плакаты и лозунги, свернули знамёна, отнесли их в школу. Я уже собралась идти домой, как вдруг заметила, что Петя куда-то исчез. Заглянула в учительскую. Там его не было. Зашла в географический кабинет — и там его не нашла. Не было его ни в спортзале, ни в пионерской комнате. Может быть, он в нашей группе? Да, он был там. Один! Стоял спиной ко мне посредине комнаты, опустив голову. Я хотела крикнуть: «Петя, что ты здесь делаешь?» — но застыла с открытым ртом. Петя вытащил из кармана кошелёк, раскрыл его и вынул трехрублёвую бумажку. Потом медленно подошёл к ящику, постоял несколько секунд в раздумье и опустил в узкую щёлочку ящика три рубля. А я, сама не знаю почему, не позвала Петю, а тихо на цыпочках вышла из группы и бегом бросилась домой.
— Ну вот, — сказала я сама себе. — Ну вот и пропала наша лодка.
И мне захотелось плакать. Но совсем не из-за того, что погибла наша мечта и не будем мы теперь плавать по морям и океанам, а отчего-то другого, непонятного и хорошего…
Ребята-октябрята
На заседание совета отряда пришла учительница второй группы Елена Константиновна.
— Ребята! — сказала она. — Мы организовали три октябрятских звёздочки. Нам нужен вожатый. Выделите, пожалуйста, хорошего пионера…
Мы задумались.
— Желательно, чтобы он умел петь и играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, — продолжала Елена Константиновна. — И вообще, чтобы он был весёлым человеком.
— У нас есть такой, — нерешительно проговорил Дима. — Очень весёлый человек… На всех инструментах играет — на бутылке, свистульке, гребешке, в общем, на чём хотите…
Мы, члены совета, сразу поняли, кого имеет в виду наш председатель, и недоумевающе переглянулись.
— Кто же это? — спросила Елена Константиновна.
— Черепанов Владимир.
У Елены Константиновны сделалось испуганное лицо.
— Это Вовка, что ли? Тот, которого вы называете Черепком? Тот, который на руках ходит, учителям грубит и вообще самый недисциплинированный ученик?.. Да ты что, Дима, смеёшься?..
— Нет. Я вполне серьёзно. Я считаю, что, если мы дадим ему эту почётную нагрузку, он исправится.
— Что ж, возможно. Раз вы так считаете…
Елена Константиновна не ожидала, что дело примет такой оборот.
На другой день октябрята, не дождавшись, когда вожатый придёт к ним, сами прибежали в нашу группу после первого урока.
Вовка в это время ползал на четвереньках под партами. За ним с веником в руках гонялась дежурная по классу. Из-под парт доносился то собачий лай, то мяуканье. Октябрята с интересом наблюдали за этой сценой.
Наконец, Вовка, весь взъерошенный и растрёпанный, вылез.
— Это… Это ваш вожатый, ребята-октябрята, — отрекомендовала я и отошла в сторонку.
Ничуть не смутившись, Вовка поздоровался с каждым из октябрят за руку и сказал:
— Да, я ваш вожатый. Я вас буду воспитывать. И вы должны меня слушаться. Ясно? Иди сюда! — подозвал он мальчика Сашу. — Скажи, почему так гладко, а так нет? — И он провёл ладонью по его лицу от лба до подбородка и в обратном направлении.
Это была старая и не очень умная шутка, но Саша всё же вежливо улыбнулся и сказал:
— Не знаю.
— Тогда, может быть, дать вам, ребятушки, «солдатского хлеба»?
Это была ещё более старая и ещё более глупая шутка.
— Не надо! Не надо! — закричали октябрята и бросились наутёк.
— Это безобразие! — возмутилась я. — Разве мы для этого тебя назначили вожатым?
— Не вмешивайся, пожалуйста, — сказал Черепок. — Дети должны знать, что я не считаю себя вождём, я человек скромный, одним словом, «свой в доску», и вообще, это мой метод. Дальше всё пойдёт как по маслу.
И пошло как по маслу.
На другой день Черепок ушёл с последнего урока.
— Пойду организовывать младенцев, — сказал он старосте Вере.
Но не успел прозвенеть звонок с урока, как в класс к нам ворвались октябрята. И все вместе затараторили:
— Где наш вожатый?
— А мы его ждали-ждали целый урок.
— Он обещал нас на Владимирскую горку повести!
— Он сказал — будем на бутылках и на гребешках играть.
Мы не знали, как оправдаться. Когда на следующее утро Черепок явился в школу, его загорелое лицо красноречиво подтвердило наши подозрения.
— Я так и думал! — возмущённо вскричал Дима. — На Днепре был, на лодке катался?!
Ничего подобного! Я был с этими… с октябрятами… Так устал, так устал от этой ответственной нагрузки.
Чем ярче светило солнце и становилось теплее, тем Черепок стал чаще уходить на Днепр. Он пропускал уроки, хватал «неуды» и в ответ на упрёки учителей нахально оправдывался:
— Понимаете, у меня ответственная общественная нагрузка! Воспитание младшего поколения.
Мы возмущались Черепком, вызывали его на совет отряда, стыдили. И так мы были злы на него, что один случай, может быть не очень уж значительный, окончательно вывел нас из терпения. Черепок любил семечки. Он потихоньку щёлкал их на уроках, складывая шелуху в карман, на переменках, на улице, дома, — губы его постоянно были в движении. Как мы ни объясняли Вовке, что в стране объявлена культурная революция и щелкать семечки — это значит позорить пионерское звание — ничего не помогало. Вовка говорил, что это экономно и семечки заменяют ему обед, завтрак и ужин.
Как-то раз, на переменке, мы гуляли во дворе. По обыкновению, у Вовки карманы были набиты — в одном семечки, в другом — шелуха. Вовка прогуливался взад и вперёд, щелкая семечки и размышляя о том, под каким предлогом удрать с урока.
— Вова! — окликнула его октябрёнок Оля.
— Вова! — она стала перед ним, даже на цыпочки приподнялась, чтобы посмотреть ему в глаза, и тоненьким голоском пропищала:
— А разве пионеру можно есть семечки?
— Много будешь знать, скоро состаришься, катись отсюда, — рассердился Вовка.
Обиженная девочка убежала. Тогда Черепок сжалился, догнал её и насыпал полную горсть семечек.
— Видели, как она меня обожает? — спросил он нас.
— Да. Видели, — мрачно ответил Димка.
На этом педагогическая карьера Черепка закончилась. Мы освободили его от нагрузки вожатого октябрят и поставили ему на вид.