Аделаида Котовщикова - Дядя Икс
— А это Пашка-черепашка, — объяснил ему Кирилка. — Ее нельзя трогать. Нельзя! Понял?
Пат понял: еще раз тихонько фыркнув, он попятился.
Кирилка обнял песика за шею и прижал его к себе. Пат вырвался, весело тявкнул, потянул Кирилку за штаны и отбежал. И началась возня.
Дядя или дедушка?
Обычно Виталий Афанасьевич звонил Кирилке в десять-одиннадцать утра. А на этот раз позвонил гораздо позже: давно Гордеевна накормила Кирилку обедом и ушла вместе с Патом.
— Как поживаешь, Кирилл? — бодро спросил Виталий Афанасьевич. — Уже ходишь в школу?
— Хожу, хожу. Дядя Виталий Афанасьевич, а вы увидели через стены, какая за-ме-ча-тель-ная новость у нас случилась?
— Я же тебе сказал, что вижу через стены иногда. А что за новость?
— Нянька нашлась! — закричал Кирилка. — Сама нашлась! С Патом!
— Пат? — удивился Виталий Афанасьевич. — Вы что, с ней в шахматы играете и она в пат попадает?
— Почему в шахматы? Почему в шахматы? Собака! Маленькая! Расчудесная! Так ее зовут.
— Вот оно что! Новость и верно хорошая. Нравится тебе новая нянюшка?
— Конечно! У нее же есть Пат! Одна мамина подруга боится, что эта Гордеевна вдруг чего-нибудь уворует. Совсем ведь с улицы…
Последние Кирилкины слова потонули в громовом хохоте Виталия Афанасьевича. Потом в трубке раздалось:
— Что же она уворует? Твои штаны?
— Они ей не налезут. И мамины платья тоже не налезут. Да ведь это же мамина Аллочка подумала, а она и не видела Пата! Мы-то с мамой так не думаем.
— Правильно. Ничего она не уворует, — твердо сказал Виталий Афанасьевич. — Как ее зовут, ты сказал?
— Вообще-то… Елоконда, кажется…
— Как? Как? Анаконда? Так ведь это такая огромная змея.
— Нет, нет, не змея, иначе. Ели… я забыл. Но она позволила называть себя просто Гордеевной. А Пат умеет подавать лапу!
— А не сердитая она, твоя новая няня?
— Немножко сердитая, но это ничего, у нее же…
— Есть Пат, я уже знаю. Ну что ж, ладненько…
— Дядя Виталий Афанасьевич, а я ей про вас рассказывал.
— Почему ты меня стал называть дядей? А не просто по имени-отчеству?
— Так как-то… само получается… — Называя «дядей», Кирилка почему-то чувствовал себя ближе к невидимому другу. — А как надо — дедушкой?
Трубка фыркнула.
— Нравится «дядей», называй «дядей». Так рассказывал, значит, про меня? А она что?
— Ничего не сказала. Так оно и было.
Играя с Патом, Кирилка ему пообещал:
— Вот уж расскажу ученому путешественнику, какой ты умный!
— Какому это ученому путешественнику ты собираешься хвастаться нашим Патом? — поинтересовалась Гордеевна.
— А я с одним путешественником знаком! — горделиво сказал Кирилка. — По телефону. Он везде, везде поездил. Вот не знаю, длинная ли у него борода или не очень. Он уже старый-старый. И очень веселый.
Гордеевна стояла с кухонным ножом в руке и остолбенело смотрела на Кирилку.
— И он даже с тиграми сражался. Вот! Я его люблю, — добавил Кирилка.
Гордеевна молча повернулась, отошла к кухонному столу и, не сказав ни слова, принялась чистить картошку.
Думать-то надо…
Недели полторы подряд Кирилка ходил в школу. И, по правде сказать, сиденье на уроках уже не казалось ему таким счастьем. Особенно — на математике.
На уроке математики нельзя даже шепнуть Петьке о том, какой Пат умный: не захотел есть вторую косточку и спрятал ее про запас в Кирилкин старый ботинок. Да что шепнуть! Думать о Пате и то нельзя. Начнешь думать про песий ум и зазеваешься. И уже не понимаешь, как решать задачу.
Вообще-то учительница им часто говорит:
— Думайте, дети, думайте!
Но не про Пата же она велит думать, а совсем про другое. Медленно и четко Валентина Федоровна читает вслух задачу:
— «Мальчик нарисовал десять флажков. Семь флажков он раскрасил…»
Если бы в задаче спрашивалось, сколько флажков мальчику осталось раскрасить! Ясное дело: три флажка. Так нет же! «На сколько больше флажков он раскрасил, чем ему осталось раскрасить?» Вот как заковыристо поставлен вопрос!
Кирилка вздыхает, вытягивает шею и заглядывает через плечо сидящей впереди Наташи Роговой.
В Наташиной тетрадке уже написано:
10 — 7 = 3.Так ведь он так и подумал! Но Наташа сразу пишет на другой строчке:
7 — 3 = 4.Почему?! Кирилка в смятении. А Наташа уже выводит:
«Ответ: на 4 флажка больше».
— Кирилл, иди к доске! — раздается голос Валентины Федоровны. — Я вижу, ты не совсем разобрался. Будем рассуждать вместе.
На доске висят картонные планки с прорезью, вроде кассы для букв, только без отделений. В прорези торчат десять белых флажков.
Учительница берет со стола семь красных флажков и заменяет ими семь белых.
— Видишь, мальчик уже раскрасил часть флажков, — говорит она. — Сколько ему осталось раскрасить?
— Три, — отвечает Кирилка.
Валентина Федоровна раздвигает в стороны белые и красные флажки, так что между ними образуется промежуток.
— Каких флажков больше? На сколько больше? Понял!
Кирилка записывает решение на доске и, успокоенный, возвращается на свое место.
А тут и звонок. Вместе с Петькой они выскакивают в коридор. Болтай о чем хочешь!
Надоеды
Из школы домой Кирилка всегда бежал со всех ног. Гордеевна строго-настрого велела ему нигде не задерживаться: ей надо накормить его обедом и при себе хоть на часок выпустить погулять. Вместе с Патом погулять? А вот тут — знак вопроса.
Кирилка и не задерживался: во весь дух мчался домой. Зато Петька задерживался чуть ли не каждый день.
Петька взбегал по Кирилкиной лестнице, тыкал пальцем в звонок, прежде чем Кирилка успевал вытянуть из кармана ключ, и врывался в квартиру раньше самого Кирилки.
— Здрасте, здрасте, — говорил он Гордеевне, сбрасывал с ног сапоги так, что они летели в разные стороны, в одних носках бежал к Пату, спавшему в комнате на подстилке, гладил его двумя руками и целовал в нос.
— В нос целовать нельзя! — ревниво говорил Кирилка. — Изнежишь собаку.
— В пальто в комнаты не влезают, — ворчала Гордеевна.
Все эти замечания не производили на Петьку никакого впечатления. Он считал, что раз они с Кирилкой в одной звездочке, значит, ему все можно.
При виде того, как Пат, повизгивая, лижет красным язычком Петькину щеку, у Кирилки на душе точно мышь легонько скреблась. Но Пат, лизнув проворного Петьку, кидался к Кирилке, и мышь сразу убегала.
Мальчики мыли руки в кухне над раковиной и садились за стол.
Сначала Петька непременно отказывался сесть за стол:
— Да ну, не надо. Я ведь в школе обедал.
— А обед на обед не палка на палку, — говорила Гордеевна.
Поломавшись, Петька усаживался. Украдкой они с Кирилкой пинались под столом ногами, от этого обед становился еще вкуснее.
Кончив есть, оба дружно говорили «спасибо», перемаргивались, и начиналось то, для чего, собственно говоря, Петька так сильно задерживался.
— Тетечка Гордеевна, — говорил Петька умильным тоном, — можно мы…
— Нет! — как ножиком отрезала Гордеевна, сразу догадавшись, о чем будет клянчить Петька.
Трудно начать, а продолжать уже легче. Кирилка присоединялся к Петьке:
— Ну, Гордеевна! Ну, миленькая! — Он терся головой о локоть Гордеевны.
— Ты мне котенка не изображай! — ворчала Гордеевна, мимоходом, совсем невзначай, погладив Кирилкину голову. — Надоеды!
Петька подступал к Гордеевне и бил себя кулаком в выпяченную грудь.
— Головой отвечаю!
— А голова твоя глупая мне совсем ни к чему, — говорила Гордеевна. — Что я буду с ней делать? Кабы еще двор из наших окон был виден… А то ведь не видать двора.
— А мы на канале, возле самой решетки, — предлагал Кирилка. — А вы на нас глядите!
— Только мне и дела, что у окна торчать! Уж на улицу-то нипочем не пущу.
Петька толкал Кирилку кулаком в бок, и оба бухались на колени у самых ног Гордеевны и простирали к ней руки.
Это Петька выдумал такой цирковой трюк, Кирилке ни за что бы в голову не пришло.
Увидев их на коленях в первый раз, Гордеевна отпрянула:
— Да вы что? Совсем ополоумели?
В другой раз сказала:
— Вот возьму да отстегаю ремешком. Клоуны!
— Стегайте! — проникновенно воскликнул Петька. — Только разрешите!
Гордеевна поглядела на них с любопытством:
— Можно подумать, что жизнь ваша от этого зависит…
— Зависит, зависит! — завопил Петька.
— Зависит! Зависит! — вторил Кирилка.
Гордеевна вздохнула, пробормотала задумчиво:
— Ну что ты будешь делать! — и сняла с гвоздя поводок. — Но из двора ни ногой! А ежели чего неладно будет, больше я с вами незнакома. И ты, Кир, меня только и видел, так и знай!