Чезар Петреску - Фрам — полярный медведь
Мисс Эллиан щелкнула шелковой кисточкой, и кот превратился в Раджу, бенгальского тигра.
— Ну и потеха! — засмеялась девочка в бреду. — Такого я еще не запомню! Значит, господин Пуфулец все время был бенгальским тигром, Раджой, и ни разу в этом не признался? Притворялся котом…
Мисс Эллиан взяла Пуфулеца за загривок и перенесла на середину комнаты.
Началась муштра:
— Понял теперь, с кем имеешь дело? Со мной шутки плохи. Ты останешься котом Пуфулецом, пока я не отнесу тебя в цирк Струцкого, чтобы заменить Раджу!.. А до тех пор будешь слушаться Лилику и перестанешь ее царапать. И не смей больше мяукать, когда она дергает тебя за хвост. Уважающий себя бенгальский тигр не мяукает. Это ниже его достоинства. Гоп!
Она щелкнула бичом и исчезла. Исчез и Пуфулец…
Теперь посреди комнаты перелетали с трапеции на трапецию гимнасты в черном трико. Их трапеции были подвешены к потолку, рядом с люстрой. Гимнасты прыгают и почему-то бьют в ладоши. Странно! Один из них похож на дедушку. Это-таки дедушка. «Вот уж никогда не поверила бы, что дедушка гимнаст, — думает Лилика. — Бросил свою трость с костяным набалдашником, больше не жалуется на ревматизм и не кашляет, а летает с трапеции на трапецию в черном трико с вышитым на груди белым черепом».
— Молодец, дедушка! Браво! — бьет в ладоши девочка.
На минуту к ней возвращается сознание. Голова словно налита свинцом, лоб влажный от испарины. Одеяло давит ее.
Ей нестерпимо жарко. Она сбрасывает с себя одеяло, но мать снова укрывает ее.
Опять все путается, и девочка начинает плакать.
— Где Фрам? — спрашивает она.
— Фрама!
— Фрама!
— Фрама!
Она слышит, как кричат другие. Вокруг нее теперь вся публика, заполнявшая цирк на прощальном представлении. Все хлопают в ладоши, стучат ногами:
— Фрама!
— Фрама!
— Фрама!
Одна из надменных остроносых дам с пискливым голосом встала и обвела публику сердитым взглядом. Особенно грозно взглянула она на Лилику. Девочка съежилась и не посмела даже поднять глаз.
— Глупые вы! — сказала дама. — Вас надули. Вы заплатили деньги, а вас надули. Перестаньте вызывать Фрама. Все это — сплошное надувательство! Вам обещали показать дрессированного белого медведя. Самого большого, самого умного, самого ученого. Вам наврали! Фрам — просто глупый медведь. Самое обыкновенное глупое животное, даже глупее других! Перестаньте его вызывать. Разве вы не видели, что он ходит на четырех лапах, как собака?
Девочка мечется, зарывшись головой в подушку, плачет. Дама с острым носом и злым голосом говорит неправду. То, что она сказала, не может быть правдой. Но почему же Фрам не появляется?
— Фрама! — присоединяет она свой голос к другим.
— Фрама!
Она открывает глаза. Мягкая рука легла ей на лоб. Ей чудится, что это — легкая лапа Фрама, та лапа, которая ласкала детей с галерки и сажала их в ложи. Она чувствует ее легкое, нежное прикосновение.
— Спасибо, Фрам! — говорит девочка, открывая глаза. — Какой ты добрый, Фрам!
Но это не Фрам, а мама. Она склонилась над кроваткой, чтобы заглянуть Лилике в глаза, и это мамина рука, а не медвежья лапа легла ей на лоб. Мать хочет успокоить девочку, которая мечется в бреду.
Она обнимает ее, нежно целует и баюкает.
— Какая ты добрая, мамочка!
— Добрее Фрама? — лукаво улыбается мать.
— Фрам — совсем другое! — отвечает голубоглазая дочка. — Бедный Фрам! Где-то он теперь?
Мама довольна: речь Лилики стала более связной. Она отдает себе отчет в том, что говорит. Значит, кризис миновал.
— И где-то он теперь?!. — повторяет девочка.
Мама показывает рукой вдаль:
— Далеко, Лилика. В другой стране, в другом городе…
Через неделю Лилика выздоровела. А еще через несколько дней ей позволили выйти на улицу.
Как красиво кружатся снежинки, какое наслаждение вдыхать холодный воздух, который щиплет ноздри, как газированная вода!
Однажды на улице девочка остановилась перед наклеенной на стене старой афишей. Это была афиша цирка Струцкого. В самом центре ее был изображен Фрам, весело раскланивающийся, как в дни своей славы.
— Бедный Фрам!.. — услышала она ребячий голос.
Лилика быстро повернулась и очень обрадовалась, узнав курносого мальчугана, которого видела на прощальном представлении цирка. Петруш тоже узнал белокурую кудрявую девочку в белой шапочке.
— Ты меня помнишь? — спросил он.
— А как же! Ты был в цирке, когда это случилось с Фрамом. Бедный Фрам!
— Как это я тебя с тех пор не встречал?
— Я была больна. Такая скука лежать в кровати!
— Да, скучно, — посочувствовал Петруш, хотя сам он никогда в кровати не лежал и не мог знать, насколько это скучно.
— Хорошо еще, что дедушка приносил книжки с картинками. Одна была про белых медведей. Понимаешь?
Петруш сразу воодушевился:
— У него есть книжка про белых медведей? — выпалил он нетерпеливо.
— И не одна, а много… Почему ты спрашиваешь?
— Потому что давно уже хочу прочитать книжку про белых медведей… На Новый год мой папа подарил мне книжку о полярных экспедициях. А про белых медведей в книжных магазинах больше книжек нет. Все раскупили. А если бы и были, у нас все равно не хватило бы на них денег.
Девочка задумалась. Ей нравился этот курносый мальчишка с блестящими глазами, который так независимо держал себя в цирке с надменными остроносыми дамами, а теперь не обращает внимания на мороз, хотя мороз сегодня здорово кусается. Глаза у него веселые, такие же, как в цирке, когда они хором кричали: «Фрама! Фрама!» и так же, как тогда, он притоптывает ногами.
— Знаешь что? Я поговорю с дедушкой. Приходи к нам за книжками. Он даст тебе почитать сколько хочешь, — дружелюбно предложила она.
— Думаешь, можно?
— Конечно, можно! Я попрошу его… Дедушка любит детей, которые читают. Он был учителем, знаешь?
— И у него, говоришь, много книжек про зверей?
— Всякие! Честное слово… Есть и про наших зверей, и про тех, что живут в других странах… Про всех, которых мы видели в цирке.
Петруш даже зажмурился, приплясывая на снегу от нетерпения:
— Когда прийти?..
— Когда хочешь…
— Завтра можно?
— Завтра, так завтра… Знаешь, где мы живем?
— Нет.
— Давай я тебе покажу… У нас и собака есть! — сообщила девочка. — Не боишься?..
— Я собак не боюсь, не беспокойся: мы с ней подружимся…
Лилика посмотрела на Петруша с восхищением. Он показался ей больше и сильнее, чем был на самом деле. Он — не трус, как соседский Турел, который вопил и звал на помощь каждый раз, когда на него лаял Гривей. Случалось, что от страха этот трусишка даже ронял бублик, который пес тут же подхватывал. Ребята со всей улицы помирали со смеху, глядя, как Гривей улепетывает с бубликом.
Петруш почувствовал себя обязанным сообщить девочке о своем решении стать полярным исследователем.
— И ты поедешь туда, где белые медведи? — воодушевилась Лилика.
— Непременно поеду. Из-за Фрама… Думаю об этом с того самого вечера. Бедный Фрам! Где-то он теперь?
— Далеко! В другой стране, в другом городе… — слово в слово повторила девочка то, что ей сказала мать.
Фрам действительно находился далеко, в другой стране, в другом городе, в большом, чужом городе, куда приехал цирк Струцкого и где говорили на другом языке.
На другом языке написаны расклеенные по стенам громадные афиши. Желтые, красные, зеленые. Они возвещают о первом представлении, о гимнастах и о мисс Эллиан, укротительнице двенадцати бенгальских тигров.
Но о Фраме, белом медведе, в афишах ни слова.
Дети и там толпятся вокруг только что расположившегося на пустыре цирка. Из зверинца доносится рев львов и тигров.
Ребята эти говорят на другом языке. Но радостное возбуждение их такое же, как у ребят во всем мире. Они не находят себе места от нетерпения, ждут не дождутся вечера, когда начнется представление.
По улице, ведущей с вокзала, прошествовали индийские слоны с толстыми, как бревна, ногами и словно резиновыми хоботами, которые они то и дело поворачивали к тротуару, пугая прохожих. Во главе шествия выступал жираф с длинной, как телеграфный столб, шеей. Далее следовали клетки со львами и тиграми, лошади с блестящей, как лаковые туфли, шерстью, пони в новой желтой упряжи с бубенцами. Обезьяны в красных и зеленых, как у паяцев, панталонах строили рожи и клянчили с протянутой лапой — выпрашивали земляные орехи и фисташки.
Цирк вырос словно из-под земли.
Там, где только что было унылое, пустое поле, возникла громадная серая палатка с развевающимся на макушке флагом. Вокруг разместились конюшни и зверинец. Везде снуют, хлопочут рабочие. Один навешивает дверь, другой вбивает столб, третий ввинчивает наверху лампочку. Слышится рев хищников. Ветер доносит странные звериные запахи. Внутри музыканты пробуют инструменты.
