Ян Ларри - Записки школьницы
— В самом деле, — обрадовался Вовка, — пошли, что ли?
Весь вечер мы катались на катке, а когда я сказала, что сама не верю, что Вовка курит, мы совсем забыли про это происшествие. Мы бегали по катку, пока у меня не развязались ремешки на коньках. Чтобы привести их в порядок, я села на скамейку, а Вовка встал на колени и сказал:
— Давай затяну ремни!
Скамейка стояла в самом тёмном углу катка, и я сидела будто в чёрной нише из темноты. Мне почему-то вспомнилась картинка из одной книги. Только там был не каток, а весенний сад. Но всё остальное было очень похоже. На скамейке сидела красивая женщина с розой в руке. Но вместо розы я держала шерстяную перчатку. Перед женщиной стоял на коленях рыцарь с большим мечом и почему-то целовал этот меч. Вовка тоже стоял на коленях, но ничего не целовал. И я подумала, что не мешает ему всё-таки поцеловать мою руку. Пусть по-настоящему извинится. Как полагается! Как показывают в кино.
Я сказала:
— Мёрзнут руки! — и протянула правую руку к лицу Вовки.
Он посмотрел на меня. Я посмотрела на него. Мы молча смотрели друг на друга несколько минут. Мимо проносились, вызванивая на льду коньками, катающиеся. Сверху сыпался холодный пух снежинок. Репродукторы пели про вишнёвый сад, а мы смотрели друг на друга, не зная, почему молчим и не зная, что нам дальше делать. И вдруг Вовка наклонился. Я почувствовала, как тёплые губы коснулись моей руки.
Вот это здорово!
Ведь это тот же Вовка, который всем девочкам говорит: «Ну, ты, явление природы!» А я уже не явление, значит? Интересно! Интересно!
Я чуть не захохотала, но, прикусив зубами губу, протянула ему левую руку, чтобы посмотреть, что из этого получится. Вовка прикоснулся губами и к левой руке.
— Ну, порядок! — пробормотал он. — Извинился по всем правилам кино! Квиты? Да?
— Угу! — кивнула я. — А теперь пошли домой!
Дома я легла на кровать и так хохотала, что мама испугалась даже.
— Ты чего? — спросила она.
— Вовка поцеловал мне руку!
Мама рассердилась:
— Ох, шпингалет какой! Скажите, пожалуйста! Ну, погоди! Придёт, я поговорю с ним! Никак он и впрямь в зятья лезет.
Я вскочила, обняла маму, прижалась к ней крепко-крепко.
— Ничего не говори! — сказала я. — Это же я сама заставила его извиниться передо мною… Просто захотела проверить, уважает он меня или же я для него явление природы?
— Что это ещё за явление? — удивилась мама.
— Ну… это такие слова, когда мальчишки презирают нас!
* * * * * * * * *
26 июня 1960 года
Большая, длинная зима пролетела, словно один лень. И этот долгий день был так плотно наполнен работой, мыслями, переживаниями, что мне уже не хватало и времени вести записки.
Всю зиму мы дрались за поездку в Москву. Каждый за всех и все за каждого. Мы выходили на первое место, уступали его другим классам, а потом с новыми силами принимались догонять передовиков и снова поднимались на первые места.
Мы взлетали, как на качелях, то вверх, то вниз. И в этой увлекательной игре учились крепко держаться друг за друга, товарищески поддерживая отстающих, помогая им, как братьям и сёстрам. Общая для класса цель, общие интересы спаяли нас в одну большую, дружную семью. Мне кажется теперь, что всю зиму мы даже дышали одними вздохами и выдохами. Но как ни грустно признаться, а дыхание нашего класса оказалось слишком коротким. Первое место в соревновании заняли всё-таки первоклашки.
Досадно?
Конечно! И не потому нас огорчили результаты соревнования, что не летим в Москву, а лишь потому, что малыши оказались более организованными и проявили такую волю к победе, что им и завидуешь, и восхищаешься ими.
Кое-кто из ребят пытался говорить о том, что в первом классе «учиться не трудно». Но это бесчестная отговорка. Для малышей уроки были, конечно, не менее серьёзными, чем для нас.
Когда мы узнали, что они уходят на каникулы, имея по всем предметам сплошные пятёрки и только одну четвёрку на весь класс, мы ещё имели какие-то шансы выйти на первое место. Стоило для этого нажать на все педали, получить по всем предметам пятёрки, и Москва осталась бы за нами. Ведь в нашем распоряжении было ещё время, так как занятия в наших классах кончаются позже, чем у малышей. И нужно сказать, что нажимали мы добросовестно. Но когда стало ясно, что «сплошных пятёрок» не предвидится, в классе стали говорить:
— Не будем обижать малышей! Пусть летят! Пусть поверят с первого класса, что они самые дружные ребята и что все вместе могут добиться чего захотят!
Что ж, признаюсь: не легко быть справедливым и великодушным, когда приходится отказываться от личных удовольствий. И всё же, честно говоря, победа малышей принесла нам, кроме огорчений, и большие радости.
Мы, конечно, говорили друг другу, что должны оказать почёт «лауреатам науки» того ради, чтобы на всю жизнь запомнили они, как чудесно быть награждёнными за честное отношение к делу. Но получилось так, что мы и сами испытали столько, радости, сколько не дала бы, наверное, нам собственная победа.
О, мы устроили этим учёным устрицам настоящее триумфальное шествие. Да такое, что умер бы от зависти любой римский полководец-триумфатор.
Победителей провожала на аэродром вся школа.
Шествие открыли старшеклассники с развёрнутыми знамёнами. Барабанщики и горнисты старались так, что их слышали, наверное, все ленинградцы.
Малыши шагали, гордо вздёрнув носы, взволнованные, задыхающиеся от счастья. Девчушки, подпрыгивая на ходу, поправляли пышные банты на крошечных, трогательных косичках, бросая испуганные взгляды на мальчишек, которые явно осуждали такое легкомыслие. Некоторые из мальчишек грозно вращали глазами, а кое-кто из них пытался образумить легкомысленных особ почти настоящим басом:
— Чего там с бантиками? Эй, вы!
Потоки автомашин мчались навстречу. С грохотом и шипеньем проносились, высекая дугами голубые искры, трамваи, но первоклашки шли, не обращая внимания на машины, автобусы, троллейбусы, трамваи. Ведь победителям никто не имеет права мешать пройти по собственному городу триумфальным маршем.
Дружно шлёпая подмётками по асфальту (Раз-два! В ногу! Раз-два! Раз-два!), триумфаторы помахивали руками, как одной рукой, припечатывали ноги, как одну ногу. На лицах малышей светилось нескрываемое торжество: «Вот они — мы! Но это ещё что! Все вместе и не такое мы можем!»
Глядя на сияющие рожицы, я впервые поняла по-настоящему, что счастье других может быть и твоим собственным, личным счастьем.
Я вспомнила слова директора:
— То, что ты даёшь другим, — возвращается к тебе неизменно с самыми большими процентами!
Не знаю, много ли получила от меня Марго, но я чувствую себя бесконечно счастливой, оказав ей крошечную помощь. Марго уходит от нас, поступает в техникум связи, и я чувствую, как грустно будет для меня расстаться с ней, не встречать её теперь ежедневно. Уходит из школы и Нина. Всё-таки она решила работать в парикмахерской. Ну, что ж, в нашей стране на любой работе можно быть счастливым. Перебрался к отцу и Вовка Волнухин. Он тоже не станет учиться в нашей школе. Человек пять других ребят из класса перешли учиться в ремесленные училища и в техникумы. Но все мы ещё встретимся на больших наших дорогах. Может быть, в Ленинграде, а может быть, на стройках Сибири, Казахстана, Якутии, Чукотки, Индии, на заводах и фабриках, в конструкторских бюро или в залах филармоний, в театрах, на съездах и конференциях.
…За открытым окном — огни Ленинграда и звёзды родного неба. Как бы отражая беспокойные огни города, бледные звёзды включаются в живое мигание огней земли, и кажется, всю ночь и звёзды и ожерелья городских огней будут перекликаться, обмениваться световыми сигналами. И кажется, земля и звёзды плывут в межпланетном пространстве, сигнализируя друг другу:
— Вперёд! Не останавливаясь, не задерживаясь! — вспыхивает Земля световыми огнями.
И небо отвечает поспешно:
— Есть вперёд! Без остановки! Без задержки!
Как прекрасен в эти часы мой родной, любимый Ленинград!
Приглушённый шум вечерних улиц и проспектов входит в раскрытое окно. Я сижу и радостно смотрю в звёздное небо. Нет ему конца и края! Нашему небу! В его тёмных космических глубинах двигаются бесшумно по загадочным орбитам миры, которые мы увидим, на которых когда-нибудь побываем и, может, оттуда будем смотреть на свою планету, отыскивая в телескопы свои родные города.
Среди далёких миров движутся и посланцы нашего мира: спутники, искусственные планеты. И это не простые куски металла. По орбитам, вычисленным нашими учёными, совершает движение победоносный труд советских людей. Ведь это же работа наших отцов и старших братьев, матерей и сестёр. Это труд моей родной страны! И тех, кто добывал руду для планет и спутников. И тех, кто из руды выплавил металл. И тех, кто обрабатывал его. И тех, кто вычислял орбиты движений. И тех, кто вооружил искусственные планеты и спутники умными приборами. В космических пустынях движется и труд моей мамы и тысяч других поваров, готовивших завтраки, обеды и ужины для тех, кто строил и запускал в загадочное небо древнюю мечту человечества. И труд моего папы, строящего дома для металлургов, доменщиков, слесарей, инженеров, учёных химиков и физиков. И труд парикмахеров, дворников, артистов, вагоновожатых и многих-многих других, которые внесли в большое дело исследования космоса свой труд, очень нужный всем советским людям.
