Ян Ларри - Записки школьницы
10 января
Десять дней собиралась записать, но так и не записала ни слова о неприятном происшествии, которое произошло со мною и Вовкой во время встречи Нового года на квартире у Вали.
И, сказать откровенно, не стала бы писать об этом и сейчас, но… разве я не дала себе слово записывать не только то, что мне нравится, но и то, что не понравится, возможно, никому из девочек.
Вот как это случилось.
Валя пригласила к себе на ёлку десять мальчиков и девочек из нашего класса. Кроме нас, была на ёлке её двоюродная сестра. Ужасная ломака и воображала. Она так была надушена, что Вовка шепнул мне:
— Она кого изображает? Парикмахерскую, что ли?
И вот эта ломака — Зина — всё время морщила губы, смотрела на всех свысока, принимала киносветские позы и раз пять ввернула в разговор, что ей уже четырнадцать лет и детские игры её мало интересуют. Но мы не обращали на неё внимания. Мы весело пели, танцевали, потом стали играть и показывать фокусы. Но, какую бы мы игру ни затеяли, Зина пожимала плечами и говорила, что это «ужасно глупая игра».
— Ну, давайте играть в умные игры! — предложила я.
Зина вскочила, захлопала в ладоши:
— Есть чудесная игра! Я научу вас! Только надо достать пустую бутылку.
— А можно флакон из-под одеколона? — спросила Валя.
— Безразлично! Неси флакон!
Валя принесла флакончик, и мы пошли в кабинет Ивана Герасимовича. Тут Зина велела всем сесть на пол и образовать круг. А когда все уселись, сказала:
— Игра очень простая, но интересная! Вот смотрите! Берёте флакончик в руки и запускаете его так, чтобы он вертелся. Он вертится, потом останавливается, и тут начинается самое интересное. На кого покажет горлышко, тот должен встать и поцеловать играющего. Понятно?
Мы переглянулись. Ведь среди нас были и мальчишки. Неужели их тоже придётся целовать? Но Зина уже начала вертеть флакончик. Мы невольно попятились назад, отодвинулись от флакончика подальше. Ну вдруг горлышко покажет на кого-нибудь из нас? Я, например, не могла бы ни за что поцеловать эту кривляку.
Горлышко показало на Бомбу. Он покраснел и стал спорить. Он доказывал, что горлышко остановилось между ним и Вовкой, но мальчишки закричали:
— Давай, давай! Нечего! Целуйся!
Как Бомба ни крутился, его заставили встать, и ему пришлось поцеловать Зину в нос.
Она поморщилась и сказала:
— А теперь ты крути!
Бомба крутанул флакончик изо всей силы. Горлышко показало на Вовку. Под общий хохот Вовка встал, сморщил нос, словно нюхал запах мудрости, и ткнулся носом в голову Бомбы.
— Фу, какая гадость! — помотал головою Бомба и начал тереть поцелованное место рукавом.
Флакончик стал вертеть Вовка, и, представляете, горлышко показало на меня.
Мальчишки закричали:
— Ага, ага, целуйся!
— Ещё новости! — сказала я, чувствуя, как горят мои щёки.
— Что значит новости? — рассердилась Зина. — Игра есть игра. Ты нарушаешь правила.
— Но мне, — сказала я, — не нравится такая игра!
— Тогда не надо было садиться! Вовка! — закричала Зина. — Видишь, стесняется! Целуй её сам!
Вовка стоял, растерянно поглядывая на всех, но мальчишки и девочки смеялись и кричали:
— Поцелуй её!
— Чего она задаётся! Целуй сам!
Вовка шагнул ко мне. Я закричала:
— Не смей! Я маме скажу!
Но ему было очень стыдно, что над ним смеются, и он, хихикая по-дурацки, схватил меня и поцеловал в щёку.
— Дурак! — сказала я. — Как не стыдно!
Не прощаясь ни с кем, я бросилась в переднюю, чтобы поскорее одеться и уйти домой. Следом за мною примчалась Валя и зашипела:
— Бессовестная какая! Оба бессовестные! — и расплакалась.
Так испортила кривляка Зинка и хороший вечер, и мою хорошую дружбу с Валей и Вовкой.
Я с ними больше не разговариваю.
12 января
Какой нахал!
Он пришёл всё-таки! Не ко мне, а к дяде Васе, и я слышала, как он хохочет у него в комнате. И это мне показалось особенно обидным. После того, что произошло между нами, он, по-моему, не должен смеяться. А он как ни в чём не бывало хохочет. Вот какой бесчувственный.
Потом я услышала, как Вовка стал собираться домой. Мне захотелось посмотреть, что будет он делать, когда увидит меня. Я побежала в переднюю, где висит телефон, приложила трубку к уху и стала дожидаться. (Ведь он должен пройти мимо меня.) Номера, конечно, я не набрала, а стала кричать в трубку «алло», «алло».
И вдруг вышел Вовка. Увидев меня, он покраснел, а я сказала в трубку:
— Да, это очень интересно! Ну, и что же дальше?
Я делала вид, будто слушаю, а Вовка стоял и краснел, и краснел, а потом сказал:
— Здорово!
Я кивнула головою и сказала в трубку:
— Вечером? Где буду вечером? На катке! С кем? Одна, конечно. У меня теперь нет друзей! Почему? Ну, это длинная история. Потом расскажу! Когда-нибудь. До свиданья!
Я повесила трубку, посмотрела на Вовку самым строгим взглядом.
— Чего тебе? — спросила я.
— Здорово! — пробормотал он. — Я сказал «здорово!»
— Ну, и что?
— Ну-у… поздоровался! Просто поздоровался!
Мы замолчали. Я ждала; что скажет он ещё, но так как Вовка молчал, я подумала: «А может быть, он уже раскаивается понемножку?»
— Чего же ты не идёшь домой? — спросила я.
— Я иду!
— Идёшь, а сам стоишь!
— Подумаешь, большое дело! Возьму да и пойду!
— Чего же ты ждёшь?
— Ничего не жду!
Не знаю, чем бы кончился этот разговор, но в эту минуту в коридор вошла моя мама. Она посмотрела на меня, на Вовку и засмеялась:
— А, зять пришёл! Ну, заходи, заходи! — и открыла дверь в комнату.
Ну, и что ж, пусть заходит в гости к маме, а я с ним всё равно не стану разговаривать. Ведь если бы он был моим настоящим другом, разве поцеловал бы он меня при всех ребятах? Мог бы сказать, в конце концов, что такая игра ему не нравится.
Мама посадила Вовку за стол, стала угощать чаем, расспрашивать об успехах. И, представьте, он расселся как ни в чём не бывало и даже начал улыбаться. Ну, этого уж я не могла видеть спокойно. Я наклонилась к нему и шепнула:
— Всё расскажу сейчас маме!
Ой, как он покраснел!
— Ма-а-ама, — сказала я громко, — знаешь, что Вовка сделал?
Вовка захлебнулся горячим чаем, вытаращил глаза так смешно, что я чуть-чуть не захохотала.
— Что же он сделал? — спросила мама.
Я посмотрела на Вовку. Он крутился на стуле, как червяк на крючке, и что-то бормотал под нос.
— Он, — сказала я, — толкнул меня. Я чуть не упала.
Вовка вздохнул так, что просто не знаю, как не слетело всё со стола.
— Извиняюсь! Нечаянно! — пробормотал он, вытирая рукавом на лбу обильный пот.
— Ну, не поделили дороги! — засмеялась мама.
Вовка снова развеселился, и мне снова стало очень обидно, что он такой весёлый. Я подождала минуточку и сказала:
— Но это ещё ничего, что толкается. Я расскажу тебе ещё кое-что!
Вовка поперхнулся чаем, заелозил на стуле, не зная, куда девать руки и глаза.
Я просто наслаждалась, поглядывая, как он потихоньку поджаривается от стыда. Так ему и надо! Пусть, пусть помучается! Я тоже мучилась вчера.
— Сейчас ты всё узнаешь! — сказала я. — Вот только выпью стакан чаю и расскажу тебе всё, всё!
Потихоньку попивая чай, я смотрела на Вовку, а он потел и пыхтел, не смея поднять от стакана глаза. И так мучила бы я его ещё долго, но мама пошла на кухню, и он забормотал, краснея:
— Так я же не виноват… Это ж игра! Я, что ли, её придумал?
— Ты извиняешься? — спросила я.
— Да!
— Что «да»?
— Ну, извиняюсь! А если хочешь опозорить меня — говори! Только я совсем не виноват!
— Значит, извиняешься?
— Значит, извиняюсь!
Я не знала, что же мне делать, но тут вспомнила, как в заграничной кинокартине извинялся перед любимой женщиной один герой с маленькими усиками. Я протянула руку Вовке (герой с усиками, извиняясь, целовал руку женщине). Ну, я подумала, что Вовка тоже должен поцеловать мою руку, а он тряхнул её и заулыбался во весь рот:
— Ты не сердись, я же не нарочно!
Я сказала:
— Когда извиняются серьёзно, а не нарочно — всегда целуют руку!
Вовка покосился на дверь.
— Пожалуйста! Подумаешь, большое дело! — Он наклонился, чтобы поцеловать руку, но в это время вернулась мама, и Вовка, дико мотнув головою, ткнулся губами, вместо моей руки, в стакан с горячим чаем.
Мама села за стол.
— Ну, так в чём же провинился зять? — спросила она, наливая чай в любимую чашку.
— Он курит! — сказала я.
Вовка вспыхнул от негодования:
— Когда? Кто наврал?
Мама сказала:
— Шли бы вы лучше на каток, чем в комнате сидеть.
— В самом деле, — обрадовался Вовка, — пошли, что ли?
Весь вечер мы катались на катке, а когда я сказала, что сама не верю, что Вовка курит, мы совсем забыли про это происшествие. Мы бегали по катку, пока у меня не развязались ремешки на коньках. Чтобы привести их в порядок, я села на скамейку, а Вовка встал на колени и сказал:
