Люси Монтгомери - Энн из Зелёных Крыш
– Марилла! – Энн присела у колен Мариллы на подол её платья, взяла её морщинистое лицо в руки, и посмотрела серьезно и ласково в глаза Марилле. – Я совсем не изменилась – ни чуточки. Я только выросла и поумнела. Но моё настоящее я – здесь – осталось прежним. И не имеет значения, куда я поеду или как изменюсь внешне. В сердце я всегда буду вашей маленькой Энн, которая будет любить вас и Мэтью, и дорогие Зеленые крыши – всё сильнее с каждым днём.
Энн прижалась своей свежей молодой щечкой к Марилле и протянула руку, чтобы погладить по плечу Мэтью. Марилла многое бы отдала, чтобы уметь, как Энн, выразить свои чувства в словах; но природа и привычка решили иначе, и она могла только обнять крепко девушку и прижать ее нежно к сердцу, желая, чтобы она никогда не уезжала.
Мэтью, с подозрительной влагой в глазах, встал и вышел из дома. Там, под звездами голубой летней ночи он в волнении прошёл по двору к воротам и стал под тополями.
– Ну, я думаю, мы её не сильно избаловали, – пробормотал он с гордостью. – Я думаю, что даже когда я вмешивался в воспитание, это не принесло много вреда. Она умная и красивая, и умеющая любить, а это качество даже лучше, чем все остальные. Она была благословением для нас, и не было удачнее ошибки, чем та, что сделала миссис Спенсер. Я не верю, что это было случайностью. Это была рука Провидения, потому что Всевышний увидел, что нам нужно на самом деле.
Наконец, настал тот день, когда Энн должна была ехать в город. Они с Мэтью выехали из дома прекрасным сентябрьским утром, после слёзного прощание с Дианой и сухого делового – по крайней мере, со стороны Мариллы – с Мариллой. Но когда Энн уехала, Диана вытерла слезы и поехала на пикник в Уайт-Сэндс со своими двоюродными братьями из Кармоди, и там они прекрасно провели время. А Марилла погрузилась с головой в ненужную работу и занималась ею весь день, стараясь подавить в себе душевную боль– боль, которая обжигает и грызет и от которой нельзя избавиться с помощью слез. Но в ту ночь, когда Марилла пошла спать, с горьким и пронзительным сознанием того, что комната на крыше опустела без яркой молодой души и не согревается ничьим дыханием, она уткнулась лицом в подушку, и так горько плакала о своей девочке, что когда она успокоилась, она сама была потрясена этим. Как, должно быть, плохо так «огорчаться» из-за обычного грешного создания.
Энн и остальные ученики из Эйвонли приехали в город как раз вовремя, чтобы успеть в Академию. Этот первый день прошел довольно приятно в водовороте новых впечатлений, встреч всех новых студентов, знакомства с преподавателями и распределения по классам. Энн хотела начать обучения со второго курса – по рекомендации мисс Стейси; Гилберт Блайт решил поступить так же. Это означало получение лицензии учителя первой категории за один год вместо двух, если учёба была успешной; но это также означало, что придётся гораздо больше и тяжелее работать. Джейн, Руби, Джози, Чарли, и Mуди Сперджен, не обладающие такими амбициями, довольствовались лицензией второй категории. Энн почувствовала себя очень одинокой, когда оказалась в комнате с пятьюдесятью другими студентами, ни одного из которых она не знала, кроме высокого мальчика с каштановыми волосами, сидевшего напротив неё. Но это знакомство в силу некоторых обстоятельств не сильно ей поможет, подумала она пессимистично. Тем не менее, она, несомненно, была рада, что они были в одном классе с Гилбертом. Старое соперничество может продолжаться, и Энн вряд ли знала бы, что делать, если бы его не было.
– Я бы не чувствовала себя комфортно без него, – подумала она. – Гилберт выглядит ужасно решительным. Я полагаю, он сейчас думает, как выиграть медаль. Какой у него прекрасный подбородок! Я никогда не замечала этого раньше. Я хотела бы, чтобы Джейн и Руби тоже оказались в этом классе. Думаю, я не буду себя чувствовать, как кот на чужом чердаке, когда я с кем-нибудь познакомлюсь. Интересно, кто из этих девушек станет моей подругой? Надо попробовать представить. Конечно, я обещала Диане, что ни одна девушка из Королевской Академии, независимо от того, как сильно она мне понравится, не заменит мне Диану. Но она может стать мне обычной подругой, а не самой близкой… Мне нравится, как выглядит эта девушка с карими глазами в алом платье. Она яркая и румяная. Затем вот эта – бледная, которая смотрит в окно. У неё красивые волосы, и мечтательный вид. Я хотела бы познакомиться с ними – хорошо познакомиться, чтобы ходить в обнимку, и называть их уменьшительными именами. Но только сейчас я их не знаю, и они меня не знают, и, вероятно, не хотят особенно со мной знакомиться. О, мне так одиноко!
Еще сильнее Энн почувствовала своё одиночество, когда оказалась в своей спальне, вечером того же дня. Она не делила спальню с другими девушками, потому что они все имели родственников в городе, которые приютили их. Мисс Жозефина Барри также приглашала Энн к себе, но её дом был так далеко от академии, что этот вариант даже не рассматривался; поэтому мисс Барри подыскала ей пансион, уверив Мэтью и Мариллу, что это будет лучшее место для Энн.
– Женщина, которая содержит этот пансион – обедневшая леди, – объяснила мисс Барри, – ее муж был британским офицером, и она очень осторожна в выборе жильцов. Энн не встретится ни с какими сомнительными личностями, находясь под ее крышей. Питание хорошее, и дом находится недалеко от Академии, в тихом районе.
Все это могло быть правдой и так и оказалось, но это никак не могло помочь Энн справиться с ностальгией, охватившей её. Она мрачно посмотрела на свою узкую маленькую комнату, с унылыми обоями, и стенами без картин, маленькую железную кровать и пустой книжный шкаф. У неё возник комок в горле, когда она подумала о своей светлой комнате в Зеленых крышах, где у неё было приятное ощущение, что за стенкой на улице всё покрыто зеленью, стоит сладкий запах душистого горошка, растущего в саду, и лунный свет падает на сад и ручей ниже по склону, а еловые ветви покачиваются от ночного ветра. Над садом простирается широкое звездное небо, и свет из окна Дианы виднеется в просвет между деревьями. Здесь не было ничего подобного; Энн знала, что за пределами ее окна была мощёная улица, с сетью телефонных проводов, закрывающих небо, шум шагов и тысячи огней, освещающих чужие лица. Ей хотелось плакать, и она боролась с этим желанием.
– Я не буду плакать. Это глупо. Это проявление слабости. Вот уже третья слеза скатилась по моему носу. И покатятся ещё. Я должна подумать о чем-то смешном, чтобы остановить их, но нет ничего смешного, кроме того, что связано с Эйвонли! И от этого только хуже – четвёртая – пятая – я поеду домой в следующую пятницу, но, кажется, что через сто лет. Ох, Мэтью уже наверное дома. А Марилла встречает его у ворот, глядя на дорогу – шестая – седьмая – восьмая – ой, нет никакого смысла в подсчете моих слёз. Они идут потоком, сейчас я не могу развеселиться. – Я не хочу быть весёлой. Лучше уж быть несчастной!
Она бы, без сомнения, залилась слезами, если бы в тот момент не появилась Джози Пай. От радости, что увидела знакомое лицо, Энн забыла, что никогда не было особой любви между ней и Джози. Как напоминание о жизни в Эйвонли, даже Джози Пай было радостно видеть.
– Я рада, что ты пришла, – искренне сказала Энн.
– Ты плачешь, – заметила Джози, с раздражающей жалостью. – Я полагаю, ты скучаешь по дому. – Некоторые люди имеют так мало самоконтроля в этом отношении… Но у меня нет намерения тосковать по дому, это точно. Тут так весело по сравнению с убогим старым Эйвонли, что я удивляюсь, как я раньше там когда-то жила, ещё и так долго. Ты не должна плакать, Энн; от этого нос и глаза становятся красными, а потом, наверняка, все лицо покраснеет. Я прекрасно провела время в Академии сегодня. Наш преподаватель французского просто душка. Его усы восхитительны. У тебя есть что-нибудь съедобное, Энн? Я буквально умираю от голода. Ах, я думаю, Марилла дала тебе пироги с собой. Вот почему я зашла к тебе. Иначе я бы пошла в парк с Френком Стокли, чтобы послушать музыку. Он живёт там же, где и я, и он классный. Он заметил, тебя на занятиях сегодня, и спросил меня, кто эта рыжая девушка. Я сказала ему, что ты была сиротой, что Касберты взяли тебя к себе, и никто не знает, кем ты была до этого.
Энн уже подумала, что возможно, одиночество и слезы были лучше, чем общение с Джози Пай, когда появились Джейн и Руби, каждая гордо приколола себе на пальто ленты с цветами Академии – фиолетовым и алым. Из-за того, что Джози не «разговаривала» с Джейн, ей пришлось замолчать, и она стала почти безвредной.
– Ну, – сказала Джейн со вздохом, – я чувствую, как будто я прожила много лет с утра. Я должна быть дома сейчас и изучать Вергилия. Что ужасно – старый профессор задал нам выучить двадцать строк на завтра. Но я просто не могу сесть за учёбу сегодня. Энн, мне кажется, я вижу следы слез. Если ты плакала, можешь мне сказать. Это восстановит моё самоуважение, потому что я проливала слезы, пока не пришла Руби. Я не против казаться простушкой, но только если кто-то еще такой же, как я… Пирог? Дашь мне кусочек? Спасибо. У него настоящий вкус Эйвонли.
