Екатерина Мурашова - Гвардия тревоги
— Но ты же потом сделал его, — пробормотал Тимка, глядя в пол. Ему было неловко, потому что Вадим слишком взрослый и вообще… Взрослые никогда так с ним не разговаривали. — И еще как сделал!
— Я знал, за что дерусь. И ты мне помог понять и не сдаться. А теперь я помогу тебе. Условие помнишь. Договорились?
Мальчик кивнул и украдкой вытер углы глаз косточкой указательного пальца.
— Вот и ладно, — Вадим протянул руку, и Тимка крепко вцепился в нее.
Солнце закатывалось. Огромная гостиница «Прибалтийская» казалась оставленной людьми. По пустынному неухоженному берегу гулял старик с лохматым эрдельтерьером и молодая мать с младенцем. Она катила коляску и читала в тетради. Когда Дима с Машей проходили мимо, мальчик заглянул в тетрадь.
— Вроде бы высшая математика, — сказал он. — Раздел «Функции».
Маша взглянула удивленно. Она не понимала, как он не устает все время думать о таких сложных вещах, как математические задачи или соблюдение традиций.
Он не понимал, как она может жить в состоянии неопределенности и не умирать от изнеможения.
Людям вообще трудно понять друг друга.
— Ты уезжаешь, — сказала Маша.
— Да, — сказал Дима. — Ты приедешь ко мне в гости? В Америку? Я там не был, но думаю, что это интересная страна. Там есть на что посмотреть.
— Наверное, да, — на Машиных губах возник след улыбки. — Только сначала я съезжу с Тимофеем на Байкал, а потом — к тебе в Америку. Я ему первому обещала. Это ничего?
— Ничего, конечно, — засмеялся Дима. Ему вдруг отчего-то сделалось легче дышать и идти. Как будто снял тяжелый рюкзак. — По расстоянию от Петербурга это почти одно и то же выходит.
— Да, пожалуй, так, — согласилась Маша.
— Я почти договорился продать Бертовы игры. Немцам, — сказал Дима. — Теперь непонятно, как с деньгами и документами. Я же несовершеннолетний. Папа не хочет даже слышать про… про все это. Но я что-нибудь придумаю, решу проблему и пришлю деньги или открою счет на тебя… то есть лучше на Асю, потому что она взрослая.
— Ася не возьмет деньги Берта, — тут же возразила Маша.
— Возьмет. И отдаст тебе, вашим, другим. Деньги всегда могут пригодиться. Берт наверняка хотел бы именно этого…
Маша взяла Диму за руку и сильно стиснула его ладонь. Дима молча терпел.
— Скоро весна… — наконец сказала она.
Он взглянул на нее. Во всем ее облике была золотая, синяя, весенняя дрожь ожидания.
Они вместе смотрели на залив. Заходящее солнце щедро окрасило лед. Малиновое море лежало в берегах, как в вафлях.
— Да, — сказал он и сам сжал ее холодные пальцы.
Огромные самолеты то и дело с ревом пробегали по взлетной полосе и уходили в лиловую тучу, нависшую над Пулковскими высотами.
— Так и не могу понять, каким образом летает вся эта куча тяжелого железа? — провожая их глазами, пробормотала Александра Сергеевна. — Не должна ведь ни в коем разе…
Дима и Михаил Дмитриевич молчали.
Все слова были уже сказаны.
— Пассажиров, вылетающих рейсом номер 149, Санкт-Петербург — Франкфурт, просят пройти ко второй стойке регистрации…
— Ну что же, до свидания, мама, — сказал Михаил Дмитриевич и обнял Александру Сергеевну. — Пожелай нам счастливого пути. Надеюсь, со временем ты преодолеешь свои предубеждения и приедешь к нам. Хотя бы в гости…
— Всего доброго, бабушка. Не болей. — Дима поклонился и щелкнул каблуками. — Передавай привет Фаине и Вольфгангу.
— Нагнись, Дима! — сказала Александра Сергеевна.
Дима послушно нагнулся. Бабушка надела ему на шею старинный фамильный медальон и перекрестила внука. Михаил Дмитриевич отвернулся и смотрел на табло прибытия самолетов. Он не понимал, почему эта до тошноты киношная сцена не могла состояться дома. Что за страсть работать на публику? Дима вздохнул и сказал: «Спасибо». Он уже знал, что традиции позволяют держаться в рамках даже в весьма затруднительных случаях.
Отец и сын прошли регистрацию и стояли перед стойкой досмотра багажа.
Дима обернулся в последний раз. Александра Сергеевна стояла как-то отдельно от негустой толпы провожающих. Вокруг нее было пустое место, которое вдруг, на глазах у Димы, стало заполняться возникающими непонятно откуда людьми. Дима вздрогнул и смотрел во все глаза. Сначала он не понимал, кто они такие. Бородатый мужчина с рюкзаком, дружинник в шлеме и плетеной кольчуге, молодой человек с простодушным лицом в форме кавалергарда, сельский врач в запыленном сюртуке с чемоданчиком в руках, женщина в кринолине с собачонкой, похожей на Фаину, загорелый военный в генеральском мундире, господин в пенсне, с умными усталыми глазами, девушка-бестужевка…
Дима закрыл лицо руками и нажал пальцами на глаза. Снова взглянул.
Они не смотрели на него и ни к чему не призывали. Они просто стояли все вместе. И ждали его решения.
«Дмитриевские не служат режиму. Дмитриевские служат России!»
Полина сжигает свои мозги, спасая малыша Эмиля. А Димины мозги, почти такие же сильные, как были у Берта, благополучно улетают за океан… «Может быть, это будет так. А может быть, как-нибудь иначе. Никогда ведь не знаешь…» — Кирилл Савенко. Золотое и синее — Маша Новицкая.
Чемоданы и сумка уплыли куда-то на темно-серой извивающейся ленте. Дима тронул отца за рукав. Михаил Дмитриевич обернулся.
— В чем дело, Дима?
— Папа, прости, — сказал Дима. — Но дело в том, что я не полечу в Калифорнию. Я решил остаться. А ты — лети, конечно, и пусть у тебя там все будет хорошо. И за бабушку не волнуйся. Я о ней позабочусь.
Мальчик перекинул через плечо оставшуюся в ручной клади сумку и, все набирая темп, побежал назад, к выходу из зала отправления.
— Дима! Немедленно вернись!!! — крикнул ему вслед Михаил Дмитриевич, но Дима его уже не услышал. Ему было так легко и весело, как будто бы он решил самую трудную задачу или внезапно научился летать.
— Дима?!! Что?!! — ахнула Александра Сергеевна.
— Бабушка, я остаюсь с тобой. Буду жить здесь. Вечером увидимся и поговорим. А сейчас — прости, тороплюсь…
— Но куда?!
— Ты не поверишь — служить! — усмехнулся Дима и, как в воду, кинулся в вертушку выхода.
Дверь в квартиру Николая Павловича и Полины открыли не сразу. Хотя глазка на двери не было, у Димы возникло ощущение, что его рассматривают. Потом дверь все-таки открылась. На пороге стояла Полина. Смотрела вежливо и равнодушно.
— Здравствуйте, Полина, — вежливо сказал Дима. — Дома ли Николай Павлович?
— Нет, папы дома нет.
— Могу ли я войти?
— Не знаю, — Полина покачала головой. — Наверное, можешь.
Дима вошел в комнату и первое, что увидел, — золотистый ноутбук Берта. За ним сидела Тая Коровина и весело щелкала толстыми пальцами по клавишам.
Услышав новый голос, девочка обернулась.
— А, Дима! — радостно улыбнулась она. — Ты попрощаться зашел? Молодец… А у меня, знаешь, — все получилось!
— Что получилось? — тихо, одними губами, спросил Дима.
Мог бы и не спрашивать. На груди у Таи красиво поблескивал черно-красный ромбик. Мог бы…
— Ну, эта штука, которая после Роберта осталась. Представляешь, оказалось, что тут нужны не только математические способности, но и еще какие-то… чувствовательные, что ли… не знаю, как сказать… В общем, у меня и тех и других хватило, хотя про меня никто и не думал… Все, и даже Роберт, думали — про тебя. А ты — улетаешь… И видишь, как хорошо получилось!
— Отлично получилось, Тая, — кивнул Дима. — Я очень рад за тебя. И за всех остальных, что все так здорово образовалось. И всего вам самого доброго, — он повернулся, чтобы уйти.
— Счастливого пути, Дима! — Тая помахала пухлой ладошкой. — Спасибо за все!
— Удачи!.. До свидания!.. Напиши письмо, как устроишься! — еще кто-то.
Главное — это не споткнуться, не разреветься, не упасть, не выразить лицом что-нибудь недопустимое…
— Эй, Дмитриевский! — крикнул из угла Тимка, которого Дима прежде не заметил. — А ты чего это с сумкой? И вообще… — Тимка встал и мягким, кошачьим движением скользнул к двери, перекрывая выход. — Дмитриевский, только не ври! Скажи: где сейчас твой самолет? Тот, который в Америку…
— В воздухе, — помедлив, ответил Дима.
В комнате заговорили все разом. Кто-то еще пришел из коридора и из кухни. Вдруг оказалось, что в квартире много народа — едва ли не весь 8 «А». Дима почти не различал лиц. Хотелось пойти куда-нибудь и лечь лицом к стене.
Он пытался пройти, его не пускали. Он готов был драться, первый раз в жизни.
— Ша! Отойдите все! — крикнул Тимка и встряхнул Диму за плечи. — Я лучше понимаю. Слушай сюда, Дмитриевский. Я был, как и ты, отдельно. Только мы с тобой — с разных концов… Тайке одной не справиться. Чувств у нее сколько угодно, но вот мозгов… Побольше, конечно, чем у Полины, но… и она все-таки девчонка…
