Сергей Гусаков - Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)
: Парню у меня восемь лет, и объяснять он, слава Богу, умеет.
... Сталкер же просто сказал: хорошая была музыка.
Только чтоб такое от Сталкера услышать — это всё равно, что нормальному человеку два месяца подряд без перерыва на сон и отдых расхваливать, охать и ахать.
А потом — когда мы с ним как-то без свидетелей по этому делу специально схлестнулись — он вообще “разоткровенничался”: это, мол, даже не музыка, говорит, была — а что-то такое, чему и слов в языке нашем нету...
— Ну, конечно, после такой речи, одумавшись, он-таки “взял своё”: полгода подряд, не меньше, всё на свете, что звук издавать может, хаял — чтоб ‘тон компенсировать’, значит. Вот примерно такими же словами, как меня сейчас — вспомнил, значит.
: Мон шер.
... А начали мы слушать его — и сразу все в восьмиром отрубились: начисто, даже контрольный слепоглухонемой кролик ушами хлопнуть не успел в знак внимания — что, мол, слышит-чует нечто своё, нам не ведомое... Хотя и — между прочим — почти все трезвые были. Абсолютно.
А как пришли в себя, смотрим — кассета доиграла, аппарат выключенный стоит,— и полгрота, весь его дальний конец, под обвалом.
: Тонн на тысячу, не меньше, “чемодан” рухнул — и раскололся на мелкие части... А мы ничего не помним. Никто ничего не видел, не слышал, не заметил...
— Закутали “виновника торжества” в одеяла, в спальники,— и на выход.
Вынесли его на поверхность аккуратно — на руках выносили, ни стеночки, ни единого камушка не задели,— с этим-то в Силикатах коридорных много проще, чем в Ильях,— да мы бы и в Ильях его так вынести смогли: даром, что-ли, столько лет лазили?..
..: Привожу домой, включаю — не работает.
: Ничего не попишешь — вначале внимательно осматриваю снаружи, на предмет повреждений корпуса ,— не обнаружа ни царапинки, открываю заднюю крышку и лезу внутрь: разбираться и ущерб прикидывать. Ибо если “вылетела” какая-нибудь подло-уникальная микруха — считай, не было у меня никакого “шарпа”. А был лишь расход финансов в размере пары зарплат: не пищеровских, моих. В пищеровских это в несколько раз больше.
— Ну да ладно. Открываю крышку, лезу внутрь — и вижу: в плате дыра рваная, как от удара, размером в кулак.
И корпус совершенно цел.
: Вот тебе и “мёртвая пещера”...
: Вот тебе и просто музыка.
— А люди...
— Нет, такие люди, как Сталкер, абсолютно невыносимы. Он ведь теперь до самой Липоты не успокоится. “Да”.
— И потому я хватаю транс, кайло — которым в этих шкурниках приходится орудовать вместо фонарика, по крайней мере пробивает оно породу дальше, чем луч света,— и устремляюсь вперёд: по старому пути. Как по пути назад.
..: Раз дельно,—
— оставляя за спиной картину аллегорическую следующую: “Майн Кампф Сталкер, напрасно сотрясающий пещерный воздух перед озабоченным Пищером”. ( Чем озабоченным, в названии картины уточнять не будем, потому как у Пищера всегда забот хватает. Особенно — с другом/вражиной Сталкером. )
..: Потому что я уже весь там — в том нашем 78-м году, и это для меня оказывается настолько важно и сильно, что все его сегодняшние слова и все наши сейчашные звуки не могут, оказывается, сравниться и с сотой — с тысячной! — долей тех слов, снов и желаний, что были тогда ——
— и сделали тогда меня собой.
: “Когда мы были молодыми”... Смешные слова.
— “И чушь прекрасную несли...”
: Глупая песня. Наивная — до жлобства.
: Разве можно так не любить себя — себя в своём прошлом?.. Или это просто попытка “закосить”, “отмазаться” от какой-то совершённой подлости, гадости?..
: Мне “отмазываться” не от чего. Мне бы — наоборот, вспомнить...
— “Просто нечего нам больше терять”..:
— “Эта ночь легла, как тот перевал...”
: Господи! Я и не знал, что настолько весь там — во вчерашнем. Весь в этих камнях, в тех словах,— в том времени...
: Оказывается.
И даже каждый удар по камню пытаюсь воспроизвести, как тогда:
— Вспоминаю. Пытаюсь вспомнить...
: Вот гротик, где мы с Питом рвали первый заряд.
— Боже, через какие узкие щели мы тогда продирались!.. Как мало нам было нужно, чтоб...
..: Что???
И происходит нечто — спустя столько лет! — словно необходимое завершение чего-то, начатого тогда:
: Доделать вот этот проход.
: Убрать из шкурника камни.
— Связать Время.
Как я мог его рвать — забывая?!
: Небольшое усилие — совсем небольшое сейчас, но на которое тогда, видимо, просто не хватило сил — и последняя глыба уходит в сторону,
открывая проход
по которому я выхожу
в тот большой зал
где был Понч-Пруевич
и в воздухе плавал дым
а глаза страшно ело
и жгло изнутри лёгкие
а вот на этих камнях
лежал Кан.
Сейчас уже нет на них жёлто-зелёного налёта, что покрывал тогда всё. И в воздухе нет той страшной угарной дымки —
— И я чуть не до слёз...
: до слёз.
... и рядом снова стоит Пит.
Мы даже не подходим друг к другу —
— Мы уже стоим рядом:
: ВСЕ ЭТИ ГОДЫ.
Я кладу ему руку на плечо, и в этот момент из прохода показывается лохматая голова Сталкера. С секунду он смотрит на нас, на этот зал, на камни — затем вытягивает за собой транс и лезет в него.
— Сейчас,— бормочет он,— сейчас... Он тут всё время булькал.
— И достаёт флягу.
— Вот,— говорит он,— вы и пришли.
И чуть отворачивается в сторону.
ГОЛОС ЧЕТВЁРТЫЙ — КРАЙ ВЕЧНОСТИ:
: Мы со Сталкером не уходим — буквально летим к себе.
— Быстрее,
— Быстрее,
— Быстрее!
: Так хочется всё начать — и всё сделать... Сразу.
Мы немножко пьяны и всё вокруг кажется таким лёгким, прозрачно-радостным...
: Какое счастливое лицо было у Пищера — когда мы соединили всё между собой, подключили к аккумуляторам, включили — и всё заработало!
... и Сашка. Разве я мог знать, что он — на самом деле? Все эти годы. Всё было в нём — как, оказывается, и во мне, и в Сталкере...
— Пищер вспоминал о Вете; рассказывал, как Вет долго искал ЖБК — по-тогдашнему ещё “Второй Ярус”,— один копал Штопорную — расчищал её от забивших камней, чтоб можно было пролезть, потому что из щелей меж этих камней страшно дуло, Вет это случайно обнаружил — когда расположился как-то на отдых спиной к этой щели,—
— сидел, отдыхал, а Пищер сидел напротив него и курил; дым относило за Пищера и Вет запомнил это, потому что по сквознякам Аркаша и Мрак перед тем “вычислили” НКЗ,— но он очень боялся ошибиться — боялся, что все над ним будут смеяться — и потому приходил сюда один: копал, вися “в распоре” без всякой страховки головой вниз, спускаясь за каждым новым камнем и вынимая, вытягивая его затем, держа в руках — локтями же упираясь в стены трещины — оттого-то для него Штопорная не представляла проблемы, и он даже предположить не мог, что кто-то может её не пройти,— испугаться лезть, или застрять,— потому что он прошёл её, вися вниз головой и постоянно дёргаясь вверх/вниз, отжимаясь на локтях и коленях, держа в руках камни, а в зубах — котелок с нагребённой в него руками землёй,— так прошёл он её тысячу, наверно, раз, с каждым разом погружаясь на несколько сантиметров глубже — и вот высунулся в Палеозал: увидел, что там впереди — почувствовал, какие объёмы, какие залы и ходы открылись — испугался, дал привычный уже “задний ход” — вверх ногами по этой щели, но ведь это был Вет,— и с криком «мама!» прибежал к Пищеру, который с Ольгой и Дизелем в этот момент укладывались спать...
— Мамонт уже полчаса храпел из своего спальника; спал Коровин; Ольга постелила спальник Пищера и залезла внутрь — но Вет как-то всё-таки уговорил его — «такие сумасшедшие у него были глаза»,— сказал Пищер,— и они пошли к той щели,— «дураки»,— напутствовал их Дизель,— «но дуракам везёт»,— сказал Пищер,— они пришли к Мясокрутке и Пищер первым полез внутрь, потому что Вет ему сказал: «глянь, что там» — и первым вылез в Палеозал и ступил в ЖБК, а Вет уж потом за ним спустился, и всё причитал: «ах, мамочки, что я наделал — сюда же теперь все повалят!» — и они всю ночь ходили, будто во сне, по этим немыслимым — после Старой системы Ильей — штрекам, в полном обалдении от всего, что увидели, и от того, что были в такой огромной Системе одни, совсем одни — первыми после тех, кто когда-то разрабатывал её — первыми после того страшного наводнения,– и всё сходили с ума от невиданных доселе размеров — Пищер говорил, что как как прошли Хаос и ступили в ровные, трёхметрового квадратного сечения, штреки средней части ЖБК — не выдержал и с безумно-диким воплем побежал, полетел по ним вперёд, раскинув руки,— такой у него случился шок — а Вет всё спешил за ним следом и умолял никому, никому на свете, «даже в “ЗМ” никому!» — не говорить об этой Системе, потому что если б им было суждено — они бы не спали...
![Сергей Высоцкий - Третий дубль [сборник "Белая дурь"]](/uploads/posts/books/242869/242869.jpg)