Василий Клёпов - Мыс Доброй Надежды
— Ничего не слышно, — проговорил Юра.
— Одних лягушек только и слышно, — засмеялся Артёмка.
— А вот это и есть первый признак дождя, — сказал лесничий. — Второй признак — это молодой месяц на небе.
Когда Петя и Юра возвращались домой, из-за правого края моря выползла огромная серая туча. К ней присоединилась белёсая громада облака из-за хребта. С запада подул порывистый ветер.
— Ох, и холодно стало! — сказал Петя, поёживаясь под майкой. — Наверно, лесничий был прав — дождь будет.
— Хорошо бы, — отозвался Юра. И не успели ребята вбежать в дом, как хлынул ливень.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Во время дождя и немного позже. Алыча цветёт! Таинственный шалаш. Лара в своём репертуаре. У калитки Звездиных
Дождь лил, не переставая, несколько дней. Небо сплошь было затянуто серой пеленой. Лишь через неделю на краю горизонта проступила голубая полоска. Она расширялась, заняла половину неба — и брызнуло солнце. И хотя размокшая земля засасывала ноги чуть не по колено, Улыбины вышли на улицу. Их охватило солнечным теплом. Юра блаженно сощурился.
— Ого, как сегодня припекает!
Петя посмотрел вокруг. Яркое солнце заливало светом и луговину, и голый лес за нею, и далёкие горы. А справа, оттуда, где был мыс, бешено ревело море.
Не сговариваясь, братья спустились с горы и побежали на мыс. Под ногами хлюпала вода. Они прыгали через ручьи и хохотали, попадая в воду. Река вздулась и затопила даже тот камень, с которого Юра обычно рыбачил. Но их сейчас интересовала только посадка. Чтобы сократить путь к ней, они выбрались на полотно железной дороги.
— Цветёт! Цветёт! — закричал Юра и сломя голову бросился бежать к посадкам.
Действительно, цвела алыча. Тонкие ветви её вытягивали к небу беленькие звёздочки цветов.
— Смотри, Юра! — Петя торжествующе показал на ростки, которые облепили колышки тополя.
— А на иве уже завязались бантики, — сказал Юра.
Почти на всех деревьях они видели признаки весны. Только акация стояла чёрная, как будто её ветки обожгло пожаром.
— Что же, она не будет расти, Петя?
Брат отломил веточку у акации, попробовал её на зуб и, сплёвывая горьковатую слюну, сказал:
— Веточка живая… Пойдёт, не может быть, чтобы не пошла…
На полянке недалеко от птичьего городка они заметили свежие следы. Ещё недавно какой-то человек ходил здесь в больших резиновых сапогах. Но что же он тут делал? Грязная тропинка вела под кипарисы.
— Юра, иди сюда, смотри!
Под деревьями был сделан настоящий шалаш.
— Это кто же здесь сидел? — Юра поднял на брата глаза.
— Если бы сидел, а то он всё время ходил вон туда, — кивнул Петя на тую, к которой вела тропинка. — И возвращался обратно.
— Ты посмотри, он даже ветки ломал с нашей туи.
Вдруг Петя увидел и поднял втоптанную в землю небольшую красную расчёску.
— Это чья же? — задумчиво произнёс он.
— Ну-ка, Петя, дай, дай, — выхватил находку Юра и уже рассматривал что-то написанное на ней: — Смотри, здесь нацарапано… «Коля!»
Братья, как настоящие Шерлоки Холмсы, разглядывали расчёску. Однако больше ничего не могли разобрать.
Они вышли в посёлок с грязными ногами, по пояс облепленные семечками череды. Долго обирались, очищали щепочками грязь с ботинок и, наконец, зашли к Ларе. Она в сарайчике выпиливала лобзиком из фанеры какие-то листья.
— И тебе не надоело? — засмеялся Юра.
Лара отбросила рукой косы назад, поправила на голове синенькую косынку и сказала:
— Мне эта работа никогда не надоедает. Нина попросила сделать ей этажерку. Такую же, как у меня. Вот и выпиливаю.
Петя вспомнил, что у неё в комнате стоит очень красивая этажерка. Особенно красивы у неё бока и козырёк с выпиленными листьями винограда.
— Ты можешь сама делать этажерки? — изумился Юра.
— Это что! — сказал Петя. — Ты посмотри на дом, да? И карниз, и узоры на окнах — она всё сама сделала.
Юра поднял глаза. Вдоль карниза тянулась красивая веточка с листьями и цветами, а сверху и снизу окон гордо вскидывали головки розовые тюльпаны.
— Неужели всё сама? — спросил Юра.
— Конечно, сама, — ответила Лара. — Что, трудно, что ли? Я смотрела, как делает дедушка Назар, а потом решила попробовать. Сначала ничего не получалось, а потом всё-таки сделала.
— А ты знаешь, Лара, что мы с Юрой нашли на посадке? — заговорил, понижая голос, Петя.
Когда Лара увидела расчёску, то даже вскрикнула:
— Ой, да это расчёска Николая. Николай Звездин точь-в-точь такой расчёсывался… Где вы её нашли?
Не успел Петя ответить, как в калитке показалась высокая девочка с короткими чёрными волосами и в вишнёвой тюбетейке.
— Нина, ведь правда, это расчёска вашего Николая? — спросила Лара, окидывая подругу восхищённым взглядом.
— Ага, — Нина взяла расчёску тонкими длинными пальцами. — Откуда она у тебя?
— Это мы нашли, — сказал Петя. — В птичьем городке. Он там что-то делал и даже шалаш построил…
— Ша-лаш? — широко открыла синие глаза Нина.
— Да, шалаш! — закричал Петя, который недолюбливал эту чопорную девчонку. — Что удивляешься?
— Ничуть я не удивляюсь. Чего ты ко мне привязался? — огрызнулась Нина и, взяв у Лары доску, стала рассматривать её работу. — Ой, Лара, ты не так делаешь!
— Что не так? Всё точно, как на моей этажерке…
— Нет, не так!
— Поспорь, давай поспорь…
— А я говорю, не так!
Нина выбежала из сарайчика и бойко застучала белыми босоножками по ступенькам крыльца.
Лара взяла рисунок и начала сличать его с тем, что она изобразила на доске.
— Из тютельки в тютельку, — усмехнулась она. — И что это ей вздумалось?
— А ты знаешь, Лара, — вдруг сказал Петя. — Нина что-то скрывает…
— Что скрывает?
— Да вот насчёт расчёски… Накричала тут: привязываешься! Никто к ней и не думал привязываться, а она сразу на меня.
— Выфрантилась и воображает! — и Юра до того смешно скорчил губы и сделал пальцами над головой, что Лара невольно рассмеялась.
Когда вернулась Нина, Лара спросила:
— Что же ты ничего не говоришь, Нина?
— О чём? — вскинула та брови.
— Да вот о расчёске.
— А что мне о ней говорить? — Нина хотела что-то сказать, но вдруг слёзы хлынули у неё из глаз.
— Нина, да ты что это? — обняла её Лара.
Нина долго не могла говорить. Юра и Петя молча переглядывались. Сквозь всхлипы они слышали бормотание Нины:
— Он… он… ловил птиц… принёс их… много принёс… и в баню…
— Ты погоди, Нина, зачем же плакать? — успокаивала её Лара.
— Да. А я должна за ними ухаживать.
— Зачем же ухаживать? — вскричал Юра. — Их надо выпустить, вот и всё.
— Попробуй выпусти! Он тебе так выпустит, что… Он же их на базар понесёт.
Петя хорошо знал брата Нины. Три года назад Николай Звездин, учившийся тогда в восьмом классе, бросил школу. Он не стал работать в колхозе, а поступил в лесничество, откуда его уволили через две недели. С тех пор он нигде не работает, бродит иногда по поселку, широкоплечий, с огромными наглыми глазами.
Отирая лицо, Нина ушла.
— Вот тебе и расчёска! — сказал Юра, невесело усмехаясь.
Лара торопливо убрала с верстака обрезки дощечек, смела пыль и сказала:
— Садитесь, ребята! Давайте обдумаем, что делать!
Поздно вечером Петя и Юра сидели недалеко от дома Звездиных и молча наблюдали за всеми, кто выходил или входил к ним. Когда у Звездиных погас свет, Петя шепнул:
— Подождём ещё минут пять и пойдём наклеивать.
Они приблизились к смутно белевшей калитке.
Петя развернул большой лист бумаги и прошептал:
— Давай мажь!
Юра достал помазком из банки клею и намазал его на бумагу. Потом Петя перевернул лист и припечатал к калитке. Когда утром колхозники шли на работу, то с дороги могли читать на калитке у Звездиных такие слова:
Здесь живёт известный тунеядец
Николай Звездин.
Занимается тем, что ловит птиц, продаёт их на базаре и тем живёт.
Позор тунеядцам!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Мыс Доброй Надежды. Ещё схватка с Моргунком. Зяблик и зорянка
Отец пришёл обедать, как и всегда, в час дня. Ребята только что вернулись из школы и, поливая друг другу на руки, умывались. Бабушка торопливо собирала на стол.
— Чем тебе помочь, бабушка? — спросил Петя.
— Садись уж! Всё сама сделаю.
Но Петя глянул на стол, схватил миску и побежал в погреб за огурцами. Когда он вернулся, Юра уже сидел рядом с отцом и даже ухитрился залезть к нему под руку. Оба белокурые, с широкими розовыми лицами, они совсем не походили на чёрного загорелого Петю. О нём говорили, что он вылитая мать.
— Сегодня ночью кто-то сильно подшутил над Николаем Звездиным, — говорил между тем отец. — Вывесили плакат на самых дверях и назвали Николая тунеядцем.
