Елена Попова - Удивительные приключения мальчика, который не называл своего имени
Отец обратился ко мне, и я понял, что общаться мы будем так же, как с пятном или с тем мальчиком, которого я встретил на берегу океана.
— Типа, извини, — начал отец. — Я узнал, что ты «путешествуешь» и послал запрос о встрече. Они долго с этим тянули, чиновничьи души. Надеюсь, ты не против?
— Нет, конечно, — ответил я. — А как ты узнал?
— По нашим информационным каналам.
Девочка — лет трех, четырех, а может и пяти — смотрела на меня серьезно и очень внимательно. Должен вам сказать, девочка, как девочка, и отец, как отец… Только «другие»…
— Нам недалеко, — заметил отец, — пошли.
Мы прошли немного по улице, девочка шла и подпрыгивала, как самый обыкновенный ребенок. Остановились у одного из домов и по каменным ступеням (каменным ли?) — девочка бойко побежала вперед — поднялись в подъезд, а потом тоже по лестнице на следующий этаж. Квартира у отца была большая, намного больше тех, которые я видел и какая-то… ну как сказать… не мелочная. Без всех этих ну там зановесок, салфеток, скатертей… Только самое главное. Такая просторная, но не пустая и не скучная.
— Надо накормить дочь, — заявил отец, и мы пошли на кухню.
Кухня тоже было большая и не мелочная. Терпеть не могу все эти сопли, но мать меня не послушала и развесила по нашей маленькой кухне все эти пластиковые груши, чеснок, короче, овощи и фрукты, и все остальное — вазочки, корзинки, тарелки и тарелочки, в ее понимании красивые. Это был вообще беспредел, но я подумал и сдался. Что мне? Поел и пошел. Ей там жить. Короче, кухня у отца была, что надо. Он поставил на плиту кастрюлю и огонь под ней зажегся сам собой. Девочка ловко забралась на довольно высокий стул у большого стола.
— Поешь с нами, — предложил отец.
— Я не могу, — ответил я.
Ведь в своих «путешествиях» я не мог не то что поесть — ведь я, бывало, ходил по таким балдежным кондитерским, — я не мог даже сдвинуть волосок на чьей-нибудь голове или набрать щепотку песка на океанском пляже.
— Здесь ты можешь поесть, — заметил отец и выставил на стол три глубокие миски и три ложки.
Отец налил суп в миски, я сел к столу, но есть все не решался. Я посмотрел на девочку, она хлебала суп с большим аппетитом.
— Давай, — подтолкнул меня отец. — Скоро придут остальные и нам не удастся поговорить.
— Кто придет? — переспросил я.
— Остальные дети. Их у меня восемь.
— Сколько? — изумился я.
— Восемь.
Наконец, я решился, зачерпнул ложку супа и хлебнул — да, удивительно, здесь я мог есть. Суп был вкусный. Немного похож на гороховый. Но другой.
— Пошли, — сказал отец и повел меня в комнату.
На стене был подвешен телевизор, наверное, большой, но в большой комнате казавшийся не таким и большим. Отец только посмотрел на него и экран загорелся, стали мелькать каналы, и тут знакомая картинка — как глобус, земной шар, и все очертания такие знакомые, такие родные, как черты лица близкого человека. Шар стал увеличиваться в размерах, приближаться и вот уже это был совсем и не шар, а такая расстилающаяся карта, пестрая, как одеяло. И тут я увидел себя, парящим над этой картой… И во весь экран мое лицо.
— Я увидел тебя давно, — сказал отец и тут же заявил в Комитет по встречам. Но чиновники остаются чиновниками. Волокита тянулась долго. И опять добавил — Пошли.
Мы вышли на балкон, балкон был застеклен и такой длинный, что, казалось, опоясывал весь дом. А за стеклом — Город и такой бескрайний, что дух захватывало. Весь какой-то голубоватый и немного коричневый… Что меня удивляло — без деревьев, я ни разу не видел там ни деревьев, ни растений в горшках, ни травы…
— Я виноват перед тобой, — заметил отец.
— В чем? — удивился я довольно фальшиво.
— Сам знаешь. Я был плохим отцом… Наверное, не был готов к отцовству. Да и вообще, прожил довольно нелепо. Бестолково прожил. Как дурак. Что я тебе мог дать? Что сказать? Да я сам толком ни в чем не разобрался.
— Ты умер?
— Для Земли — да. Вернее, я оттуда ушел.
— Понятно, — сказал я, чтобы хоть как-то прореагировать.
— Но и у меня были хорошие качества, — сказал отец.
— Какие? — поинтересовался я.
— Я любил жизнь… Я был любознательным… Я был порядочным человеком! Я высылал вам с матерью деньги, даже когда у меня их не было! Мне бы хотелось, чтобы ты думал обо мне получше…
— Я о тебе вообще не думал.
— Это-то и обидно! Конечно, мне бы хотелось, чтобы ты немного пожил со мной, чтобы мы получше друг друга узнали, но тебе нельзя здесь долго оставаться…
Я знал это.
Мы вышли на улицу.
— Не только я хотел тебя видеть. Тут есть одна женщина… Она вот-вот будет…
Неподалеку от нас остановилась машина, из нее вышла женщина и быстро пошла к нам. Она была очень красивая, в длинной шубе из тонкого блестящего меха. Когда она подошла, я почувствовал, как от нее волной идет радость — это был запах духов. Она взяла меня за руку и долго смотрела мне в глаза.
— Я мать Васи.
— Васи Че.? — изумился я.
— Да. — она прижала меня к себе. Чудесный запах ее духов стал еще сильнее, щекой я чувствовал шелковый мех ее шубы. — Я очень его любила! Не бросай его.
Мягким, бережным движением она отстранила меня и пошла обратно к машине.
— У нее тоже восемь детей? — спросил я.
— Нет, у нее нет ни одного, — ответил отец. — Теперь ты можешь меня навещать, когда захочешь. Таких, как ты, немного.
— Хорошо, — согласился я.
Отец махнул мне рукой, поднялся по каменным ступеням и скрылся в доме. Я остался один. На этот раз пятно спустилось откуда-то сверху, меня опять взяло в плен вязкое, плотное облако, опять затрясло, заколбасило.
— В другой раз будешь добираться сам, — сообщило пятно на прощанье.
А я подумал — не будет никакого другого раза. Хоть отец передо мной извинился и осознал свою вину, что из этого? Что для меня изменилось? Скорее даже стало тошнее. Что у меня, отец появился что ли? У меня как не было отца, так и не стало, только фотография в шляпной коробке. А у него там целых восемь детей, прям треть класса. Супом кормит! Меня он когда-нибудь кормил супом? Может, я и завистливый, не спорю. Но у меня после встречи с отцом осталось только чувство обиды и раздражения.
Другое дело мать Васи Че. Она так на меня смотрела! На меня только мать так смотрит, когда я болен. Вся такая взволнованная, как будто я умереть могу. Думаю, мать Васи Че была очень хорошей матерью. Короче, она у него была.
На другой день после моей встречи с отцом было воскресенье, а потом понедельник. В понедельник я и встретился с Васей Че. По понедельникам Вася Че. всегда бывал особенно злым, вот и тогда, проходя мимо, он больно стукнул меня по спине — так, запросто, как бы в виде приветствия. Но я не обиделся и не ответил, я подошел к нему и сказал что-то, типа:
— Я знаю, тебе скверно живется, но не всегда же так будет. Если что, можешь рассчитывать на меня.
От неожиданности Вася Че. прямо остолбенел. Рот открыл и глаза выпучил. Остается только удивляться, что и таких тоже матери любят.
Так что, вовсе я и не собирался навещать отца, но тут неожиданно случилась вот какая история. Пропал наш Фифа. Он, как я уже говорил, был толстый, ленивый кот, вечно, как подушка валялся то в одном углу, то в другом, как бы и незаметный. А как пропал — в квартире стало пусто и очень грустно. Мать плакала, она думала он упал с балкона или вывалился из окна, и еще у нее была версия, что он заболел и как-то тихонько выскользнул в дверь и ушел себе умирать, как это делают животные. Тогда она и рассказала, как к нам попал Фифа. Это было связано с отцом, а обо всем, что связано с отцом, она вспоминать не любила.
Мой отец жил с нами, как бы сам по себе. Иногда он мог несколько дней не приходить, а когда приходил, мама, конечно, обижалась и с ним ссорилась. И вот однажды, когда он вот так пропадал несколько дней, чтобы задобрить маму, он принес Фифу — маленького котенка. Мама сначала хотела его выбросить, хотя бы назло отцу, но он так мяукал, что ей стало жалко и она его оставила. Котенок рос-рос и вымахал в здоровенного котищу, такого здоровенного, что все только удивлялись. Вот и вышло, — отец от нас ушел, а кот остался. Теперь мама по нему несколько дней плакала и искала по соседним дворам и подъездам. Когда она в очередной раз вернулась, не найдя Фифу, вся такая растрепанная и несчастная, я решил положить этому конец и выяснить — умер он или просто пропал, как, говорят, пропадают коты, пропадают, а потом возвращаются. Если он умер, об этом должен знать отец — мать говорила, он тоже любил Фифу.
Пятно сообщило мне, что в другой раз я должен буду добираться сам. Сам, значит сам, решил я. Я очень отчетливо представил себе этот Город, голубоватый с коричневым, каменные ступени (а, может, не каменные?), ведущие к подъезду в квартиру отца… Попасть туда оказалось труднее, чем куда-нибудь на Земле, меня даже немного потрясло, но я не отступал и все-таки оказался там, на этих ступенях, хотя и довольно усталый. Отец вышел навстречу.
