Галина Василевская - Я еду на верблюде
— А о чем он тревожится?
Я не знаю, о чем может тревожится сфинкс — каменная глыба с живым человеческим лицом, — и молчу. А папа говорит, чтобы я сам понял, чтобы научился самостоятельно думать перед произведениями искусства.
— Может, сфинкс задумался о прошлом? Может, о будущем? А может, думает о жизни человеческой… Сколько он повидал на своем веку. И, может, о чем-то хочет предупредить людей и тревожится, что бессилен сделать это… А люди его не понимают. Не понимают и называют сфинкса загадкой…
Я слушаю папу и думаю, что, может, все и вправду так, может, потому и стреляли в сфинкса солдаты Наполеона, чтобы он не смотрел на них такими странными глазами. А он все равно смотрит. Смотрит и по-прежнему вызывает у каждого, кто стоит перед ним, какую-то непонятную тревогу.
Пустыня поглотила город
Теперь мы уже садимся в автобус вместе с нашими туристами. И на пирамиды я смотрю из окна автобуса. Чем дальше мы от них отъезжаем, тем более величественными они кажутся. Мне грустно расставаться с ними.
— Понравились пирамиды? — спрашивает папа.
— Я хочу еще побыть здесь, — вырвалось у меня.
Папа не стал доказывать мне, что я говорю глупости.
— Видишь домик? — показал он из окна автобуса на домик с кружевными верандами, который находился недалеко от пирамид. — Это Мена Хауз. Хочешь, мы приедем сюда обедать?
Я закивал головой в знак согласия, хотя и не знал, что такое Мена Хауз. Главное, что мы еще вернемся сюда.
Тут Клеопатра Андреевна взяла в руки маленький микрофончик и начала говорить о том, что мы увидим через несколько минут, о Мемфисе — городе, который поглотила пустыня.
Слова ее поразили меня. Как это пустыня может поглотить город? Ведь пустыня не живая. Я пробую себе представить, как это случилось, и вот уже будто вижу пустыню, только не такую, как в Гизе, а пустыню в виде громадного зверя, у которого лапы из песка, огромная голова — тоже из песка. Он такой же желтый, этот зверь, как песок пустыни, и сливается с песком пустыни. Пасть у него такая, что если разинуть ее, то можно проглотить все: человека, дом, даже целый город.
Вот какой зверь — пустыня. И мне уже хочется, чтобы нечто подобное рассказала Клеопатра Андреевна.
Я вслушиваюсь в ее слова.
— Было это давно, когда Верхний и Нижний Египет только-только объединились, чтобы вместе сражаться с общими врагами — чужеземцами. Объединил их фараон Менес. И на границе двух Египтов основал столицу. Город Менеса — Менефис — Мемфис. Потом в этом городе жили Хеопс и его сын Хефрен.
— Так Менес еще более древний, чем Хеопс? — удивляюсь я. Мне казалось, что Хеопс — самый древний фараон.
— Да, Менес более древний, — отвечает Клеопатра Андреевна. — Фараоны жили в роскоши. Они посылали своих воинов в походы против соседних стран, чтобы захватить богатства и рабов и стать еще более богатыми и могущественными.
Клеопатра Андреевна рассказывает, как тяжело жилось простым людям при фараонах. Так тяжело, что они не выдержали и подняли восстание. Я про это знаю — в школе учил. Единое государство распалось на мелкие отдельные княжества, которые начали воевать между собой. Наконец одному князю из города Фивы удалось снова всех объединить. Столицей страны стал город Фивы.
В новую столицу переехали богатые люди из Мемфиса. За ними покинули город художники, мастера, потом и все остальные.
Опустели дворцы Мемфиса. Опустел город. Ветер пустыни гнал песок на город, гулял по пустынным улицам. Песок заползал в дома через двери, через раскрытые окна. Дома разрушались. Их заметало песком. Ветер заровнял песок, и стало ровное чистое песчаное поле. Словно и не было здесь никогда города.
Так пустыня поглотила город.
Шли годы, проходили столетия. О Мемфисе все забыли. Ни о чем не знали б и теперь, если бы не археологи, которые раскопали руины храма в бывшем городе и нашли статую — свидетеля былой его славы.
Высеченная из одной глыбы розового гранита статуя фараона Рамсеса II весила восемьдесят тонн.
И вот мы идем по земле этого древнего города. Земля твердая, как камень. Всю до капли влагу у земли отобрало солнце. Выжгло. Вытянуло. Выпило. Земля высохла, местами потрескалась. Когда ступаешь — у ног поднимаются маленькие облачка пыли.
Видели мы статую. Теперь она лежит в музее, который построен специально для нее. Лежит, а не стоит, потому что у нее отбиты ноги.
— А кто отбил у статуи ноги? — спрашиваю я. Мне жаль, что такая большая статуя лежит без ног.
— Может, во время очередного бунта простые люди именно таким образом высказали свое отношение к фараону, — отвечает Клеопатра Андреевна и ведет нас на второй этаж музея, чтобы оттуда лучше рассмотреть статую.
Она говорит обо всем безразлично, как бы между прочим. Ну, конечно же, группы туристов у нее меняются каждый день, и каждый день она рассказывает об одном и том же. И, наверное, ей надоело это, ведь история не меняется. А для меня каждое ее слово звучит как открытие и вызывает столько мыслей, что я не успеваю в них разобраться.
Мы поднимаемся по лестнице и сверху глядим вниз.
— У Рамсеса II красивые черты лица, — говорит Клеопатра Андреевна. — Сколько величия во всей его осанке, сколько гордости!
А я вижу раскрытые каменные глаза, которые смотрят в небо, широченные плечи. У фараона длинная узкая борода, и даже на статуе видно, что она прикреплена к лицу.
— Это козлиная борода — признак ума, — объясняет Клеопатра Андреевна. — Ее подвязывали и имели право носить только фараоны. Вы еще не раз увидите такие бороды и у статуй, и у сфинксов с лицами фараонов. Кстати, здесь у музея стоит такой сфинкс.
Мы идем к сфинксу. Он гораздо меньше, чем сфинкс в Гизе, и у него очень добродушное лицо, хоть и с козлиной бородой. Может, потому он и остался невредимым, без единой царапины, что ни у кого не вызывал враждебных чувств.
Видели мы рощицу финиковых пальм, которую посадили как раз на том самом месте, где находился центр древнего города.
На песчаной равнине на окраине бывшей столицы находится Саккара. Не Сахара — большая африканская пустыня, а Саккара — некрополь Мемфиса, а проще говоря — кладбище. Правда, это не обычное кладбище, не современное, а древнее, самые древние во всем Египте подземные гробницы. Сверху над ними виднеются плиты, которые называются мастабы. Они сделаны или из утрамбованной высохшей, как камень, земли, или из камня и похожи на плоские скамьи.
Это кладбище очень чтят в стране. Туристы приезжают сюда посмотреть его, потому что по этим гробницам, по рисункам на их стенах и узнали ученые о жизни в древнем Мемфисе. И еще сюда приходят, чтобы посмотреть на пирамиду фараона Джосера. Это самая древняя из всех пирамид не только в Египте, но и во всем мире. Потому что, оказывается, и еще есть страны, где древние люди строили пирамиды. Но самые первые были построены в Египте.
Пирамида Джосера сделана из мастаб. Шесть мастаб — каждая последующая меньше предыдущей — поставили одну на другую, и образовалась ступенчатая пирамида. Но этим ступенькам, как считали древние люди, душа фараона поднималась на небо, как по лестнице.
Священные быки
От пирамиды Джосера мы идем дальше в пустыню. Мелкий песок набивается в сандалии, режет между пальцами. Хочется остановиться и вытрясти его. Но никто этого не делает, и я тоже не делаю, потому что бесполезно: через минуту снова повторится то же самое.
Впереди то в одном месте, то в другом возвышаются мастабы. Доходим до развалин древнего храма. Возле богатых гробниц, возле пирамид древние египтяне всегда строили храмы, чтобы было где молиться и приносить жертвы богам.
Есть храм — значит, здесь похоронена важная особа. Останавливаемся. Это Серапеум — кладбище священных… быков.
Я ни на шаг не отстаю от Клеопатры Андреевны, ловлю каждое ее слово. Мне кажется, что если я что-нибудь пропущу — это обязательно будет самым главным, самым важным, и я уже потом ничего не пойму.
Клеопатра Андреевна рассказывает про священных быков.
— Звали быка Апис. Он жил в храме, ему служили жрецы. Потому что Апис — это бог Птах, который в виде быка спустился на землю. Страна в те далекие времена делилась на области — номы. Каждый ном имел своего бога. Главным богом страны был бог главного города — столицы.
Богом Мемфиса был Птах, покровитель искусства и ремесел. А Мемфис являлся столицей. Значит, бог Птах в то же время был главным богом Египта.
Поэтому Апис — земное воплощение Птаха — считался священным. Не каждый бык мог быть Аписом. 28 его примет знали только жрецы.
Когда рождался Апис — народ радовался. Значит, будет счастье всем. Это же Птах отметил город своей милостью. Всю свою жизнь Апис проводил в храме, его пасли на специальном лугу, который находился рядом.
