Астрид Линдгрен - Пиппи Длинныйчулок 1-3
Но тут Пиппи сказала:
– Нет у меня больше времени с вами играть. Хотя, признаюсь, это было весело.
И, крепко схватив за пояса обоих полицейских, понесла их по садовой дорожке и вынесла через калитку на дорогу. Там она посадила их на землю, и прошло довольно много времени, прежде чем они пришли в себя и смогли пошевелиться.
– Подождите минутку! – закричала Пиппи и помчалась на кухню.
Выйдя из сада с несколькими пряниками в форме сердечек в руках, она дружелюбно сказала:
– Хотите попробовать? Наверное, ничего, что они немножко подгорели.
Потом она вернулась к Томми и Аннике, которые так и стояли, вытаращив глаза и не переставая удивляться. А полицейские поспешили обратно в город и доложили там всем тетям и дядям, что Пиппи, по всей вероятности, не совсем подходящий экземпляр для детского дома. Они ни словом не обмолвились о том, что побывали у нее на крыше. А тетям и дядям показалось, что, пожалуй, лучше всего оставить Пиппи в покое, пусть живет на Вилле Вверхтормашками. Ну а уж если ей захочется пойти в школу, то пусть сама и улаживает это дело.
Пиппи с Томми и Анникой отлично провели послеобеденное время. Они продолжили прерванный пир. Они пили кофе, и Пиппи одна съела четырнадцать пряников, а потом сказала:
– По мне, эти полицейские вовсе не экстракласс! Нет уж! Слишком много они болтали о детском доме, и о помножении, и о Лиссабоне.
После этих слов она на руках вынесла из дома лошадь, и дети, все трое, стали ездить на ней верхом. Анника сначала боялась и не хотела, но, увидев, как веселятся Пиппи и Томми, позволила Пиппи и себя посадить на спину лошади. И лошадь бегала трусцой вокруг дома, по всему саду, и Томми пел: "Вот шведы шагают и трубы гремят!.. "
Когда вечером Томми с Анникой залезли в свои кроватки, Томми сказал:
– Анника, верно, здорово, что Пиппи поселилась рядом с нами?
– Ясное дело, здорово, – ответила Анника.
– Я даже не могу вспомнить, во что мы играли до того, как она переехала сюда. А ты помнишь?
– Помнится, мы играли в крокет и всякие другие игры в этом же роде, – сказала она. – Но мне кажется, что с Пиппи куда веселее. Да еще с лошадьми и мартышками!
ПИППИ ИДЕТ В ШКОЛУ
Томми и Анника, разумеется, ходили в школу. Каждый день в восемь часов утра они, взявшись за руки, пускались в путь с учебниками под мышкой.
В это время Пиппи большей частью чистила свою лошадь или надевала на господина Нильссона его маленький костюмчик. Или же занималась утренней гимнастикой, которая заключалась в том, что она, вытянувшись в струнку, вставала на пол и прыгала ровно 43 раза на одном месте. После этого она обычно садилась на кухонный стол и в тишине и покое выпивала большую чашку кофе и съедала бутерброд с сыром.
А Томми с Анникой по пути в школу с тоской смотрели на Виллу Вверхтормашками. Гораздо охотней они шли бы туда играть с Пиппи. Но если бы Пиппи, по крайней мере, ходила в школу, все было бы, наверно, несколько иначе.
– Подумать только, как нам было бы весело, если бы мы все вместе возвращались из школы, – сказал Томми.
– Да, но для этого надо было бы и ходить туда вместе, – поправила брата Анника.
Чем больше они об этом думали, тем печальней им становилось оттого, что Пиппи не ходит в школу. В конце концов они решили попытаться уговорить Пиппи пойти в школу.
– Ты даже представить себе не можешь, какая добрая наша фрекен! – схитрил однажды Томми, когда, хорошенько выучив уроки, он и Анника пришли после полудня на Виллу Вверхтормашками.
– Если бы ты знала, как весело в школе! – уверяла подругу Анника. – Я бы просто рехнулась, если бы мне не позволили туда ходить.
Сидя на скамеечке, Пиппи мыла ноги в лоханке. Ничего не ответив, она только повертела немного пальцами ног, так что вода брызнула во все стороны.
– И там вовсе не надо быть очень долго, – продолжал Томми. – Только до двух часов.
– Ага, зато потом у тебя и рождественские, и пасхальные, и летние каникулы, – добавила Анника.
Пиппи задумчиво кусала большой палец ноги, по-прежнему не говоря ни слова. Внезапно она решительно выплеснула всю воду из лоханки на пол кухни так, что у господина Нильссона, сидевшего немного поодаль и игравшего с зеркальцем, совершенно промокли брючки.
– Это – несправедливо! – заявила Пиппи, совершенно не обращая внимания на господина Нильссона, впавшего в страшное отчаяние из-за промокших насквозь брючек. – Это – абсолютно несправедливо! Я этого не потерплю!
– Чего не потерпишь? – поинтересовался Томми.
– Через четыре месяца Рождество и у вас будут каникулы. А что будет у меня?
Голос Пиппи звучал печально.
– Никаких рождественских каникул, никаких даже самых коротких рождественских каникул, – жалобно сказала она. – С этим надо кончать. С завтрашнего дня я начинаю ходить в школу.
Томми и Анника захлопали от восторга:
– Ура! Тогда мы ждем тебя у наших ворот в восемь часов утра.
– Ну уж нет! – возразила Пиппи. – Идти в школу так рано я не могу. И вообще я, пожалуй, поеду в школу верхом.
Сказано – сделано. Ровно в десять часов утра на другой день Пиппи спустила свою лошадь вниз с веранды, а через час все жители маленького городка бросились к окнам, чтобы взглянуть на лошадь, которая скакала бешеным галопом. Мало сказать, скакала. На самом деле лошадь неслась во весь опор. Хотя лошадь была тут совершенно ни при чем. Дело в том, что Пиппи просто-напросто спешила в школу. Ужасающим, бешеным галопом ворвалась она на школьный двор, на всем скаку соскочила с лошади и привязала ее к дереву. Затем, войдя в школу, она с таким страшным грохотом отворила дверь в класс, что Томми и Анника, а также их славные школьные товарищи буквально подскочили с испугу на скамейках.
– Привет, приветик! – заорала Пиппи, махая своей огромной шляпой. – Успела я к помножению?
Томми и Анника рассказали своей фрекен, что в класс придет новая девочка, которую зовут Пиппи Длинныйчулок. А фрекен тоже слыхала разговоры о Пиппи в маленьком городке. И поскольку это была очень добрая и очень славная фрекен, она решила сделать все, чтобы Пиппи понравилось в школе.
Пиппи, не дожидаясь, пока ее пригласят, бросилась на свободную скамейку. Но фрекен не обратила внимания на бесцеремонность новенькой и только очень ласково сказала:
– Добро пожаловать в школу, маленькая Пиппи! Надеюсь, тебе здесь понравится и ты многому научишься.
– Ага, а я надеюсь, что у меня будут рождественские каникулы, – заявила Пиппи. – Поэтому я и пришла сюда. Справедливость прежде всего!
– Если ты сначала скажешь мне твое полное имя, – попросила фрекен, – я запишу тебя в школу.
– Меня зовут Пиппилотта Виктуалия Рульгардина Крусмюнта Эфраимсдоттер Длинныйчулок. Я дочь капитана Эфраима Длинныйчулок, который раньше был грозой морей, а теперь – негритянский король. Собственно говоря, Пиппи – это мое уменьшительное имя, так как папа считал, что имя Пиппилотта произносить очень долго.
– Вот как, – сказала фрекен, – ну тогда мы тоже будем называть тебя Пиппи. Ну а что, если мы сейчас чуточку проверим твои знания? – продолжала она. – Ты ведь большая девочка и коечто уже, верно, знаешь. Может, мы начнем с арифметики? Ну, Пиппи, ты можешь мне сказать, сколько будет 7 плюс 5?
Пиппи удивленно и недовольно взглянула на нее, а потом сказала:
– Нет уж, если ты сама этого не знаешь, не думай, что я собираюсь тебе подсказывать!
Все дети в ужасе смотрели на Пиппи. А фрекен объяснила ей, что так отвечать в школе – нельзя. Нельзя говорить фрекен «ты», надо обращаться к ней: «фрекен».
– Простите, пожалуйста, – с раскаянием сказала Пиппи. – Я этого не знала. Больше я не буду так говорить.
– Хочу надеяться, что нет, – согласилась фрекен. – Тогда я тебе подскажу, что 7 плюс 5 будет 12.
– Надо же, – удивилась Пиппи. – Ведь ты сама это знаешь, чего ж ты меня тогда спрашиваешь? Ой, какая же я дуреха, ведь я снова сказала тебе «ты». Простите, – извинилась она и сильно дернула себя саму за ухо.
Фрекен решила сделать вид, будто ничего не случилось. Она продолжала:
– Ну, Пиппи, как по-твоему, сколько будет 8 плюс 4?
– Примерно 67, – решила Пиппи.
– Конечно, нет, – сказала фрекен, – 8 плюс 4 будет 12.
– Э, нет, моя милая старушенция, так дело не пойдет, – сказала Пиппи.
– Ты сама совсем недавно сказала, что 7 плюс 5 будет 12. Какой ни на есть, а порядок должен же быть даже в школе. И вообще, если ты в таком телячьем восторге от всех этих глупостей, почему не засадишь саму себя в угол и не посчитаешь? Почему ты не оставишь нас в покое, чтобы мы могли поиграть в пятнашки? Нет, ну надо же, теперь я снова говорю «ты»! Но не можете ли вы простить меня только в этот последний раз? А я уж попытаюсь получше удержать это в памяти.
Фрекен сказала, что она так и сделает. Но она решила, что нет смысла даже пытаться просить Пиппи еще что-нибудь сосчитать. Вместо нее она стала спрашивать других детей.
