Бела Балаш - Генрих начинает борьбу
Вольфи навострил уши и заворчал.
Река была недалеко. Пробираясь ползком в высокой траве, Фриц и Лотар сейчас же увидали воду, а в воде — тех, кого они искали. Один был Эвальд фон-Паннвиц. Его можно было сразу узнать по красным, пухлым щекам. Другие двое были его приятели, жившие тоже в доме, что на улицу. Все они купались, а купаться тут было запрещено.
Эвальд умел плавать и заплыл далеко. Его приятели шли за ним, пока вода не дошла им до подбородка. Они шлепали ладонями по воде и брызгались так, что ничего не видели и не слышали.
Лучшего случая придумать нельзя. Нужно было действовать решительно и быстро. Фриц и Лотар поползли обратно. Быстро и бесшумно, как змеи.
Когда они вернулись к месту, где были запрятаны костюмы, Генрих, Хильда и Вольфи вышли было из своей засады. Но Лотар подал им знак — сидеть тихо за кустом. Они видели, как Фриц и Лотар аккуратно связали все три костюмчика в узелок и крепко перевязали крест-накрест двумя поясными ремнями. Затем Лотар вынул свой блокнот, вырвал из него листок и что-то написал.
— Пускай знают, с кем имеют дело, — сказал он и прикрепил записку на дереве, под которым были зарыты костюмчики пимфов. После этого он взял узелок на плечо, и пятеро друзей бросились бежать. Генрих, Хильда и Вольфи впереди, а большие за ними.
— Добрый шуцман согреет… и взгреет их, когда они вылезут мокрыми из воды, — сказал со смехом Фриц на бегу.
Они бежали до шоссе. Вдоль шоссе тянулся большой сад. Как раз в этот день забор покрасили зеленой краской. Рядом с забором стояло еще ведерко с остатком краски.
Фриц остановился и молча показал на ведерко, подмигнув Лотару. Но на этот раз Лотар не сразу понял его.
— В чем дело? — спросил он.
— Они же будут искать свои костюмы под ветками, верно? А если они не сразу найдут свои тряпки, то будут шарить и щупать руками. Понятно? Если мы спрячем ведро с краской под хворостом… понятно?..
Лотар захохотал и продолжал за Фрица:
— …руки окунут, да еще ведерко опрокинут. Ха-ха-ха!.. Но как же это сделать?
Фриц быстро протянул Лотару узелок:
— Держи-ка. Жди меня на скамье, где мы раньше сидели. Я живо…
— Осторожно, Фриц!
Но Фриц уже мчался в лес с ведерком в руках.
Лотар засунул узелок под скамью, и они стали ждать. У Генриха лицо горело от волнения. Вдруг он услышал тихий голос Лотара:
— Не думай, что твой отец пропал. Из тюрьмы и из лагерей тоже убегают.
Генрих удивленно взглянул на него. Он хотел спросить, как это убегают из тюрьмы. Но Лотар смотрел по сторонам, словно ничего и не думал говорить.
— Посмотри-ка, — показал Лотар на дерево, — это не дятел там?
Генрих все еще раздумывал о словах Лотара. Может быть, ему это послышалось?
Но с этой минуты он все повторял про себя: отец убежит, отец вернется…
Вскоре показался Фриц. Он сильно запыхался, но сиял от радости.
— Все в порядке! Хотел бы я видеть их, когда они выйдут на берег!
Лотар встал и вытащил из-под скамьи узелок.
— Ну, скорей домой! — сказал он. — Нужно постараться, чтобы во дворе было побольше народу, когда эти обезьяны явятся в трусах.
Необыкновенное приключение
Тем временем шуцману наскучило расхаживать по шоссе, и он свернул в лесок. При этом он случайно прошел мимо того места, где спрятаны были костюмчики, и заметил на дереве записку Лотара.
— Что такое? — вскрикнул он и прочитал еще раз: он не верил своим глазам. На записке было написано: «Рот фронт!»
На записке было написано: «Рот фронт!»
Шуцман стал озираться, чтобы найти следы преступника. Тут он заметил спрятанные под кучей хвороста ботинки.
— Ага! — воскликнул он, — эти гусаки купаются где-то здесь. А тут ведь запрещено купаться. Постойте же, я вам покажу!
В эту самую минуту Эвальд громко командовал:
— Эй, поворачивайтесь, одеваться! Марш! У отца сегодня день рожденья, — добавил он. — В шесть часов у нас соберется много гостей. Мне говорить стихотворение, — это будет гвоздь всего вечера. Ну, марш на берег!
Тут до них донесся с берега густой и не слишком дружелюбный голос:
— Эй, вы, мерзавцы! Босяки вы эдакие! Сейчас же выходите из воды. Я вам покажу, как купаться в запретных местах!
— Ай, ай! — закричал один. — Я говорил, не нужно здесь купаться.
— Не бойся! — гордо отозвался Эвальд и погладил себе макушку, как это делал его отец. (Он хотел произвести впечатление на шуцмана.) — Только не бойся! Когда мы ему скажем, кто мы такие, он сразу замолчит.
И он вышел первым, а те двое ковыляли за ним. Но едва он вступил на берег, как шуцман схватил его за ухо.
— Купаться в запретном месте?! — рычал он. — Да еще листовки вешать! — Тут он схватил за ухо второго.
— Пустите меня! — кричал Эвальд. — Мы пимфы!
— Хороши пимфы! Листовки клеить? Да еще обманывать полицию? Будете вы у меня помнить, пока уши торчат! — орал шуцман и так крепко дергал мальчишек за уши, что они подняли вой. А третий прыгнул обратно в воду и со страху нырнул поглубже.
— Пустите! — ревел Эвальд. — Мой отец — капитан, он вас велит наказать…
— Рассказывай! — кричал шуцман. — Идемте со мной. Мы уж там поговорим, какие пимфы, какой капитан.
И шуцман потащил воющих мальчишек за уши к дереву, на котором висела записка.
— Это что такое, а? — орал он. — «Рот фронт», а? Коммунистическую агитацию разводить? Красные паршивцы! Вот уж вам достанется!
— Неправда! Это не мы повесили записку. Мы настоящие гитлеровские пимфы. Вон тут под хворостом наша форма…
— Где?
— Тут, тут! — кричал Эвальд. — Сейчас вы увидите. И я скажу своему отцу, как вы с нами обращались. А его отец — директор банка.
Он стал поспешно разгребать ветки. Второй ему помогал, и даже третий присоединился к ним, потому что шуцман перестал кричать. А шуцман потому притих, что ему стало неспокойно: а может, и вправду отец этого мальчишки капитан, а того — директор банка? Тогда ему здорово достанется за грубость…
— Отец сообщит начальнику полиции, как вы нас били! — кричал Эвальд, лихорадочно раскидывая хворост.
— Я вас не бил, — пробурчал шуцман, понизив голос.
— Где же наша форма? — тревожно прошептал сын директора банка.
Но шуцман услыхал его.
— Ну, где же форма? — спросил он погромче, но все еще осторожно: а вдруг из-под веток покажутся костюмчики?
— Сейчас увидите! — кричал Эвальд. — Вот, вы видите, ботинки с чулками…
— Да, но форма, где ваша форма?
— Одну минуточку! — откликнулся Эвальд. Теперь он шарил руками прямо по голой земле.
— Ну, где же она? — снова спросил шуцман, громко и нетерпеливо.
— Сейчас, сейчас… — бормотал Эвальд. — Она же здесь была. Она должна здесь быть…
И — шлеп! — попал рукой во что-то мягкое. Когда он отдернул руку, она была зеленая до локтя, и на его голые ноги стекала жирная краска.
— Ах вы, голодранцы! — снова заорал полицейский. — Так вы обманывать полицию? — И он снова схватил Эвальда и директорского сынка за уши.
— Но, право же, наши костюмы были здесь, господин шуцман!
И все трое сделали последнюю отчаянную попытку найти костюмы там, где их уже не было. При этом они попали в ведерко и опрокинули его, так что у всех по рукам так и потекла жирная зеленая краска.
— У нас украли костюмы! — разревелись они и стали тереть глаза руками.
Теперь у них и лица были зеленые. Толстые красные щеки Эвальда все были в пятнах. У пимфов был вид, совсем как у клоунов в цирке, — да нет, еще смешнее. Они бы рады были убежать, но разве эти неженки могли бегать босиком по камням и колючкам?
— Где вы живете? — спросил шуцман.
Эвальд ответил сквозь слезы.
— Ну-ка, марш! — скомандовал шуцман. — Посмотрим, правду ли ты говоришь. А там потолкуем.
Шуцман сложил записку Лотара и сунул в свой большой блокнот.
— Мы только наденем ботинки и чулки, — попросил Эвальд. — Мы не привыкли босиком, тут очень колко.
— Так вам и надо! Пойдете босиком. По крайней мере не убежите. Марш вперед!
Подарок по дню рождения
Мокрым мальчишкам ничего не оставалось, как взять ботинки с чулками в руки и шагать впереди шуцмана. Так и шли они в одних трусах, подскакивая на каждом камешке, на каждом сучке. Они все время плакали и терли кулаками глаза. Лица у них стали зеленые, зеленая краска стекала на шею, на грудь. Теперь их совсем не узнать было.
Так и шли они в одних трусах…
По шоссе шло уже много народу. При виде этого шествия все останавливались и начинали смеяться. Даже автомобили и те на секунду задерживались. Ребята со смехом и визгом бежали за зелеными пимфами. С гая собак неслась за ребятами. Вот это было шествие!
Когда они вошли в город, даже из окон высовывались, чтобы на них поглядеть.
