Аксель Хаке - Маленький король Декабрь
Я молчал.
— Это занятно, а?
— Да, занятно, — сказал я.
— И тебе не хватает меня?
— Да, — сказал я, — мне кажется, довольно многим людям не хватает такого вот маленького короля, хотя они об этом не догадываются.
Королёк прижал ухо к моему животу.
— Повезло тебе, — сказал он. — Всё-таки я пока ещё не сделался меньше твоего мизинца и ты можешь меня видеть. Но однажды я стану совсем маленьким, и тогда ты меня больше не увидишь. Если бы мы не встретились вовремя, потом было бы поздно.
— Для меня, — заметил я.
— Для тебя, — кивнул король. Он уселся там, где под рубашкой находился мой пуп, и расположился в нём, точно в уютном кресле. — Давай поиграем! Давай мы с тобой вместе вообразим что-нибудь! — предложил он.
— Что же?
— Вот ты воображал когда-нибудь, что ты бессмертен?
— Нет. — Я приподнял голову и посмотрел на королька. — Интересно, что при этом чувствуешь?
— Хороший вопрос. — Королёк поудобнее устроился в своём кресле — моём пупке.
— Хороший. А где ответ?
— Отличный вопрос, — повторил королёк.
— А ответ-то где?
— Замечательный вопрос.
— Замечательный, замечательный! Ответ где? — я начал терять терпение.
— Ты делаешь успехи. Сперва ничего не мог вообразить, а теперь, оказывается, умеешь придумывать такие замечательные вопросы.
— Да отвечай же, наконец!
— Что я тебе, знайка-всезнайка? — закричал он вдруг. Король вскочил, забрался на мою пуговицу, встал на неё, как на маленький пьедестал, и яростно замахал скипетром. — По-твоему, на всякий вопрос есть ответ? На вопросы, на вопросы простаков дать ответ король всегда, всегда готов? Своей головой думай! Или ты меня для того выдумал, чтобы я вместо тебя думал, а ты бы вообще не думал и ничего не придумывал?
— Ну хорошо, хорошо! Сейчас я представлю себе, что при этом чувствуешь.
Декабрь пыхтя уселся на прежнее место.
— Наверное… тут может пособить какая-нибудь добрая фея?
— Добрая или нет, кто её разберёт, — ворчливо заметил король.
— Однажды появится возле моей кровати фея, она склонится надо мной, её длинные серебряные локоны коснутся моего лица, и она скажет:
Бонди-монди-ляпни-дум!
Румпи-грумпи-хряпни-трум!
Ноки-чмоки-шелапут!
Ах, как быстро дни бегу ml
Время расточай беспечно…
Будешь жить на сеете вечно!
— И что? Ты перепугаешься? — спросил король. — Или обрадуешься?
— Перво-наперво надо будет удостовериться, что она сказала правду. Почему я должен верить на слово какой-то фее?
— А ты попробуй убить себя, — предложил король.
— Какой ужас! — закричал я. — Только-только сделаешься бессмертным, и сразу же ты должен проверять, правда ли это! Между прочим, при попытке самоубийства всегда можно остаться в живых, а в таком случае, если и впрямь ты бессмертный, то на всю свою вечную жизнь засядешь в инвалидное кресло.
— Дыши-ка поровнее, — приказал король Декабрь. — А то меня швыряет вверх и вниз, аж мутит.
— Наверное, пенсионный страховой фонд тогда выдал бы мне свидетельство, — принялся я фантазировать, — и напишут в нём вот что: «Уважаемый такой-то, принимая во внимание факт Вашего бессмертия и прогнозируемое в связи с таковым значительное возрастание наших расходов, мы вынуждены повысить сумму Ваших страховых пенсионных отчислений. Напоминаем, что в течение последних пяти лет данная сумма нашим фондом не увеличивалась. Просим отнестись с пониманием к этой вынужденной мере».
— Страховые пенсионные отчисления? Что это такое? — заинтересовался королёк.
— В течение всей жизни каждый месяц платишь деньги, а когда состаришься, каждый месяц выплачивают деньги тебе. И можно без страха встретить старость.
— А ты боишься старости?
— Не столько старости, сколько того, что ждёт нас после старости.
— А на этот случай не предусмотрено страховки?
— Увы…
— У меня вот нет страха. Но нет и страховки. Чем сам я меньше, тем больше у меня возможностей полёживать на балконе и смотреть на звёзды. И тем больше всякой всячины при этом воображать. — Королёк посмотрел на меня. — Но ты ведь хотел поразмыслить о другом — о том, что чувствуешь, если знаешь, что ты бессмертен. А сам завёл разговор о фее и о пенсионном страховании.
— Нет, всё-таки ты ко мне придираешься, — сказал я и опять уставился в небо.
Король откинул голову и тоже воззрился в вышину.
— У тебя, поди, и звезды любимой нету? — спросил он.
— Нету.
— А ты найди себе звезду и придумай ей имя.
Я долго разглядывал небо, отыскивая звёздочку покрасивей. Наконец нашёл одну чуть правее Большой Медведицы, она мерцала слабо, почти незаметно. Показав её королю, я сказал:
— Вот. Её имя Ули.
— Вообще-то имена у них обычно другие… Ну, например, Проксима Центавра или Бетельгейзе, — сказал он. — Но мне нравится. Ули — красивое имя.
— Когда-то у меня был друг, его звали Ули, — объяснил я. — Он давно умер.
— Кто умирает, становится звездой!
— Если это правда, конечно. Но если я бессмертен, то все мои друзья однажды станут звёздами, а я не стану. И после их смерти я смогу видеть их в безоблачные ночи. Но при этом я только одно буду знать — что никогда не узнаю того, что узнали они.
Король молча глядел на звёздочку, мерцающую справа от Большой Медведицы. И вдруг он страшно разволновался. Вскочил, забегал туда-сюда по моему животу, да так резво, что мне сделалось щекотно и я чуть не захихикал.
— Помнишь, о чём я тебе однажды рассказал? — заговорил он наконец. — Что я не помню, как это у нас происходит, когда мы рождаемся на свет? Что-то там такое король и королева… Да только, сказал, не помню, что там у них происходит. Так ведь я сказал, а? Ещё сказал, утром просыпаешься — и ты уже большой, как вы, взрослые люди, и лежишь в постели, и с этой самой минуты всю жизнь только и делаешь, что становишься маленьким, всё меньше и меньше. Верно? Я именно это рассказывал?
— Да, всё верно.
— А теперь я вспомнил, что должны сделать король и королева!
— Что же?
— Они должны обняться…
— Ах, да знаю, знаю…
— На балконе обняться, вот на таком, как этот, и очень крепко обняться, потом они должны закрыть глаза, а потом — броситься вниз.
— Броситься вниз?!
— Да, броситься вниз. Если они долетят до земли не разомкнув объятий и не раскрыв глаз, земля спружинит, как трамплин, и они взлетят на небо, и достанут с неба звёздочку, и положат её в постель. Утром звёздочка проснётся, и эта звёздочка будет одним из нас.
— Ты уверен, что это правда?
— Уверен.
— А с тобой такое уже было?
— Было.
— И ты не боялся?
— Боялся. Но моя королева обняла меня крепко-крепко.
— Значит, всякий человек однажды становится маленьким королём? И всё уменьшается, уменьшается, до тех пор пока не станет невидимкой?
— Всё верно.
— Это очень печально. Для меня, — сказал я.
— Почему?
— Потому что я бессмертен.
— Вовсе ты не бессмертен. Мы же просто вообразили, будто ты бессмертен.
— О, я и забыл! — Я приподнял голову и посмотрел на королька. Он тем временем перешёл ко мне на грудь, взобрался по шее и с трудом вскарабкался на подбородок. Теперь, встав на подбородке, он выпрямился.
— А ты, вообще-то… — начал было я, но королёк всполошился:
— Куда торопишься, тише говори! А то я свалюсь прямо тебе в рот и ты меня проглотишь!
— А ты, вообще-то, бессмертен? — спросил я всё-таки.
— С чего ты взял?
— Какой у вас конец жизни? Я хочу сказать, когда и как прекращается уменьшение? Твой отец уже такой маленький, что ты его не видишь, — это и означает, что его не стало? Или он всё-таки где-то тут, среди нас? И отец, и твоя бабушка, и твой дедушка? Малюсенькие, как пылинки, но растоптать их невозможно, потому что они забьются в крошечные щёлки на подошве. Может быть, у вас всё только бесконечно уменьшается и конца у жизни нет?
Я говорил, и королёк Декабрь покачивался на моём подбородке, словно тросточка, если балансировать ею, поставив на ладонь. Он не спускал глаз с моего рта. Потом сказал:
— Откуда мне знать?
Зимой, приходя вечером домой, я заталкиваю в свою старую печку с зелёными изразцами три-четыре угольных брикета и развожу огонь. Вскоре в комнате становится тепло, а я сижу в старом кресле с высокой спинкой и большими «ушами», гляжу в окно и провожаю глазами пухлые влажные снежные хлопья — величиной они как раз с головку короля Декабря.
В иные вечера бывает очень тихо, но случается, я слышу голоса за стеной, у меня ведь квартира в городском доме, а в городских домах люди живут близко друг к другу и стены очень тонкие. Очень тонкие? Нет, не знаю я, какой толщины эти стены на самом деле. Да и голоса — доносятся ли они действительно из соседней квартиры? Или они раздаются в стене, потому что стена вовсе не тонкая? Стена громадной толщины, стена толстенная, такая, что в ней поместился целый мир маленького толстяка Декабря?
