Аксель Хаке - Маленький король Декабрь
Я с изумлением покосился на свой нагрудный карман.
— Откуда только ты всё это знаешь?
— Я? Знаю? Ничего я не знаю.
Королёк хотел ещё что-то сказать, но тут заметил другого прохожего. Тот был в чёрных очках и в шляпе с широкими полями. Шёл он как-то странно — чуть ли не вплотную к стенам домов, даже куртку всю извёсткой перемазал; он крался и опасливо по сторонам оглядывался.
— Этот человек боится своей соседки, — объявил король. — Она его любит и целыми днями всё ходит за ним по пятам, ищет встречи. Увидит свет в его окошке — прибегает и давай на звонок жать.
Однажды она попробовала высадить дверь. А он как раз её изнутри открывал. Соседка в квартиру как влетит! А он мимо неё шмыгнул — и наутёк. Теперь дома сидит тихо как мышка. Из соседкиной квартиры окно его кухни хорошо видно, поэтому ему приходится ужин себе готовить в потёмках.
— Почему бы ему не перебраться в другую квартиру? — спросил я.
Король смерил меня снисходительным взглядом.
— В другую квартиру? Мы живём-то где, в Мюнхене? То-то.
— Ах да, конечно… — Я вздохнул.
— Даже если у тебя сегодня день отдыха от скучной реальности, это ещё не повод, чтобы забыть о ситуации на нашем рынке жилья.
Третьим встретившимся нам прохожим был небритый малый со всклокоченными седыми патлами. Одет он был в белую длинную рубаху, на босых ногах — сандалии. Он шёл по проезжей части улицы.
— Поэт, — определил королёк. — Он усмиряет потоки машин.
Прохожий воздевал руки, точно церковный пастор, благословляющий прихожан. Никто не обращал на него внимания, люди шли своей дорогой и даже не глядели в его сторону. Зато машины сбавляли скорость и осторожно объезжали поэта.
— Поэт по ночам сочиняет стихи, — изрёк маленький король. — А утром он на несколько часов возвращается в наш мир, ему хочется что-нибудь совершить, сделать для людей что-нибудь хорошее, вот он и усмиряет машины. Чудной человек, верно?
— Да уж, чудной, — согласился я. — Но ещё чуднее то, что никогда раньше я его не замечал.
— Это потому, что ты никогда не брал меня с собой, — промолвил королёк. — Скажи, а ты веришь, что в этих краях водятся драконы?
— Драконы! Откуда тут взяться драконам? Послушай, и так-то всё совершенно невероятно — что на свете есть такие, как ты, малюсенькие короли, да ещё машины-пуделеспасалки, да ещё поэты, которые усмиряют потоки машин… А тебе вдобавок подавай драконов! Давным-давно перевелись они на свете, а уж в наших краях и тем более.
— Скорей всего, это заблуждение, — возразил королёк.
Тем временем мы вышли на Блюменштрассе. Декабрь простёр руку в сторону продовольственного рынка:
— Не угодно ли?
Я поглядел в ту сторону. И впрямь, среди машин, вечно застревавших у перекрёстка, пока не разрешат правый поворот, высился огромный, страшный дракон, длинный, как грузовик, и синий, как автобус. Громадная туша с торчащими во все стороны трубочками, из которых валили клубы дыма и выхлопного газа. Он испускал из ноздрей пламя, фыркая так шумно и грозно, что мне показалось, будто над нами пролетает вертолёт. Но люди на улице словно не замечали дракона. Он потихонечку тащился вперёд вместе с другими машинами, дополз до угла, повернул направо и скрылся за домами.
— Поразительно! — Я ещё долго не мог отвести взгляд от угла, за которым скрылся дракон. — Что он тут делает?
— Нападает на людей, которые идут своей дорогой в офис, — сказал король. — Ему не нравится, что люди ходят в офисы, вот он и старается помешать офисным ходильщикам.
— Но на меня он никогда не пытался напасть.
— Ты так думаешь? Правда? Разве с тобой никогда не случалось: идёшь себе и вдруг чувствуешь, что-то тебя удерживает? Не пускает, тянет назад? Разве ты по дороге в офис никогда не ощущал, что грудь тебе сдавливает, словно железным обручем?
— Конечно бывало такое, — признался я. — Но я думал, просто мне неохота идти, или начальника боюсь, или не уверен, что справлюсь с работой.
— А на самом деле это всё дракон! — сказал король. — Это он не пускал тебя, это он тянул назад, это он, подкравшись сзади, сдавливал тебе грудь своими жуткими лапами.
— Но я никогда его не видел. Почему он не напал на меня сегодня?
— Потому что ты идёшь не в офис.
— Ах вот оно что!
Мы зашли в кафе. Король каждую секунду высовывался из моего кармана, но я больше не ворчал и не пытался затолкать его поглубже. Когда к нашему столику подошла официантка, у меня не было сомнений — сейчас она скажет: послушайте, у вас в кармане сидит такой странный маленький король! Но она лишь спросила, что я хочу заказать.
— Капучино, пожалуйста. А нет ли у вас мармеладных медвежат?
— Найдутся, — сказала девушка. — Дети их любят. Думаю, найдутся.
Она принесла кофе и пакетик с медвежатами. Одного я тут же вытащил и дал королю.
— Большое спасибо, — поблагодарил тот.
Насыпав в капучино сахару, я посмотрел, как на пышной пене образовался сахарный островок, который быстро опустился на дно.
— Грустно, грустно каждый день ходить в офис и не видеть всего, что видишь ты, — пожаловался я. — И всю дорогу сражаться с драконом, даже не догадываясь о его существовании.
— Ага, — согласился королёк и радостно впился зубами в медвежонка. — А остальных медвежат, ну, которые там, в пакете, дашь мне потом?
— Хотел бы я быть таким, как ты. — Я вздохнул.
— Ты не можешь быть таким, как я. Но когда-то ты был таким. Когда был маленьким, понимаешь?
— А теперь я большой, а ты делаешься всё меньше и меньше.
— Да ведь это здорово! — воскликнул король. — Это я о себе говорю — здорово.
— Верно, о себе ты можешь так сказать…
— Не забывай, я как-никак твой король и проживаю у тебя. И существую только потому, что этого хочешь ты.
Я молча помешивал кофе.
— Хоть это тебя устраивает, а?
— Ну, хоть это… — ответил я.
Стояла прекрасная летняя ночь. Мы с Декабрём вышли на бал кон, улеглись там на полу и стали смотреть на звёзды. Вернее, на полу лежал я, а королёк устроился у меня на животе, между пятой и шестой пуговицами рубашки. От моего дыхания живот поднимался и опускался, а с ним вместе и королёк.
— Что ты чувствуешь, когда видишь звёзды? — спросил он.
— Чувствую, какой я маленький и ничтожный. Совсем крошечный, вроде тебя, или ещё меньше. И я думаю в такие минуты о том, что мир огромен и что я — лишь мельчайшая его частичка.
— Значит, здесь, на земле, ты большой и важный, а едва увидишь звёзды над головой, сразу чувствуешь, какой ты маленький и жалкий?
— Да. Вроде колёсика, которое может закатиться в тёмный угол, а никто и не заметит пропажи.
— А я знаешь что чувствую? — спросил король. — Мне кажется, будто я делаюсь громадным. Расту сразу во все стороны, расширяюсь, но не как воздушный шарик, который надувают и надувают, пока он не лопнет. Нет, всё происходит очень легко и просто. И не растягивается какая-то моя оболочка, нет, это я будто становлюсь газом, который рассеивается во все стороны. И под конец я уже не только «частичка всего». Я и сам превращаюсь в это Всё, и звёзды уже не вне меня, а во мне. Ты можешь это себе представить?
Немного помолчав, я признался:
— Нет.
— Ничего удивительного, — сказал король Декабрь. — Если бы мог, ты и чувствовал бы так же, и давно бы уже представил себе. Ах, какое это прекрасное чувство… — Он перевернулся со спины на живот и, глядя мне в глаза, спросил: — Где же правда? Какой ты: большой человек, каким тебя видят другие, или маленький, каким ты сам себя ощущаешь?
— Не знаю. — Я опять стал смотреть в небо. А король Декабрь по-прежнему смотрел на меня.
— Почему ты чувствуешь себя маленьким, когда видишь что-то большое?
Я молчал.
— Если я чувствую себя так, словно я — это Всё, а ты чувствуешь себя так, будто ты лишь малюсенькая частичка Всего, — продолжал он, — то, выходит, ты — моя частичка. Но я не частичка тебя.
Я молчал.
— Это занятно, а?
— Да, занятно, — сказал я.
— И тебе не хватает меня?
— Да, — сказал я, — мне кажется, довольно многим людям не хватает такого вот маленького короля, хотя они об этом не догадываются.
Королёк прижал ухо к моему животу.
— Повезло тебе, — сказал он. — Всё-таки я пока ещё не сделался меньше твоего мизинца и ты можешь меня видеть. Но однажды я стану совсем маленьким, и тогда ты меня больше не увидишь. Если бы мы не встретились вовремя, потом было бы поздно.
— Для меня, — заметил я.
— Для тебя, — кивнул король. Он уселся там, где под рубашкой находился мой пуп, и расположился в нём, точно в уютном кресле. — Давай поиграем! Давай мы с тобой вместе вообразим что-нибудь! — предложил он.
— Что же?
— Вот ты воображал когда-нибудь, что ты бессмертен?
