Лидия Чарская - Том 15. Сестра милосердная
— Слава Богу! Терпеть не могу, когда она торчит на уроках. Только Надю напугала, противная! — горячо вырвалось у Журы, тревожно глядевшего на сестру.
— Господи, и когда только она оставит нас в покое! — вздохнула Надя. — Если бы вы знали, Ирина Аркадьевна, какая мука была, когда она занималась до вашего приезда с нами… Каждую минуту обрывала, кричала, топала ногами, а иногда больно щипала и била нас линейкой по рукам. Еще хорошо, что на ее крики приходил дедушка и отнимал нас у нее. А то бы такая злючка, как тетя Нетти, насмерть могла бы забить нас.
— Перестань говорить глупости, Надя, как можешь ты так отзываться о тетке, которая заботится о тебе с братом, — остановила девочку Ира.
— Нет, нет, вы ошибаетесь, заботится не она, а дедушка и дядя Андрюша, — вступил в разговор Жура, — а она только кричит и дерется или по целым дням платья примеряет и часами перед зеркалом вертится, вот сами увидите когда-нибудь.
— Ты еще слишком молод, чтобы критикировать старших, — осадила расходившегося мальчика Ира, — и перестань осуждать других. Послушай лучше, что Надя скажет, сколько, по ее мнению, будет семью девять, а потом я расскажу вам нечто очень интересное из древней истории России. Ну-ка, Надюша.
— Шестьдесят три? Да?
— Вот и прекрасно. А теперь подвигайтесь ко мне. Я расскажу вам про славную княгиню Ольгу… Вы не слышали о том, как она отомстила варягам за смерть князя Игоря, своего мужа?
— Нет, не слышали! Расскажите, Ирина Аркадьевна, расскажите нам поскорее, — весело в один голос закричали дети.
Ира приказала убрать тетрадки и учебник математики и тогда только приступила к уроку истории, как она называла те захватывающие собеседования с детьми, во время которых она знакомила своих маленьких воспитанников с прошлым Русской земли, с ее выдающимися деятелями и героями. И эти собеседования лучше всяких страшных сказок няни Даши занимали Надю и Журу, заставляя в то же время легко запоминать величайшие события из прошлого нашего государства.
* * *
— А… добро пожаловать, Ирочка! Что скажешь, родная?
Большая светлая комната, гостеприимно улыбнулась всеми своими четырьмя окнами Ире.
Андрей Аркадьевич в рабочей блузе, замазанной во многих местах красками, только что усердно работавший кистью за мольбертом, на котором помещалась почти законченная картина, отложил палитру и протянул руку сестре.
— Редкая ты у меня гостья, Ирочка, совсем забыла брата, — с ласковым упреком говорил он.
— Это оттого только, что я боюсь тебе помешать, Андрюша, ты так занят, — оправдывалась девушка.
— Занят-то я занят, это правда, но тебя я рад видеть всегда. И не только из любви к тебе, сестричка, нет, более материальные причины руководят мною в данном случае, — рассмеялся Андрей. — Ты всегда так удачно подмечаешь пробелы в моих картинах, так метко оцениваешь их достоинства, что приносишь мне этим несомненную пользу. И где ты только приобрела это тонкое чутье к искусству, сестра? Удивляюсь, право. Впрочем, у тебя ко всему кажется врожденная способность, Ирочка. Ты вот только неделю живешь у нас, а между тем, нельзя узнать дома! Комнаты подметены, пыль всюду стерта, даже занавески на окнах тщательно подштопаны, и чистая скатерть на столе постоянно ласкает глаз. Спасибо, сестренка. За детей тебя уже и не благодарю. Узнать с твоего приезда не могу Надю и Журу. Бывало, целыми днями бесцельно слоняются по комнатам, мешают всем, пристают с расспросами, а теперь и голосов их не слышно. Золото, а не дети стали, нахвалиться на них не могу. И учатся они гораздо лучше, нежели с Нетти.
— Кстати, ты упомянул о Нетти, Андрюша, не можешь ли ты уговорить Нетти не присутствовать на уроках? У нее своя собственная система, с которой я никак не могу помириться. Нехорошо волновать без толку и запугивать детей.
— А разве Нетти запугивает? Да разве может запугать кого-нибудь этот милый, добрый, беспечный ребенок? Кстати, я на днях хочу порадовать ее. Картина уже куплена Томсоном. Он же купит и другую, которую я готовлю для выставки. Таким образом, я буду иметь возможность побаловать Нетти, устроить тот костюмированный вечер, о котором она так давно мечтает. — Глаза молодого художника сияли особенным, мягким блеском, и лицо озарилось ласковой улыбкой. Потом, помолчав немного, он добавил:
— Ирочка позволь поблагодарить тебя за то, что ты избавляешь мою женушку от неприятной обязанности следить за хозяйством и погружаться в прозу житейскую. Есть натуры, исключительно созданные для того, чтобы одним своим видом радовать глаз окружающих. Точно прелестный тепличный цветок, который несет радость людям тем, что они смотрят на него. И Нетти принадлежит к этой исключительной группе людей. Ради ее обаятельности, ее детской непосредственности и очарования, ей многое можно простить, и ее маленькие капризы и капельные недостатки. Взгляни, таким именно цветком, нарядной бабочкой я и изобразил ее.
Андрей Аркадьевич подвел сестру к одной из картин, с которой, улыбаясь, в костюме неаполитанской рыбачки глядела Нетти.
Ира взглянула на картину и отвела глаза. Бедный Андрюша, как он ослеплен! Как он слепо любит эту вздорную, пустенькую женщину, какие несуществующие качества отыскивает в ней! Какими чарами околдовала его эта волшебница Нетти! — думала не без горечи Ира, скользя взглядом по картинам.
На каждом шагу здесь попадались или капризное личико Нетти, или ее глаза, или гордая улыбка.
И даже в большой картине проданной Андреем Аркадьевичем американцу Томсону, в одном из ангелов, изображенных на картине, Ира узнала Нетти.
Теперь она поняла: ее добрый благородный, но удивительно мягкий и слабохарактерный брат подпал под влияние Нетти, которую он самым чистосердечным образом считал милым, непосредственным ребенком, не видя тех недостатков, которые бросались в глаза каждому при первом же знакомстве с нею.
Не стремясь разочаровать брата и в то же время желая оградить себя от неприятных случайностей, Ира еще раз попросила Андрея Аркадьевича уговорить Нетти не присутствовать на ее уроках с детьми. — А то, воля твоя, Андрюша, придется мне уехать от вас, искать более подходящего места, — шутливо пригрозила она.
— Нет, нет, только не уезжай, — испуганно вскричал молодой художник. — Ведь только с твоим приездом водворился у нас порядок в доме. Ты и за хозяйством присмотришь, и обеды при тебе стали лучше, и князю его мемуары подиктовать успеваешь, а о детях и говорить нечего.
— Тсс! Не хвали меня так громко, Андрюша, не ровен час, сглазишь, — шутливо пригрозила ему пальцем Ира.
Вдруг она насторожилась и стала прислушиваться.
— Сдается мне, что кто-то подслушивает нас, — произнесла она шепотом и, быстро подбежав к двери, широко распахнула ее.
— Ай!
Нетти едва успела отскочить вовремя и избавиться от шишки, которая неминуемо должна была бы водвориться на ее не в меру любопытной головке.
— Вы, кажется, подслушивали, фи, какой ужас! — Ира невольно отступила назад, с нескрываемой брезгливостью глядя в лицо золовке.
Нетти, красная и сконфуженная, стояла перед нею и теребила в смущении широкий пояс своего шелкового пеньюара. Но такое состояние молодой женщины длилось недолго. В следующую минуту она оправилась и осыпала Иру целым градом упреков.
— Я, подслушивала? Я? Да очень мне нужно подслушивать, когда Andre и так говорит мне все, делится со мною каждой малостью. Может быть, у вас была такая манера, Ира, в бытность вашу классной дамой — подслушивать и подглядывать за воспитанницами, а я не имею этого обыкновения. И стыдно вам упрекать меня, лгать на меня, как на мертвую, ставить меня в смешное положение в глазах Andre, о, я не перенесу этого! Не перенесу… Andre, разве ты не видишь, как меня обижают?
— Но, моя детка, Ира… — начал было растерявшийся Басланов.
— Молчи, молчи! Я знаю, что ты будешь на ее стороне!.. Еще бы — ведь Ира умница, золотые ручки, ты и вздохнул только свободно с той минуты, как она здесь… Ты и обедать стал лучше с тех пор, как она наблюдает за столом и прислугой. Да, да, не отпирайся, я сама слышала, как ты сей…
Вдруг Нетти замолкла и еще больше покраснела.
Она только сейчас спохватилась, что выдала себя. Малиновая от стыда, Нетти прибегла к последнему средству — бросилась в кресло и забилась в громких рыданиях, пересыпая их неистовыми воплями.
Скорее с сожалением, нежели с насмешкой смотрела теперь Ира на молодую женщину, симулировавшую нервный припадок.
Андрей Аркадьевич хлопотал около жены, то подавал воду, то подносил к ее носу флакон с нюхательными солями и, растирая ей спиртом виски, утешал ее как ребенка:
— Полно, радость моя, полно, деточка… Ангел мой… да перестань же ты плакать, ради Бога… Посмотри лучше, какие узоры я выбрал для твоего костюма… Здесь будут бабочки… тут цветы… там прекрасная большая птица, огромная ласточка — вестница весны. И все это разрисую на ало-розовым фоне. — Не правда ли прелестно?
