Гэри Шмидт - Пока нормально
И мы тоже – все, кроме Лукаса.
Потом кто-то постучал в дверь.
Отец посмотрел на маму. А мама – на отца.
– Откроешь, Крис? – спросила мама.
А когда Кристофер встал и пошел открывать, она тоже встала, пересела на его стул и взяла отца за руку.
Кристофер вернулся на кухню. За ним вошел мистер Догерти. В форме.
– Добрый вечер, – сказал он. – Простите, что помешал ужинать.
В доме он казался просто огромным. Может, из-за формы. Казалось, сядь он на какой-нибудь из наших кухонных стульев – и тот рассыплется под ним на кусочки. Вот до чего огромным.
– Здравствуйте, – сказала мама и встала.
– Здравствуйте, миссис Свитек, – сказал мистер Догерти и кивнул. Потом посмотрел на меня. – Ребята просили передать тебе привет, Дуг.
– И им от меня передайте, – сказал я.
– Ладно. – Он повернулся к Лукасу. – Я слышал, вы вышли на работу, тренер.
Можете угадать, каким стало лицо Лукаса, когда огромный мистер Догерти назвал его тренером?
Потом мистер Догерти посмотрел на отца и кивнул.
– Мистер Свитек, – сказал он.
Отец кивнул ему в ответ. Глядя на маму. Не сводя с нее глаз – ни на секунду.
Ни один из нас не знал, что сказать. Думаю, вы понимаете, почему.
Мама тихонько покашляла.
– Хотите котлету? – спросила она.
Видите? Она тоже не знала, что сказать.
– На вид они вкусные, но я лучше не буду, – ответил мистер Догерти. – Я уж и так опоздал на ужин, а вы понимаете, что скажет жена, если я не смогу съесть ничего из того, что она приготовила. – Он откашлялся. Дважды. – Кристофер… – начал он.
– Слушание только завтра, – сказал Лукас. – Вам нельзя…
– Никакого слушания не будет, – сказал мистер Догерти.
В космосе не бывает шума. А вы не знали? Если кто-нибудь из астронавтов с «Аполлона-11» решит прогуляться вокруг космического модуля, он не услышит ровным счетом ничего. Там нет вообще никаких звуков – примерно как в нашем доме всю следующую минуту.
Потом отец встал.
– Крис, – сказал он и остановился. Попробовал снова: – Крис…
– Мы получили анонимное сообщение, – сказал мистер Догерти. – Мы нашли все, что было украдено из хозяйственного магазина. Все без исключения. И звонивший признался. В этом и в том, что ограбил «Спайсерс дели» прошлой осенью.
Мама поднялась со стула и встала рядом с отцом.
– Полицейское управление Мэрисвилла приносит тебе свои извинения, Кристофер, – сказал мистер Догерти.
– Крис… – сказал отец.
– Сообщение было анонимным, и детектив, которому поручено расследование, – а это я, – считает дело закрытым. Никаких обвинений больше не будет.
Мама снова взяла отца за руку.
– И я уверен, – сказал мистер Догерти, – я совершенно уверен, что человек, который нам звонил, теперь понимает: связываться с чем-то в этом роде значит подставлять под удар не только себя самого, но и многих других.
– Конечно, понимает, – сказала мама. Она зашла отцу за спину и обняла его за грудь. А он положил ладони ей на руки.
– А еще я уверен, что у него потрясающая семья и он не хотел причинить вред никому из своих близких. Уверен, что теперь он понимает: они ему нужнее всего на свете.
– Да, – сказал отец. – Понимает.
Мистер Догерти кивнул.
– Еще раз извини, Кристофер. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь…
– Спасибо, – ответил Кристофер.
– Увидимся в субботу, Дуг.
– Ага.
Он повернулся и ушел. И знаете что? Дом стал просторней. Думаете, я вру? Как будто сам мистер Догерти вышел, а его огромность осталась, и у нас появилось больше места.
А еще знаете что? Наш дом перестал быть Дырой. Теперь он казался… не знаю. Может, я просто придурок.
Мы все опять сели за стол. Посмотрели на свое холодное пюре и холодные котлеты. И всем вдруг захотелось есть. Мы так набросились на еду, как будто просидели голодные целую неделю. Особенно Кристофер – и вы, наверное, можете догадаться почему. Все ели и смеялись над тем, как быстро мы едим, и ели еще быстрее, вилки с пюре так и летали, и Лукас рыгнул, а потом и Кристофер, а потом и я, а потом и отец.
А когда на столе больше не осталось еды, отец откинулся на спинку стула, и оглядел нас всех, и спросил:
– Скажите честно, видели вы что-нибудь прекрасней этой орхидеи?
Я посмотрел на маму.
Ах, какая улыбка.
Июньская.
А потом отец тоже посмотрел на маму.
– Я видел, – сказал он. – И сейчас вижу.
* * *Когда я пришел в Среднюю школу имени Вашингтона Ирвинга на следующее утро, меня ждал директор Питти. Он велел явиться к нему в кабинет после урока мистера Барбера – мистера Макэлроя уже предупредили, что я опоздаю на всемирную историю.
– И не вздумай улизнуть, – сказал он. С улыбкой.
Когда я к нему явился, мне не пришлось, как обычно, ждать полчаса перед кабинетом. Дверь была открыта, а директор Питти стоял за ней и смотрел в коридор. Угадайте, что он уже снял со стены и прислонил к столу. Попробуйте, угадайте.
Но первым, что сказал мне директор Питти, было:
– Я прошу у тебя прощения. Я был неправ. Я ошибался во многом и сожалею об этом. – Он протянул мне руку, и я ее пожал. Потом он показал на Бурого Пеликана. – Теперь он твой.
Я кивнул.
– Мне всегда казалось, что он выглядит…
– Благородно, – сказал я.
– Мне это слово в голову не приходило, но теперь, когда ты его произнес… – Он посмотрел на Бурого Пеликана. – Пожалуй, что так.
– Точно, – сказал я. – Он благородный.
– Если хочешь, я отвезу его в библиотеку, – предложил он.
– Лучше я сам, – сказал я.
Он кивнул. Потом опять стал разглядывать Бурого Пеликана – и разглядывал, наверное, целую минуту.
– Знаешь что, Свитек, – сказал он, – я не помню, чтобы говорил это другим ученикам, но тебе скажу. По-моему, после школы ты сможешь отправиться туда, куда захочешь.
Ах, этот пеликан. Такой спокойный, как будто все, что ему надо – это смотреть на мир.
– Спасибо, – сказал я.
– А теперь тебе пора на урок к мистеру Макэлрою. Птица будет ждать тебя здесь.
Я шагнул к двери.
– И еще, Свитек, – сказал директор Питти.
Я обернулся.
– Спасибо за то, что ты сделал для тренера Рида.
– Я не знаю…
– Директор Питти поблагодарил тебя, – сказал он. – А теперь иди.
И я пошел.
Знаете, как себя чувствуешь, когда выходишь из кабинета директора, зная, что скоро вернешь на место часть кое-чего, и директор только что сказал тебе спасибо?
Знаете, как себя чувствуешь, когда директор минуту назад сказал тебе, что ты сможешь отправиться туда, куда захочешь?
Ты чувствуешь себя так, как будто летишь на «Аполлоне-11» и впереди показалась Луна.
Вот как ты себя чувствуешь.
* * *В субботу, после доставки заказов, я отнес Бурого Пеликана в библиотеку. Я пришел туда позже, чем обычно, потому что миссис Мейсон нагрузила меня тремя хостами и пятью большими папоротниками «для садика твоей мамы». Когда я сказал ей, что у мамы его нет, она ответила: «Так будет, милый, – сейчас же июнь!»
У мистера Лефлера возникла та же идея. Он нагрузил меня тремя горшками с майораном – без этого растения, сказал он, не может обойтись ни один садовод.
Даже миссис Догерти решила, что моей маме необходим свой садик. Она вырыла для нее куст спиреи ростом с Бена и завернула его в холстину.
А миссис Уиндермир? Видно, она тоже что-то прослышала. Пять кустов желтых роз.
Знаете, сколько надо времени, чтобы отвезти все это домой?
Знаете, как обрадовалась моя мама?
Когда я вернулся со спиреей, она уже успела посадить хосты, папоротники и майоран, а когда я вернулся с желтыми розами, она уже успела посадить спирею. Думаете, я вру?
Вот почему я опоздал в библиотеку.
Но мистер Пауэлл ни капли не огорчился. Он откуда-то узнал про Бурого Пеликана и заранее открыл «Птиц Америки» на нужной странице. Мы положили его туда вместе.
– Еще только одна, – сказал мистер Пауэлл.
Но я знал, что нам никогда ее не найти. Анонимный коллекционер за границей.
Я покачал головой.
– В этой книге всегда будет не хватать одной птицы, – сказал я.
Мистер Пауэлл покачал головой.
– Не уверен, – сказал он.
– Почему? – спросил я.
* * *В тот же день после обеда я закончил свою Полярную Крачку. Она была прекрасна. Она неслась к воде, потому что ей так много надо было найти! Под ней бежали волны, и на них уже появлялись барашки, но вы понимали, что у нее все будет нормально. Ей столько надо было сделать! Столько увидеть! Она собиралась отправиться туда, куда захочет. И знаете – она была не одна. Если бы вы могли посмотреть на эту картину так, как смотрел на нее я, вы увидели бы вокруг целую стаю полярных крачек, летающих над волнами. И это было впечатляюще. Думаете, я вру?
А после того как я закончил, мистер Пауэлл снова открыл «Птиц Америки». Он положил мой рисунок туда, где не хватало одюбоновской Полярной Крачки.
– На свете нет ничего совершенного, – сказал он. – Но мне кажется, что в этот раз мы подошли к нему довольно близко.
