Игорь Чесноков - Иду в неизвестность
«Какие у вас гарантии, господин штабс-капитан, того, что вы доберётесь до полюса? Где ручательства, что не выйдет для флота и для России конфуза в случае неудачного, непродуманного похода?» — строго вопрошает Колчак.
«Ручательство? — удивлённо переспрашивает Седов, стоя перед комиссией, словно на суде. — Моя жизнь. — Она — единственное, что может гарантировать серьёзность моих намерений. Я не вернусь, не достигнув полюса. Имя моё не станет позором для родины».
…Фойе офицерского собрания.
«Слыхали, господа, штабс-капитан Седов собирается покорить Северный полюс, не меньше?»
«Этот-то мужик, выскочка? А не хватит ли с нас, господа, одного Ломоносова?»
…Кабинет редактора «Нового времени». Холёный сноб Суворин:
«Мы все в восхищении, господин капитан. Ваша идея великолепна. А мы поможем вам. Печально, конечно, что в Государственной думе законопроект о финансировании экспедиции отклонён. Но не унывайте. Мы решили взять дело снаряжения экспедиции в свои руки. А ведь за нами весьма влиятельные люди, в том числе и из членов правительства, между нами. Мы подымем кампанию по сбору средств на уровень всероссийского дела. Кстати, государь высочайше утвердил разрешение на всероссийскую подписку и сам милостиво выделил на наше с вами дело, то есть на экспедицию, десять тысяч рублей. Он помнит вас по вашей блистательной Колымской экспедиции. Сердечно поздравляю вас, дорогой капитан».
«Благодарю покорно. Я рад. Я очень рад. Но не откажите в любезности объяснить мне, несведущему в подобных делах, какова же выгода, вернее, простите, каков смысл браться за это трудное, дорогостоящее дело газете?»
Суворин глядит в окно на петербургские крыши, несколько секунд раздумывает.
«Что ж, не буду скрывать. Мы, то есть моя газета, и впрямь рассчитываем на некоторую прямую выгоду. Посмотрите последние апрельские газеты. О чём все трубят? Ленский расстрел… Гибель «Титаника»… Волнующе и прискорбно, разумеется. Но прессе необходима и живая струя, жизнеутверждающая, что ли, захватывающая информация, рассчитанная на продолжительный интерес, на сенсацию, будоражащая публику и вызывающая в ней, если хотите, патриотические чувства. Ваша экспедиция, объявление о ней, подготовка её, отправление, ход её и, наконец, триумфальный финал — всё это и явится, по нашему замыслу, оживляющей струёй для газеты, даст увеличение тиражей, а с ними — дохода, ибо исключительное право печатать материалы о подготовке, ходе и результатах экспедиции мы собираемся оставить за собой.
Надеюсь, вы не станете возражать против этого, дорогой наш капитан?»
…Кабинет генерал-лейтенанта Вилькицкого, начальника Главного гидрографического управления.
«Со своей стороны я сочувствую вашей идее, — раздумывающе говорит Вилькицкий стоящему перед ним штабс-капитану Седову, — и понимаю, что скромному офицеру весьма нелегко начинать подобное дело самостоятельно. Министру нашему морскому я докладывал о вас и, кажется, добился его благосклонности к вашей идее. Но выводы нашей комиссии о недостаточной продуманности плана полюсной экспедиции, увы, закрыли доступ к правительственному финансированию. — Генерал не без участия глядит на подавленного штабс-капитана. — Однако у вас не всё, я вижу, потеряно, и, кажется, нашлись еилы, что решили поддержать вас. Дай-то бог. Что касается нашего управления, то мы со своей стороны можем лишь предоставить вам согласно вашей просьбе отпуск с содержанием на время экспедиции, кою вы рассчитываете завершить в один год. Ну и, разумеется, выделим вам кое-что из навигационных и геодезических инструментов в надежде, что труды экспедиции окажутся плодотворными и могут стать весьма полезными для нашего гидрографического дела».
…Невский проспект. Масса людей, извозчики, яркие афиши. Электротеатр «Мулен-Руж», гвоздь сезона «Хохот смерти», потрясающая драма. Цирк «Интернациональ», грандиозная программа, открытие международного чемпионата по французской борьбе…
Выпорхнула из-за угла стайка мальчишек — разносчиков газет. Они бегут по проспекту, размахивая газетами, и пронзительно кричат:
«Кому свежий номер «Речи»? Голод в Тюменском уезде! Революция в Китае!»
«Русское слово»! В Херсоне разбился аэроплан. Воздухоплаватель Уточкин невредим!»
«Новое время»! Всероссийская подписка на русскую экспедицию капитана Седова к Северному полюсу!»
«Санкт-петербургский листок»! Шаляпин, Собинов, Вяльцева дают концерты в пользу экспедиции Седова!»
«А вот новая рабочая газета «Правда»! Ходатайство капитана Седова в городскую управу об ассигновании средств на экспедицию к полюсу!»
…В доме Минейко, инженера Архангельского порта, на углу Соборной и Псковского. Здесь за чаем приятные Седову люди: сам Пётр Герардович, в домашней библиотеке которого много работал с научной литературой Седов, начальник порта Новинский, чиновник по особым поручениям Галахов, лоцманский командир Олизаровский. Рядом со старшей дочерью Минейко Ксениеи, курсисткой Бестужевских курсов, — его Вера. Все с интересом слушают Седова.
«…Но когда явилась весть об открытии норвежцем Амундсеном Южного полюса, о его же намерении идти в 1913 году на Северный полюс, когда, наконец, весь мир заговорил о том, что на Северный полюс собираются двинуться с разных сторон ещё четыре экспедиции, между ними и японская, я не мог больше оставаться равнодушным!»
Все видят горячий блеск в глубоких глазах Седова.
«Взгляните, господа, на карту, и вы увидите: три четверти Северного полярного круга примыкает к нашей стране. Ещё Менделеев доказал, что географический центр Российской империи лежит где-то около Обдорска. Вот насколько площадь наших северных владений перевешивает средние и южные области России! А что мы знаем о нашей северной территории? Почти ничего. Я не говорю уже о том пространстве, что лежит ещё севернее, — о центральной арктической области. А вот вам, извольте, пример: скажем, сегодня чувствуется холод. Нам говорят: «Это идёт северный циклон». Но разве много знаем мы теперь о циклонах этих, их природе, зарождении, закономерностях перемещения, о движении льдов и северных вод? А вспомните о северном морском пути, который мы, к глубокому сожалению и стыду, пока ещё не открыли, ибо мало знаем природу полярных областей. И не случайно, видимо, даже столь маститый наш учёный, как Семёнов-Тян-Шанский, вице-председатель Императорского географического общества, до сих пор сомневается в возможности морского северного пути!»
Супруга Минейко, рядом с которой сидит Седов, осторожно берёт его чашечку, наливает из красивого фарфорового чайничка, а затем из самовара, вновь неслышно ставит перед ним.
«В общем, мысль о необходимости поддержать наше национальное достоинство, наше положение великой северной державы заработала во мне тогда с лихорадочной быстротой и, как видите, — усмехается Седов, — не даёт мне покоя теперь, да и не даст, наверное, впредь, покуда не сделаю всего, что задумал».
…Квартира Седовых в Петербурге. Один из вечеров, когда молодожёны, не желая никуда выезжать, с радостью оставались наедине, отпустив прислугу. Вера за роялем тихо перебирает клавиши. Любящим взглядом остановившись на Георгии, стоящем у рояля, она задумчиво ведёт речитатив под волшебную, незнакомую ему мелодию:
…А там — закат из неба сотворил
Глубокий многоцветный кубок. Руки
Одна заря закинула к другой,
И сёстры двух небес прядут один —
То розовый, то голубой туман.
И в море утопающая туча
В предсмертном гневе мечет из очей
То красные, то синие огни…
Гаснет вдруг свет, и оглушительным выстрелом лопается струна рояля. Мрак.
И вновь выстреливает струна. С трудом открываются глаза. Звёзды слепо глядят из бездонной черноты. Это же стреляют! Ищут его? Седов напряг чужое тело.
— Э-ге-ге-ей! — вырвался охриплый звук. — Эй, Лин-ни-ик, эге-ей!
— Там он, там! — донёсся голос Пустошного. Послышался скрип полозьев.
Седов попытался встать, но ни один мускул онемевшего, застывшего тела не желал слушаться.
— Эге-ей! Я здесь!
Поскуливают собаки, остановившиеся рядом. Пустошный и Линник, кряхтя, вынимают его из укрытия, укладывают на нарту. Погоняя собак, идут рядом.
Долго ползёт нарта, то покачиваясь, то подпрыгивая. Наконец останавливается. Его снимают, вносят в тёплую палатку, начинают раздевать. Потом растирают всего шерстяным шарфом, натирают спиртом, предлагают поесть.
Есть не хочется. Седов с усилием выпивает немного горячего порошкового молока, с помощью матросов заползает в спальный мешок.
Жив.
ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ
Одна за другой три упряжки въехали на ровный тёмный солончак. Линник впереди замедлил шаг. Пустошный с опаской следил за ним. На второй нарте лежал в спальном мешке Седов. Голова его в завязанной шапке безвольно покачивалась в такт движениям нарты. Георгий Яковлевич не мог уже сидеть и третьи сутки почти безвылазно лежал в спальнике. Его лихорадило, часто он впадал в беспамятство.
