Николай Носов - Том 1. Рассказы, сказки, повести
— А вдруг она вытащит из инкубатора свои чашки?
— Не вытащит.
— А вдруг лампочка перегорит? Что тогда делать?
На уроке естествознания Марья Петровна услышала, что мы с Мишкой всё время разговариваем, и рассадила нас на разные парты. Мишка сидел мрачный как туча и поглядывал на меня с другого конца класса. А тут Костя приложил ко рту руку и громко прошептал:
— Слушай! Я скажу Марье Петровне про инкубатор.
Мишка заёрзал на своём месте и прошипел:
— Вот я тебе скажу, изменник!
Но Костя уже поднял руку.
— Что ты хочешь сказать?— спросила Марья Петровна.
Мишка пригрозил Косте кулаком.
— Марья Петровна, а что такое инкубатор?— задал вопрос Костя.
Марья Петровна начала рассказывать про инкубатор. Она сказала, что люди уже давно научились выводить цыплят без наседок, нагревая до определённой температуры яйца. Ещё в древнем Египте и Китае, две тысячи лет назад, люди устраивали инкубаторы и выводили цыплят. Учёные, делая раскопки, находят в земле помещения, в которых древние египтяне устраивали свои инкубаторы. Конечно, тогда инкубаторы были небольшие и цыплят в них выводилось немного, но теперь у нас есть такие инкубаторы, в которые закладывают по нескольку тысяч яиц.
— А у меня есть два знакомых мальчика,— сказал Костя.— Они сами сделали инкубатор. Как вы думаете, выведутся у них цыплята или нет?
— В самодельном инкубаторе получить цыплят можно, только это очень трудное дело,— сказала Марья Петровна.— В фабричных инкубаторах есть разные приспособления, которые регулируют температуру и влажность, а если инкубатор самодельный, то за всем надо внимательно следить. Если ребята старательные и дисциплинированные, то цыплята у них выведутся, а если такие, как наши Миша и Коля, то ничего не получится.
— Почему это у нас не получится?— не выдержал Мишка.
— Потому что вы недисциплинированные: даже в классе не можете как следует посидеть,— сказала Марья Петровна и стала продолжать урок.
После уроков нас задержал Митя Смирнов и сказал, чтоб мы шли дежурить в живом уголке.
— Что ты, что ты! — замахал Мишка руками.— Какой там живой уголок! Нам некогда.
— Вам всегда некогда! Записались в кружок, а не ходите. Сейчас самое горячее время. Весна! Надо скворечни делать.
— Мы потом будем делать скворечни.
— Когда — потом? Скоро прилетят птицы.
— Не прилетят.
— Как так — не прилетят? Птицы не станут вас ждать.
— Ну немножечко-то подождать можно,— сказал Мишка.
И мы побежали домой.
Дома всё оказалось в порядке. Лампочка не перегорела, температура была нормальная.
Майка исправно сидела у инкубатора. Мы похвалили её и отпустили гулять.
Всё пропало
С тех пор у нас потекла настоящая трудовая жизнь. Днём и ночью нужно было следить за температурой и каждые три часа переворачивать яйца. Вода в консервной банке и деревянных чашечках быстро испарялась, так что часто приходилось подливать свежую воду. Дело как будто нетрудное, но всё время приходилось быть настороже. Как только зазеваешься, так сейчас же что-нибудь случится: или температура подскочит, или забудешь перевернуть яйца. Нельзя было ни на минуту забывать об инкубаторе.
Особенно трудно приходилось Мишке, потому что ему нужно было следить за инкубатором ночью. От этого он не высыпался и по целым дням ходил сонный, как осенняя муха. После обеда он часто засыпал на кушетке в кухне, и я всегда рисовал его, пока он спал.
Так прошло пять дней и пять ночей. На шестой день Мишка не выдержал и нечаянно заснул на уроке. За это ему досталось от Надежды Викторовны, и весь класс над ним смеялся.
Конечно, Мишке было обидно. Каждый любит посмеяться над кем-нибудь, но никто не любит, когда смеются над ним самим.
Всё было бы ничего, но как раз в этот день я принёс в школу свой альбом, чтобы показать ребятам, как я рисую. Ребята увидели рисунки и догадались, что у меня нарисован Мишка, который спал в самых разных позах: и лёжа, и сидя, и чуть ли не стоя.
— Да ты у нас прямо чемпион по спанью! — сказал Мишке Лёша Курочкин.
— Мировой рекордсмен!— подхватил Сеня Бобров.— Спит, как лошадь, двадцать четыре часа в сутки!
Альбом пошёл по рукам. Все рассматривали его и помирали со смеху.
— Ты зачем притащил сюда этот идиотский альбом? — напустился на меня Мишка.
— Откуда же я знал, что ребята станут смеяться?— говорю я.
Не знал! Нарочно, должно быть, подстроил, чтоб надо мной весь класс потешался! Хорош друг! Знать тебя не хочу больше!
— Честное слово, я не нарочно! Если б я знал, что так выйдет, не рисовал бы тебя,— оправдывался я.
Но Мишка дулся на меня весь день. Вечером он сказал:
— Вот возьми инкубатор и подежурь ночью, тогда узнаешь, как рисовать на меня карикатуры.
— Ну что же,— говорю я,— ты уже пять ночей отдежурил, теперь я отдежурю пять ночей. Будем дежурить по очереди.
Мы перенесли инкубатор ко мне, и с тех пор начались мои мучения.
С вечера я клал под подушку будильник, и ночью он начинал мне в самое ухо трещать. Я вставал, как лунатик, шёл на кухню, проверял температуру, переворачивал яйца и возвращался обратно. Часто я не мог сразу заснуть и долго ворочался на постели, а как только начинал засыпать, будильник снова трещал, и я готов был разбить его вдребезги, чтоб он не мешал мне спать.
Каждое утро я просыпался измученный и насилу вставал с постели. Одевался, как будто во сне, и даже не понимал, что я делаю: штаны начинал надевать через голову, рубашку напяливал вместо штанов.
Один раз я даже перепутал ботинки и надел на правую ногу левый ботинок, а на левую — правый и в таком виде явился в класс.
Ребята заметили это и стали смеяться. Пришлось мне переобуваться во время урока.
Но самое большое несчастье произошло на десятую ночь. То ли я забыл завести будильник, то ли не слышал, как он прозвонил. С вечера я лёг и проснулся утром, когда было уже совсем светло. Сначала я даже не понял, что случилось, потом вспомнил, что ни разу не вставал ночью, и как ошпаренный бросился к инкубатору. Градусник показывал тридцать семь градусов. На целых два градуса меньше, чем нужно! Я поскорее сунул под лампу пару тетрадей и тут же подумал:
«Зачем я это делаю? Всё равно яйца остыли, и теперь, наверно, уже всё пропало! Десять дней мы трудились без отдыха; в яйцах, должно быть, развились большие зародыши, а теперь вот я всё это погубил!»
От досады мне хотелось отколотить самого себя, и я стукнул себя кулаком по макушке.
Ртуть в градуснике медленно поднималась и постепенно дошла до тридцати девяти градусов. Я печально смотрел на градусник и размышлял про себя:
«Ну вот, температура нормальная, яйца снаружи такие же, как и прежде, а внутри в них уже, наверно, нет жизни, и никогда из них не выведутся цыплята!»
Потом я стал думать, что, может быть, ничего опасного не случилось. Может быть, зародыши ещё не успели погибнуть. Но как узнать об этом? Единственный способ узнать это — продолжать нагревать яйца, и, если на двадцать первый день из них не выведутся цыплята, значит, они погибли. А может быть, они и не погибли. Об этом я узнаю только через одиннадцать дней.
«Вот тебе и получилась весёлая семейка! — горевал я.— Вместо двенадцати цыплят, наверно, ни одного не будет!»
Тут пришёл Мишка. Он посмотрел на градусник и весело сказал:
— Красота! Температура нормальная. Дело чудесно идёт! Теперь моя очередь по ночам дежурить.
— Нет, лучше я сам буду дежурить,— говорю я.— Зачем тебе мучиться напрасно?
— Почему — напрасно?
— А вдруг цыплята не выведутся?
— Ну что ж, если не выведутся… Не должен же ты один мучиться: раз мы друзья, то всё пополам.
Я не знал, что сказать Мишке. У меня не хватило смелости ему признаться, и я решил молчать, хотя это, конечно, свинство.
Сбор отряда
Костя ежедневно заходил к нам, а потом рассказывал ребятам, как идёт дело с высиживанием цыплят. Только он не говорил, что это мы с Мишкой устроили инкубатор. Он сочинил, что это какие-то другие ребята, из другой школы.
— Однажды Витя Смирнов сказал:
— Ты бы познакомил меня с этими ребятами.
— А зачем тебе?
— Просто интересно посмотреть, что это за ребята такие. Вот нам бы таких в юннатский кружок! У нас сразу бы работа пошла. А то с такими ребятами, как Миша и Коля, ничего хорошего не выходит: дежурить не хотят, деревья нужно было сажать — не пошли, скворечен не делают…
— А они тоже деревьев не сажали,— сказал Костя и подмигнул нам с Мишкой.
— Ну, они — это другое дело: у них и без деревьев забот небось по горло.
Витя и не догадывался, что Костя рассказывал про нас с Мишкой.
