Берли Доэрти - Дети улиц
– О, я знаю эту мелодию! – сказала миссис Клеггинс. – Когда я работала на фабрике, мы под нее стучали башмаками. Не то чтобы нам нужна была музыка, под которую можно было бы танцевать. Мы просто имитировали звуки, которые издают машины.
– О, пожалуйста, миссис Клеггинс. Станцуйте сейчас! – захлопала в ладоши Бесс.
– Еще чего! – фыркнула женщина. – Верните служанке свои миски, да побыстрее.
– О, но сейчас же Рождество! – взмолилась Бесс.
И вдруг музыка словно бы взяла верх над миссис Клеггинс. Она стала, глядя прямо перед собой, держа руки вдоль туловища, и ботинки ее вдруг застучали по полу: топ, топ, топ, тук-тук, тук-тук, тук-тук – похоже на перестук прядильных машин, быстро, ритмично, настойчиво: тук-тук, тук-тук, тук. Все встали, пытаясь понять, что делают ноги. Бесс потянула Лиззи, заставив ее встать со скамьи и выйти в проход. Затем, когда Сэм заиграл быстрее, они тоже принялись танцевать в своих башмаках. Ноги миссис Клеггинс взлетали, ударялись друг о друга, чепец сбился набок, румяные щеки раскраснелись больше обычного: Сэм играл одну и ту же мелодию, снова и снова, потому что другой не знал, правда, никто не обращал на это внимания. Все подхватили танец, насвистывая, похлопывая в ладоши, подпрыгивая, стуча башмаками, повторяя звуки, которые слышали каждый рабочий день, оживляя их. Все, кроме Робина Смолла. Он сидел, обхватив голову руками, а когда поднял взгляд, на лице его не было смеха, не было радости от музыки, не было даже его знаменитого презрения. Казалось, он не видит и не слышит ничего, глубоко погрузившись в свои мысли.
Так же внезапно, как и начала, миссис Клеггинс остановилась. Грудь ее вздымалась и опускалась. Музыка умолкла, танцующие остановились. Она поправила чепец, окинула взглядом комнату, в которой образовался ужасный беспорядок: столы и лавки были отодвинуты в сторону.
– А теперь принимайтесь за уборку, – сказала она и величаво удалилась.
Робин встал, окинул взглядом всех в комнате.
– Вы превратились в машины. Все вы, – сказал он.
22
Бесс
В безмолвные недели, последовавшие за тем вечером, произошло нечто, что отвлекло всех от Робина Смолла. Под Новый год погода была холодной, а затем снег сменился дождем, и бесконечное множество дней были сырыми и холодными.
Эмили и Лиззи работали на фабрике уже год; и другой жизни они себе уже почти не представляли. Все дети стали худыми и бледными, многие из них сгорбились и приволакивали ноги от тяжелой работы, которую выполняли, склонившись над станками на протяжении многих часов, присучивая оторвавшиеся нитки или вечно ползая под станками на полу. Робин был прав: они превратились в машины.
Эмили первой заметила, что Бесс заболела. Сейчас ее звонкого смеха почти не было слышно, вместо этого она большую часть времени кашляла. Под глазами у нее появились темные круги, похожие на синяки, и казалось, что она чувствует постоянную усталость, что было на нее совершенно не похоже. Не было того, что могло бы заставить ее улыбнуться. Она не задавала колких вопросов, не рассказывала историй. В те дни ей было тяжело работать, и Крикк постоянно стоял над ней, наблюдая, кричал, толкал, не давая возможности остановиться и отдышаться после приступа кашля.
– Ей плохо, – сказала ему Лиззи, и получила по спине палкой за вмешательство.
Тем не менее девочка не сводила с подруги внимательного взгляда. Несмотря на то что на улице стоял ужасный холод, учеников по-прежнему выгоняли на улицу на обед. Лиззи набросила на плечи Бесс свой плащ.
– Вот. Возьми это, – сказала она. – Я упарилась, Бесс.
Но Бесс сбросила его. Подползла к стене, пытаясь согреться, и казалось, ей не удается сделать это даже в те моменты, когда она оказывалась в доме, где жили ученики.
– Держись, завтра воскресенье, – сказала ей Лиззи. – Не нужно работать!
– О, мне уже гораздо лучше! – Бесс улыбнулась подруге бледной улыбкой. – Ни работы, ни Крикка, ни мастера Криспина, который орет на нас и пытается заставить работать быстрее!
Ей каким– то образом удалось, с трудом переставляя ноги, дойти до церкви вместе с остальными учениками, а Лиззи и Эмили помогали ей, держа под руки, но к тому времени, как они вернулись домой, кашель стал просто ужасающим. Наконец миссис Клеггинс заметила это и дала ей что-то настолько горькое, что глаза у девочки наполнились слезами.
– Это либо убьет тебя, либо вылечит, мисс, – мрачно заявила она. – А я видела ситуации похуже твоей, дитя. Если хочешь остаться в доме после уроков, пожалуйста. Но помни, будешь одна.
– Я лучше пойду в убежище, – шепнула Бесс на ухо Лиззи. – Там приятно и уютно.
– Может быть, тебе лучше погреться у огня, – предложила Лиззи. – Погрей ноги, Бесс.
– Мы можем взять туда подстилку. Что может быть теплее этого, Лиззи? Я спрячусь в нее, словно кролик в нору!
– Она еще не совсем закончена, но я принесу ее.
Когда миссис Клеггинс не смотрела, Лиззи быстро поднялась наверх, в их спальню, и вытащила из-под кровати подстилку из кусочков хлопка. Тайком, иногда при свете луны в спальне, они с Бесс вместе сшивали кусочки хлопка, собранные на фабрике. Они собирались постелить подстилку на одно из бревен, чтобы было удобнее сидеть, но, когда они забрались в убежище, Бесс обмотала ею колени и задрожала. Она сидела на бревнышке, сгорбившись и закрыв глаза.
– Тебе здесь все еще нравится, правда? – встревоженно поинтересовалась Лиззи.
Бесс вскинулась, открыв глаза.
– О-о-о, конечно, нравится! Это самое лучшее место в мире, вот что! Благодаря перышкам здесь так мило, ага? Напоминает о мисс Саре и том дне, когда она учила нас писать буквы. Мой листочек бумаги все еще здесь, рядом с твоим, верно? – И она ткнула пальцем туда, где на сделанных из ветвей стенках висели листки.
Лиззи нахмурилась. Трава, которую они использовали для крепления, порвалась много недель назад, когда ветер несколько раз врывался в убежище. Они находили листки повсюду, те были похожи на облетевшие белые лепестки.
– Да, – кивнула она. – Все еще там, Бесс. И ежик продолжает приходить, смотри! Сидит под своей кроваткой из хрустящих листьев и храпит, как старик!
Бесс улыбнулась.
– И маленькие мышки приходят и возятся здесь, верно? Это и их дом тоже, правда? Мне здесь ужасно нравится.
Бесс всегда вставала последней. Всегда, и Лиззи обычно приходилось вытаскивать ее из постели прежде, чем это гораздо грубее сделает миссис Клеггинс. Обычно Бесс шутила по этому поводу.
– О-о-о, я могла бы поваляться! – говорила она. – Постель такая удобная! – Но утром дня, последовавшего за тем, когда они ходили в убежище, она только глубоко вздохнула и пробормотала: – Пожалуйста, Лиззи, оставь меня здесь. Я сегодня не могу работать.
– Пожалуйста, вставай, – взмолилась Лиззи. – Ты очень больна?
– Нет. Не больна. Оставь меня, Лиззи.
К тому моменту как Бесс наконец встала, все плащи пропали, включая и ее собственный. Они с Лиззи искали его под всеми кроватями, пока миссис Клеггинс не выставила их за порог, сказав Бесс, что той придется бежать очень быстро, чтобы уворачиваться от дождевых капель. Но Бесс чувствовала себя слишком плохо, чтобы бежать. Лиззи попыталась поделиться с ней своим плащом, набросив его на плечи обеим, и это немного развеселило Бесс, потому что их тень в свете фонарика стала похожей на чудовище с крыльями. Они бежали по лужам под проливным дождем и, тяжело дыша и кашляя, в конце концов добежали до фабрики. Волосы Бесс сбились в пряди и стали похожи на крысиные хвосты. Ее платье и передник промокли до нитки. Девочка дрожала от холода весь день, стараясь изо всех сил собирать хлопок с пола, хотя иногда, когда Крикк проходил мимо, она просто стояла на четвереньках, тяжело дыша, чувствуя слишком сильную усталость, чтобы хотя бы шевельнуться. Она снова промокла по дороге обратно в дом для учеников, потому что постоянно выскальзывала из-под плаща Лиззи. Легла в своем влажном платье и так, дрожа, и спала рядом с девочкой, с которой делила постель. Ночью у нее поднялась температура, к утру глаза покраснели и воспалились. Она потеряла голос и могла разговаривать только хриплым шепотом. Тем не менее ее снова послали на работу. Плащ ее вернулся так же неожиданно, как и пропал. Было очевидно, что одна из девочек просто решила надеть два, потому что на улице было слишком холодно, но никто так и не признался, что брал плащ. Миссис Клеггинс попробовала горячий лоб Бесс, осмотрела язык и сказала, что ей нужно идти работать. Девочка каким-то образом сумела продержаться целый день, дрожа и кашляя. Отказалась от завтрака и обеда, и к концу дня Эмили и Лиззи пришлось помочь ей дойти обратно до дома под моросящим дождем. Они отвели ее прямо наверх, и Лиззи залезла в постель рядом с ней и обняла ее, чтобы согреть. Эмили сидела на постели напротив и пыталась подбодрить обеих девочек, рассказывая истории.
– Она такая горячая! – прошептала Лиззи, испугавшись. Эмили коснулась руки Бесс.
