Кэндзиро Хайтани - Взгляд кролика
— Сэнсей, а это вы какую песню поете?
— Какую еще песню? — не понял Адачи. Он и сам не заметил, как начал напевать "Кисобуши" — застольный гимн клана Кисо из префектуры Нагано.
К четырем на завод пришли Котани-сэнсей, Эгава-сэнсей, Ота и Орихаши.
— Адачи-сэнсей, вы в порядке?
— Пребываю в полном здравии и прекрасном расположении духа, — ответил Адачи на манер странного бородача. Похоже, что принесенная Исао "бешеная водичка" подействовала на него ободряюще.
— Адачи-сэнсей, мама Джунъичи вместе с другими родителями с сегодняшнего дня начала сбор подписей по району. Если людям подробно объяснить, в чем дело, то, может быть, удастся их переубедить.
— Это было бы здорово!
— Родители детей из вашего класса сегодня позвонили и сказали, что тоже помогут собирать подписи.
— Это просто замечательно! — сказал Адачи и радостно улыбнулся.
Глава 26
ПАДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ
Голодовка, которую объявил Адачи, была из ряда вон выходящей, и реагировали на нее люди по-разному. Действительно, ученические забастовки время от времени случаются по всей стране, но чтобы учитель из солидарности с бастующими учениками объявил голодовку — такого еще не бывало!
Многие симпатизировали Адачи. Они верили, что чем больше будет таких, как он, тем лучше. Но было и немало людей, которые считали, что именно из-за таких опасных типов, как Адачи, все в мире встало с ног на голову. В профсоюзе учителей не знали, что с ним делать. Уж больно ситуация была непредсказуемая.
Виновник всех этих волнений, никому ничего не объясняя, продолжал свою голодовку. Иногда он сидел у палатки с задумчивым видом, иногда со страдальческим. Прохожие смотрели на него кто с удивлением, кто с сочувствием.
Котани-сэнсей прислала записку. В ней говорилось, что движение по сбору подписей получило официальное название: "Родители в поддержку детей мусорного завода". Еще она писала, что сбор подписей продолжается и что, скорее всего, их удастся собрать гораздо больше, чем они предполагали в начале. "Ваша голодовка произвела на родителей очень сильное впечатление, — аккуратным учительским почерком было написано в записке. — Если мы соберем подписи пятидесяти одного процента жителей района, то принятое на заседании решение можно будет отменить". Прочитав записку, Адачи слабо улыбнулся. Потом едва слышно сказал:
— Вот бы темпуру[9] сейчас съесть…
А в это время в школе произошло следующее.
Войдя в класс в начале второго урока, Мурано-сэнсей вдруг заметила Кодзи Сэнуму, сидящего на своем прежнем месте.
— Кодзи-кун! — удивилась Мурано-сэнсей. — Тебя ведь перевели в другую школу. Как ты здесь оказался?
Кодзи молча достал из ранца карандаш, ручку и учебник.
— Кодзи, ты, что ли, специально на урок пришел?
— Угу, — мальчик кивнул, доставая тетрадку.
Мурано-сэнсей удивилась еще больше. От насыпного участка до школы Химэмацу ребенку идти никак не меньше часа.
— А папу и маму ты предупредил?
Кодзи не ответил. Он никого ни о чем не предупреждал, просто взял и пришел в свою школу.
— Кодзи-кун, с завтрашнего дня ты должен начать ходить в новую школу. В этом нет ничего плохого. Нам тоже очень грустно, что ты от нас ушел, но ничего не поделаешь. Наша школа уже договорилась с твоей новой школой, что теперь ты учишься у них. Понимаешь?
Кодзи уставился в пол.
Мурано-сэнсей стало жаль мальчика. Она погладила его по голове.
После уроков Кодзи со всех ног помчался на завод, к своим друзьям.
Адачи-сэнсей почувствовал, что рядом кто-то есть, он повернулся и увидел улыбающегося во весь рот Кодзи.
— О, Кодзи, здорово! — Адачи-сэнсей сел и протянул мальчику руку.
Кодзи засмеялся и бросился обнимать учителя. Ослабевший за эти дни от голода Адачи не удержался и повалился на спину. Так что Кодзи оказался сидящим у него на животе. Теперь смеялись уже оба.
— Кодзи, что это у тебя? — отдышавшись, спросил Адачи и показал пальцем на ранец.
— Я в школу ходил.
— В какую? В нашу, что ли?
— Ага.
— Ах ты, умница моя! — с чувством сказал Адачи.
Попрощавшись с учителем, Кодзи побежал на завод. Все были ужасно рады его видеть, обнимали, похлопывали по плечам и по спине — как футболиста, забившего решающий гол в ворота противника.
Адачи-сэнсей, который вслед за Кодзи тоже пришел на завод, радостно наблюдал за этой сценой. "Интересно, каким станет наш мир к тому моменту, как вы подрастете?" — думал он, глядя на детей.
Кодзи играл на заводе до самого вечера. Когда солнце начало садиться, мальчик погрустнел. Все прекрасно понимали, что он сейчас чувствует.
— Ну что, Кодзи, пора домой? — как можно бодрее сказал Исао.
— Ага, — уныло ответил Кодзи.
— Мы тебя проводим, слышишь. Эй, пацаны, проводим его?
— Конечно, проводим!
Вся компания сорвалась с места и побежала. Они знали, что возвращаться домой им придется в полной темноте. Но ради друга чего только не сделаешь. Так что никто не жаловался.
Распевая песни, они пробежали торговую улицу, потом перебрались через шоссе, по которому в обе стороны почти сплошным потоком неслись машины. Небо было пурпурно-красным, и на его фоне бегущие дети были похожи на стайку осенних стрекоз.
Добежав до моста, который соединял старый город с насыпным участком, они остановились передохнуть. Толстяк Ёшикичи пыхтел как паровоз.
Прилетавший с моря прохладный ветерок приятно гладил их разгоряченные бегом тела. Залив с медленно плывущими по нему баржами был словно нарисован тушью.
— Двинем дальше? — сказал Исао.
— Двинем! — дружно закричали все и снова побежали. Наконец они добрались до насыпного участка. Он раскинулся перед ними, как огромная песчаная пустыня.
— Ого-го!
— Сколько здесь места!
— Да он огромный, как море!
— Даешь здесь парк!
Дети переглянулись и захохотали. Потом снова припустили по песчаной дороге.
Дома Кодзи ждала заплаканная мама. Увидев его в дверях, она вскочила и с перекошенным лицом кинулась к нему.
— Тетя, не ругайте его, он хороший! — громко сказал появившийся в окне Исао.
Одна за другой в окне стали появляться перепачканные физиономии.
— Тетя, не ругайте его, он хороший, — раздавалось на разные лады.
— Вы что, от самого завода его провожали? — удивилась женщина.
— Ага.
— А теперь обратно пойдете?
— Ну да, а как еще?
Похоже, на этот раз Кодзи удалось избежать взбучки.
— Дядя, — сказал Исао, обращаясь к отцу Кодзи, — вы не думайте, Кодзи сегодня в школу ходил. В Химэмацу.
— Что? — родители мальчика переглянулись.
— Кодзи, ты был в школе?
— Ага. И завтра тоже пойду, — с вызовом сказал Кодзи.
— Дяденька, не забирайте у нас Кодзи, — сказала Кэйко, глядя старшему Сэнуме прямо в глаза.
— Так-так, значит, пацан пешком дошел до своей старой школы… — пробормотал себе под нос отец Кодзи. Прозвучало это у него довольно-таки уныло.
Дети начали прощаться:
— Ладно, Кодзи, мы пойдем домой.
— Пока, Кодзи.
— До свидания!
Кодзи блеснул своими желудевыми глазами и засмеялся. Потом помахал друзьям рукой.
Его отец сидел, уставившись в пол, и о чем-то сосредоточенно думал.
В тот день у Котани-сэнсей, у трех других учителей и у родителей-активистов было очень много дел. Адачи продолжал свою голодовку, и со сбором подписей надо было спешить. Время поджимало. Кто-то в шутку сказал, что во время кампании им надо опираться на "мышиную прогрессию". Задачу на "мышиную прогрессию" придумал в начале семнадцатого века один японский философ. В условии задачи было сказано, что на новый год одна мышь родила двенадцать мышат. А через месяц эти двенадцать мышат выросли и вместе со своей мамой родили каждый по двенадцать мышат. Мыши продолжали таким образом размножаться до конца года. Каждая из них рожала в месяц по двенадцать детенышей. Вопрос: сколько мышей родилось к концу года? Правильный ответ: 27 миллиардов 682 миллиона 574 тысячи 402 мыши.
Короче, стратегия заключалась в том, чтобы каждый подписавшийся в поддержку заводских рабочих и их детей, тут же активно включался в кампанию и тоже начинал собирать подписи. Таким образом можно было в очень короткое время собрать большое количество подписей.
Одного только сочувствия недостаточно. Чтобы движение ширилось и росло, необходимо деятельное участие. Родители и учителя, вдохновленные примером детей из класса Котани-сэнсей, которые приняли и полюбили умственно отсталую девочку, не ленились ходить по домам и объяснять людям ситуацию.
В некоторых семьях оба родителя работали и поэтому не могли участвовать в заседаниях родительского комитета. Были еще и родители неуспевающих учеников — они не ходили на родительские собрания, потому что им было неприятно. Соответственно, в тот день, когда была принята резолюция, они не проголосовали. Но теперь и те, и другие охотно участвовали в кампании в защиту заводских.
