Владислав Крапивин - Журавленок и молнии
– В таком случае перестаньте заталкивать его в карман, вы свернете ему шею. Отдайте животное поварихе, она его накормит.
– Лучше я отнесу его принцу.
– Принца нет у себя. Он в зале Государственного совета вместе с министрами ожидает ваше величество.
– А что случилось? Зачем собрался совет?
– Этого потребовал принц.
– Что? Кто? Принц?! Да как он смел?! Мальчишка!.. А вы куда смотрели, Гран-Градус?
– Его высочество имеет право. К тому же у него была причина.
– Я ему покажу причину, – сказал король. – Я его запер в комнате, а он…
– Ах, ваше величество! – перебил премьер-министр. – Вспомните ваши школьные годы. Всегда ли вы оставались под замком, если ваш папа Эдоардо Пятьдесят Третий, Добрейший, запирал вас в опочивальне?
А с принцем случилась такая история. Когда король ушел, он с полчаса проскучал на подоконнике, а потом увидел, что на улице собралась компания одноклассников. Среди них был Генка Петух, уже сменивший свой шутовской наряд на обычные штаны и рубашку, сын часового мастера фон Ура Томми Стрелка, племянник городского библиотекаря по прозвищу Гуга Кошкин Дом и еще несколько мальчишек и девчонок. И среди них Лизка де Бина, которая своим смирным видом показывала, что не прочь помириться. Гуга Кошкин Дом задрал голову и закричал:
– Эдька, айда играть в футбол!
– Папаша мяч забрал, – хмуро ответил его высочество со второго этажа.
– Ну, пошли в индейцев играть!
Принц стащил с себя придворный костюм, натянул джинсы и майку с ковбоем на груди и по карнизам и выступам спустился в сад – ему было не привыкать.
Компания направилась на заросший пустырь позади городского театра, но дорога вела мимо большого сада, и Генка Петух сказал между прочим, что в саду, наверно, уже созрели ранние весенние яблочки. В решетке сада нашелся выломанный прут, и очень скоро принц и его друзья хрустели маленькими, еще не выросшими и ужасно кислыми, но все равно приятными на вкус яблочками. И набивали ими карманы.
Однако порадоваться как следует не удалось. Сад принадлежал тучному сердитому министру Унутренних дел, и на беду в этот час министр обедал дома. В окно он увидел, какой разбой творится в саду. Чуть не подавился индейкой с абрикосами, заорал и выскочил на крыльцо.
Принц отступал последним. Поэтому именно до него дотянулась лапа министра Унутренних дел с пальцами, похожими на сардельки…
Когда дерешься с Лизкой де Бина или с Гугой Кошкиным Домом – это одно. Там все на равных. А когда тебя хватает, сопя и ругаясь, этакая горилла…
Оскорбленная кровь пятидесяти четырех королей вскипела в его высочестве. А еще сильнее вскипела кровь самого Эдьки…
И вот теперь он стоял в конце стола, за которым собрались члены Государственного совета, и яростно дышал. Его порванная майка была в зелени и земле. В волосах запутались мелкие листики и травинки.
Премьер-министр Лео Гран-Градус позвонил в серебряный колокольчик и внушительно произнес:
– Ваше величество! Господа министры! Его высочество наследный принц, Правитель Нью-Ахтенбергский, герцог де Балтос де Пью де ла Картенбух сообщил Государственному совету Верхней Унутрии, что сегодня в три часа пополудни министр Унутренних дел нашего королевства господин Фридрих фон Ганц-Будка совершил злодейское нападение на его особу, то есть на особу принца…
Министры одновременно ахнули и вразнобой заговорили:
– Какой ужас!
– Какое нападение?
– Это, наверно, недоразумение!
– Ваше высочество…
– Господин министр…
– Что он сделал с вами, принц?
Принц Эдоардо, краснея и негодуя, произнес:
– Он схватил меня за ухо. И дергал…
– О-о-о-о-ох… – сказали министры. А король Эдоардо Пятьдесят Четвертый поднялся во весь рост и, прекрасный в своем гневе, пропел петушиным голосом:
– Эй, стража! Двенадцать гвардейцев и кузнеца с кандалами!
– Но, ваше величество! – завопил министр Унутренних дел. – Прежде, чем казнить или миловать, выслушайте меня!
– Говорите, – сухо сказал король. – Но о том, чтобы миловать, не может быть и речи.
– Ваше величество! Вы великий и мудрый король, – начал министр, прижимая к парадному камзолу растопыренные сардельки. – Посудите сами, мог ли я узнать принца со спины, когда он… гм… несколько торопливо покидал мой сад. Вы изволите видеть, что его высочество сейчас не в придворном платье. Он своей одеждой ничем не отличается от других юных подданных вашего величества… И даже ухо, за которое я… слегка придержал его высочество, такое же, как и у остальных детей королевства. Мог ли я подумать? Это ухо… да простят меня ваше величество, ваше высочество и господа министры, даже… гм… не совсем вымытое. В точности как у любого мальчишки…
Кое-кто из членов Государственного совета неприлично хихикнул.
Принц гордо сказал:
– Неважно, чье ухо. Вы забыли, что мой дед, король Эдоардо Пятьдесят Третий, Добрейший, запретил взрослым хватать детей за уши, раздавать подзатыльники и вообще обижать маленьких! Это государственный закон. А тем, кто спорит с государственными законами, грозит отсечение языка. В некоторых случаях – вместе с головой.
Папа-король почему-то слегка покраснел, а министр еще сильнее прижал к камзолу сардельки.
– Ваше высочество! Вы развиты не по годам и прекрасно знаете законы. Но ведь есть и закон, который оберегает собственность. В том числе и яблоки в садах жителей королевства!
– А кирпичи? – в упор спросил принц.
– Что… кирпичи? – тихо сказал министр.
– Желтые, – сказал принц.
– Какие… желтые… – прошептал министр Унутренних дел и стал белым.
– Те самые, которыми вымощены дорожки в вашем саду, – сказал принц. – Те, из которых построен гараж для вашего нового автомобиля. Те, которыми облицован ваш фонтан. Очень уж они похожи на те, которые зимой исчезли со строительства городского плавательного бассейна для ребят. Я сегодня посмотрел, так прямо в точности такие же. Может быть, поэтому вы и не любите пускать посторонних в ваш сад, господин министр?
Министр Унутренних дел покрылся потом, похожим на стеклянные бусины.
– Та-ак… – сказал премьер Гран-Градус. – А вы, господин Ганц-Будка, рассказывали что-то про грабителей из-за границы.
– Та-ак… – сказал министр Медных и Серебряных денег. – Это был убыток на четыре с половиной тысячи монет.
– Та-ак, – сказал король и поднялся опять. – Эй, стража!
Министра-жулика решили немедленно посадить в тюрьму. И держать там, пока не перевоспитается.
– Ваше величество, – взмолился он. – Можно хотя бы попрощаться с женой и взять с собой транзисторный телевизор?
– Попрощаться можно, – сказал король. – А насчет телевизора номер не пройдет… Господин премьер, дайте ему с собой в темницу старый граммофон и пластинку с песней "О великая Унутрия, ты прекраснее всех стран!" Может быть, этот древний гимн скорее перевоспитает… унутреннего хапугу… Да прикажите разобрать его гаражи и фонтаны и вернуть кирпичи на строительство бассейна.
– Ваше величество, а куда его сажать? – шепотом спросил министр Медных и Серебряных денег. – Тюрьмы-то нет.
– Как нет?
– Видите ли, ваше величество… Она столько времени пустовала… Вот я и решил пустить ее под гостиницу для туристов. Они почему-то обожают ночевать в старинных казематах с решетками. А государству доход…
– Новое дело! – возмутился король. – Довели страну, даже тюрьмы не стало!
– Жили же до сих пор… – виновато пробормотал министр Медных и Серебряных денег. – Ваше величество, а может быть, его посадить в дворцовое подземелье? Там есть комнатка, где раньше хранились королевские бриллианты. Сейчас, увы, там ничего не хранится…
– Валяйте, – согласился король и повернулся к принцу. – А ты иди учить уроки, герой…"
…Вероника Григорьевна перестала читать и оглядела ребят. Осторожно спросила:
– Ну как?
– Здорово! – сказал Журка.
Другие тоже сказали, что здорово. Только Иринка ревниво заметила:
– Это все про принца и короля. А где же Золушка?
– Скоро будет и Золушка.
Бал
"Вечером король пришел в комнату принца. Юный Эдоардо уже лежал в своей старинной неуютной кровати под бархатным балдахином с кисточками. Но еще не спал. Кровать была громадная, принц казался в ней совсем маленьким, и королю опять стало жаль его.
– Ну что, навоевался за день, герой? – спросил отец.
– Угу…
– А почему такой грустный? – Король присел на краешек постели.
– Не знаю… – вздохнул Эдоардо. Он и в самом деле не знал. Но скорее всего грустно было от вечернего одиночества. Оттого, что не с кем поговорить перед сном и поделиться планами на завтра. Была бы мама… Папа, конечно, иногда заходил по вечерам, но так нечасто…
– Ничего, – смущенно сказал король. – Скоро каникулы, вот уж набегаешься… А если хочешь, давай устроим во дворце детский бал! А?
