Нина Артюхова - Светлана
Наконец все девочки затихли, и в комнате мальчиков тоже не слышно стало даже шепота.
Короткие шажки босых ног... какое-то царапанье у двери. Милочка порывается выйти во двор.
— Милочка, ты куда? Нельзя выходить, спать надо!
У Милочки в кулаке зажат роковой зуб.
— Светлана Александровна, можно я выйду на террасу, его куда-нибудь выброшу?
Наконец и Милочка, забросив зуб подальше в траву, угомонилась.
Светлана присела на лавочке под окном.
В соседнем корпусе будто улей жужжит — не умолкают разговоры. Там — мальчики, третий отряд. Вожатый нудно и беспомощно взывает к их сознательности.
Подошел Толя, что-то сказал в окно властным голосом — жужжание прекратилось.
К Светлане подсела девушка с розовым лицом и пухлым подбородком с ямочкой — педагог четвертого отряда:
— Спят?
— Спят!
— И мои девочки тоже спят,
«Мои девочки» — так говорила Тамара Владимировна про девочек своей группы. Светлана была в числе девочек Тамары Владимировны. Давно ли это было? А теперь у Светланы свои девочки, свои мальчики.
— Я рада, что попала к девочкам в отряд, — говорит педагог. — С мальчиками беспокойнее. Подерутся, помирятся — ничего не поймешь! У девочек все понятнее.
«Чудачка! — подумала Светлана. — Второй год уже преподает. Ну, а если бы ее послали в мужскую школу или работала бы не в большом городе, а там, где мальчики и девочки учатся вместе?»
Светлане даже захотелось в виде протеста к такому желанию спокойной жизни попроситься в следующую смену именно к мальчикам — в третий или даже в первый отряд. С малышами, конечно, довольно-таки хлопотливо, но Светлана была уверена — дело пойдет.
Тогда в райкоме спросили: «Работу с детьми любите?» — «Люблю, конечно!»
Ребята очень чувствуют, когда их любят.
В первые же дни у Светланы нашлись помощники. Оказалось, например, что Милочка прекрасно умеет заплетать косы. Тридцать человек в отряде, половина из них девочки — вот вам почти тридцать косичек! Не трудное дело, но трудоемкое.
Коля оказался неплохим председателем совета отряда. Бывали у него, конечно, срывы — мальчику с такими глазами нельзя не озорничать. Он был очень чувствителен к похвале. Когда ему говорили, что он хороший мальчик, это действовало на него, как гипноз.
«Необычный» талант Павлика не заглушили. Ему поручили иллюстрировать отрядную газету — Павлик действительно очень неплохо рисовал.
По вечерам, когда ребята затихали на маленьких кроватях, Светлана лежала на своей большой, прислушиваясь к тишине. Это было похоже на детский дом, только на детский дом, где все переменилось, на детский дом, где она — уже не ребенок.
XLIII
Светлана попала в отряд к мальчикам гораздо раньше, чем рассчитывала.
Заболел вожатый третьего отряда. На смену ему прислали девушку, которая решительно заявила, что с мальчиками она не справится.
Светлане очень не хотелось расставаться со своими малышами — привыкла к ним за неделю.
Интересно было наблюдать, как ребята менялись. Одни были слишком тихие и скромные — их удалось расшевелить, стали поживее. Другие, непокорные индивидуалисты, втягивались понемногу в лагерную жизнь, привыкали к дисциплине. Жалко расставаться с малышами — хотелось довести их до конца смены. Но...
Совещание о судьбе третьего отряда происходило в крошечной комнате старшего вожатого, обладавшей способностью, не растягиваясь, вмещать в себя до десяти человек, а иногда и больше — это зависело от размеров человека.
Светлана встретилась глазами с Толей:
— Толя, давай я попробую. Я даже хотела просить в следующую смену дать мне мальчиков.
— Что значит «попробую»? — суховато возразил Толя. — Что за дегустаторское выражение? Если возьмешь третий отряд, так и будешь его вести, а не пробовать. Берешь?
— Беру, — сказала Светлана.
— Вот это другой разговор. Советую тебе с первого же дня натянуть вожжи потуже. Потом можно отпустить — ребята и не заметят этого.
Неожиданное встретило Светлану в новом отряде с первого же дня. Она сделала замечание одному из мальчиков:
— Женя Бобров, какой же ты пионер — обижаешь маленького!
Мальчуган, обиженный Женей Бобровым, слезливо ответил:
— А он и не пионер вовсе!
— Как — не пионер? — удивилась Светлана. — Почему же у него красный галстук?
Женя Бобров угрюмо молчал, молчали и другие ребята. Светлана не стала расспрашивать дальше. Когда ребята увлеклись игрой в городки, она отозвала в сторону председателя совета отряда:
— Игорь, ты с Бобровым в одной школе учишься. Это правда, что он не пионер?
— Правда.
— Почему же он надевает галстук?
— Светлана Александровна, не он один. Андрюша Синицын тоже еще не пионер и тоже галстук надел, когда в лагерь приехал.
— Как же так? — сказала Светлана. — Ведь они не имеют права носить красный галстук.
— Конечно, не имеют права, — согласился Игорь. Видно было, что он и осуждал самозваных пионеров и в то же время сочувствовал им.
— Светлана Александровна, ведь им обидно: все мальчики у нас в отряде уже пионеры, а они нет.
— Ваш отрядный вожатый знал об этом?
— Знал. Он им говорил, чтобы не надевали. И я говорил.
— Ну, и что же?
— Ну, расстроились они. Тогда мы перестали говорить. Ведь плачут, жалко.
— А Анатолий Николаевич знает?
Игорь пожал плечами:
— Должно быть, нет.
Светлана думала об этом весь вечер и даже ночью. Посоветоваться с Толей? Очень не хотелось. Хотелось справиться самой.
Проще всего, разумеется, оставить все как есть, посмотреть на это дело сквозь пальцы, как уже было сделано до нее.
«Нет, не хочу!» — решила Светлана.
На следующий день, когда ребята занимались с физкультурником на лужайке у реки, Светлана увела Андрюшу и Женю подальше в лес, сказав, что нужно принести веток для украшения пионерской комнаты.
Они дошли до срубленной ели. Светлана выбрала несколько красивых веток с шишками. Срезав ветки, мальчики сложили их кучкой и присели на траву. Светлана села рядом с ними.
Мальчики были совсем разные. Женя — худой, вертлявый и очень безалаберный. Он был похож на деревянного игрушечного паяца, которого дергают за шнурок, отчего руки и ноги начинают бесполезно двигаться.
Андрюша, наоборот, мягкотелый увалень, лишних движений не любил.
— Вы в одном классе учитесь? — спросила Светлана.
— Да, — сказал Женя, — даже за одной партой сидим.
— В каком классе?
— Перешли в шестой.
— Почему вас еще не приняли в пионеры?
— Меня, — сказал Женя, царапая пальцами смолистую еловую шишку, — из-за дисциплины.
— Как же это так получается? Большой парень уже, двенадцать лет, неужели не можешь взять себя в руки?
— Я могу взять себя в руки, но иногда забываю.
— А учишься как?
— Учусь хорошо.
— А почему Андрюшу не приняли?
Андрюша, посапывая, молчал. За него ответил Женя:
— У Андрюши дисциплина отличная, а учится неважно.
— Какие отметки?
— Четверки, тройки... двойки бывают.
Андрюша вставил своим медлительным голосом:
— Я путаюсь, у меня плохая речь.
— А когда бывает плохая речь? — спросила Светлана. — Когда не знаешь урока.
— Я занимаюсь много. Когда выхожу отвечать, путаюсь.
Женя сказал:
— Его мальчики каждый день контролируют, а когда он сам, все-таки плохо. Я думаю, он все-таки не может.
— Я без троек и без двоек не могу, — подтвердил Андрюша.
— Но ведь и четверки у тебя тоже есть, — сказала Светлана, — значит, все-таки не такой уж ты неспособный. Вернее всего, просто ленишься? А?
Андрюша как-то очень быстро и покладисто согласился:
— Не без того.
Темно-бархатистые колючие ветки на нежной зеленой траве. Трава еще по-весеннему мягкая и сочная. И цветы тоже весенние: легкие розовые метелки дрёмы, белые свечи ночных фиалок.
Июнь! По-весеннему молодой, по-летнему теплый. Июнь! Скоро опять будет годовщина.
Ужасно не хотелось говорить о тяжелом в такой чудесный день!
Светлана повертела одну за другой чешуйчатые шишки и тихо сказала:
— Меня приняли в пионеры, когда мне было тринадцать лет. Я была тогда в четвертом классе...
В глазах у мальчиков удивление и вопрос.
— Это было во время войны. Я жила в оккупации, три года совсем не училась. Меня очень стесняло, что все мои маленькие подруги — пионерки, а я нет. Я мечтала о красном галстуке, но мне казалось, что будет неловко давать торжественное обещание вместе с девятилетними девочками. По-вашему, было бы все очень просто: я могла сама себе повязать красный галстук и пойти в школу, ведь никто даже не упрекнул бы меня — никто не знал, что я не пионерка... Ребята, это такой большой праздник — прием в пионеры! Когда мне надели красный галстук, мне казалось, что это самый счастливый день в моей жизни. Потом, через год, был еще более счастливый день — я стала комсомолкой. А по-вашему, я могла не готовиться, не волноваться, просто купить себе комсомольский значок и приколоть на груди. В комсомол и в пионеры принимают тех, кто это заслужил... Ребята, есть такая медаль — «За боевые заслуги». И вдруг ее наденет тот, у кого нет боевых заслуг, — прицепит себе орденские ленточки, — неужели хорошо?
