Сергей Гусаков - Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)
— только это и позволяет нам не расквасить в данных ‘сумерках породы’ лбы друг об друга.
— Всё,— изрекает наконец Сталкер ( голос его доносится до меня из тьмы веков непонятно откуда ),— надоело это ’лядство. Экономика должна быть.
— И зажигает незначительный кусочек плекса.
: Признаться, поначалу это сильно слепит глаза.
Мы складываем свои истощившиеся системы — точнее, только их отсоединённые банки поверх трансов, предназначенных для ГрОба, и садимся курить. Здесь же, в Палеозале. Пот потоками льётся с нас и пока эта метеорологическая напасть не кончится, уходить отсюда мы не собираемся. К чёрту пищеровские запреты: здоровье дороже.
— Или что там от него осталось?..
Сталкер королевским жестом извлекает из нагрудного кармана комбеза пачку “Астры” — у меня от неё болит голова и он это прекрасно, разумеется, знает — а потому с особой настойчивостью пытается угостить меня ей.
: Не выйдет.
— Я открываю свой портсигар и обычным жестом достаю из него любимую “Ригу”:
С каждым годом доставать её становится всё труднее и труднее.
: Мы сидим и просто курим, и почти молчим, только Сталкер насвистывает в паузах между затяжками нечто абсурдное ( с точки зрения музыкального строя и ритма ) — а когда докуриваем, он, охваченный трудолюбием и жаждой эстетики, лезет в проход, ведущий наверх: очевидно, навести последний марафет.
— И наводит. Иль делает вид: кто знает? Я только едва успеваю уворачиваться от камней, летящих в меня в окружении всяческой более мелкой гадости — но места нагретого, однако, не покидаю: лень-матушка,—
: Заразился от Сталкера. “Да”.
А затем он вдруг говорит: «ухожу, ухожу, ухожу» — как Вовочка в известном анекдоте,— и пятясь ногами вперёд ( опять же, точно на меня ) выползает из шкурника.
: Зрелище не самое эстетичное.
— Но я не эстет со слабыми нервами.
—— Я и отсюда их прекрасно слышу.
Потому что они совсем и не думают скрываться — бойцы нашего невидимого ГрОба: столько шума, наверное, и рота ментов, приближаясь с той стороны к Чёрт-лифту, не сумела бы поднять. Хотя — не дай, как говорится, Бог.
— Им бы ещё знамя в руки и по барабану на шею,— мечтательно прикрыв глаза, воображает Сталкер.
: Что ж — сп’аведливое замечание, това’ыщи. У дураков вообще мысли сходятся. “Да” — значить.
И вдруг слышу ясный голос Коровина:
— О! Здоровы мужики! Говорил я тебе — надо было ещё ту плиту опустить.
: Лучший друг Пищера, между прочим. И мой партнёр по работе,– программист, поэт, гитарист,— человек высоких моральных принципов,—
— К тому же правоверный иудей, кажется...
— Так тогда бы мы их сами не отрыли,— отвечает Коровину невидимый Хомо ( автогонщик, между прочим, экстра-класса — и с “принципами”, между прочим, тоже всё в полном порядке: иначе б не был запасным дублёром Сталкера в этом нашем эксперименте ),— судя по грохоту и осыпающейся на наши головы со стен мелочи, Хомо сопровождает ответ Коровину активным протискиванием в нашем направлении.
: Мы хватаем свой драгоценный догорающий плекс и удаляемся в Хаос — наблюдать оттуда. Так сказать, с галёрки, ибо в первых рядах партера нам по ряду причин находиться даже случайно заказано.
— Хотел бы я знать, зачем им это понадобилось,— чешет освобождённый от системы затылок Шерлок Сталкер.
: Меня тоже очень интересует ответ на этот вопрос.
— Этот же вопрос,— говорю я,— интересует товарища Андропова из...
— С того света,— мрачно перебивает Сталкер.
— Палеозал освещается бликами яркого пламени.
— Хорошо им,— с завистью стонет Сталкер,— на один день — экономить не надо... Пищера на них нет!
И начинает орать — очевидно, привлекая внимание:
— В одну и ту же мы залезли щель!..
— Мы с ними встретились, как три молочных брата!..
: Невыносимо-яркий — до боли — луч света вырывается из прохода, ведущего в Палеозал, и попадает прямо в наши, изнеженные уже упоминавшимися круглосуточными сумерками, органы зрения, начисто освещая нас — с головы до ног — сидящих на камне.
— ДРУГ ДРУГА НЕ ВИДАВШИЕ ВООБЩЕ!!! — завершает руладу Майн Любер Зингер: звучит, почти как государственный пакт Молотова/Риббентропа.
— Сидят, значит, герои,— уточняет Коровин — и луч света втягивается обратно в Палеозал, оставляя нас в полных потёмках.
— Но что это я разнервничался: Даже Риббентропа в “трупа” не перефразировал... Не говоря уж о Рыбе-Молотове,—
: Обычное дело ведь — как, возможно, срезонировал бы Майн Будтер Брудер — если б не продолжал орать:
— ЗА ХЛЕБ И ВОДУ!! И ЗА СВОБОДУ!!!
..: Шаляпин. Ага. Больше, однако, это напоминает превентивное глушение — чтоб ему случайно не напомнили, который теперь час и месяц,—
— Но там тоже не чайники собрались.
— В Петропавловске-Камчатском — п о л н о ч ь,— вклиниваясь в паузу, успевает-таки сообщить Коровин. Только я сильно сомневаюсь, что это так — на самом деле.
— Ненавижу Петропавловск-Камчатский,— внезапно жалуется мне Сталкер,— как ни включу днём радио — в нём всегда полночь...
— Спасибо нашему советскому народу... — завершает он недопетую песню.
— И нам становится грустно-грустно.
: Коровин и Хомо возятся в Палеозале; кто-то ещё спускается к ним сверху...
— У-у, нагадили,— отчётливо — и явно для Сталкера — признаёт Хомо.
— Пошли отсюда,— говорю я Сталкеру.
: Что-то нехорошее есть в том, что мы так сидим...
— В самом деле,— соглашается Сталкер,— люди работают — а мы...
Мы зажигаем ещё один маленький кусочек плекса — и уходим.
Напоследок я оглядываюсь назад: в Палеозал.
: Что-то есть в свете, бьющем оттуда.
: В этих людях...
— В этом во всём. Но что?
— И мы уходим, медленно уходим,–
То есть картина, вполне аллегорическая: “Отважный Спелеомэн Егоров и его Перпетуум Эго Сталкер, удаляющиеся от лучей света в совершенно-тёмное царство...”
: НЕ СМЕШНО.
ГОЛОС ВТОРОЙ — ‘ТЕРЯЯ КОНТУРЫ ПРИВЫЧНЫХ ОТРАЖЕНИЙ’..:
И — астенический синдром становится весомей здравого смысла:
— Удав с Золушкой, пьяные в стельку Разина, возвращаются из Кафе к себе в Подарок. По дороге — дело-то немудрёное — вначале у одного, затем у другого рассыпаются фонари. Они выкидывают их — у меня на глазах — и идут дальше без света. И вот такой “диалог” ( который я прекрасно слышу потому что, поджидая их уже полчаса в условленном месте, замёрз и выкурил все свои сигареты и даже пару трубок — и естественно сижу, погасив налобник,— как мы обычно сидим на перекурах, экономя “ходовой свет”,— но эти ‘благородные игуано-доны’, похоже, совсем забыли про меня за дегустацией “кафейных напитков” — в темноте проскакивая мимо — только их диалог я и слышу, интуитивно уворачиваясь от летящего в мою сторону предмета, пять минут назад использовавшегося Золушкой в качестве источника света ):
— Вась, ты меня видишь?
— Да!
— Ну, и я тебя. Ха-ха-ха-ха!!!
— Тогда я свой тоже выкидываю: на фига он мне, когда не светит...
— И я интуитивно уворачиваюсь во второй раз.
А они спокойно уходят дальше — будто штрек залит голливудовским подземным светом — оставляя меня в полном недоумении и абсолютной темноте.
: Наутро я пытаюсь объяснить этим двум совершенно асценённым донам — которые безуспешно шарят по гроту в поисках света — что в грот они его не приносили.
— А как же мы тогда пришли???
— А так: без света.
И никто мне не верит — пока это не происходит раз, другой, третий... С абсолютно разными людьми:
— В том числе и со мной.
И алкогольное опьянение... Но никто не придаёт значения этому факту. Особенно — “в свете нонешних юпитеров”. Да и как говорить об — этом?.. / И с кем??? /
— Легенды. Мифы. Сказки.
: Пусть. Их сочиняют и придумывают люди. Да, я отдаю себе в этом отчёт — именно сочиняют.
— И гаснет Свеча, и в положенный срок человек расстаётся с жизнью.
— И обрываются верёвки, и никто не находит пикетов.
— И “спасотряд” торжественно проходит в метре от головы человека, которого как бы ( прекрасно понимаю двусмысленность той ситуации ) ищет.
... а карты и топосъёмки врут. И ты вдруг не можешь найти пути, по которому ещё вчера мог пройти с завязанными глазами — и спокойно пройдёшь завтра.
: Без того самого света.
— А в треугольнике со стороной в 75 метров за 15 лет никто так и не научился ориентироваться. «Сейсмозона»,— глубокомысленно изрекают, пожимая плечами,— «обычное дело». И никто этому не удивляется.
: Привыкли. “Чёрные” — мелькнули загадочной тенью и растворились в народной иронии.
И — ‘дальше, дальше, дальше’ —
— Выходящие из повиновения трансы, канистры, магнитофоны, рации...
![Сергей Высоцкий - Третий дубль [сборник "Белая дурь"]](/uploads/posts/books/242869/242869.jpg)