Константин Иосифов - Охотники за джихами
— Слушай, Адгур, — сказал Миша, когда все детали были обсуждены. — А ведь как-то нехорошо получается. Ты председатель, а хочешь идти без общества.
— Так разве я для себя? Я думал — пускай Капелюха откроет фигуру, вроде как бы случайно. И тогда ему всё простят и опять в председатели выберут. Победителей не судят, ну, а ты будешь победителем. Меня же не судили за то, что я в одиночку грот открыл.
— Всё равно не по-товарищески получается — втихомолку.
— Ещё как по-товарищески! Может, скажешь, кладокопателей тоже надо всем обществом разоблачать? Так они раньше разбегутся.
— Кладокопателей? Каких таких?
— А ты думал, теперь кладокопатели не водятся? Ещё как водятся.
— Почему не сказал?
— А ты почему дулся?
— Ну и дулся, так что? А они чем занимаются?
— Клады выкапывают. Чем ещё могут заниматься кладокопатели.
— Расскажи!
— Вот исследуем фигуру — и расскажу. Помнишь, кто-то утащил череп с горшком? Тоже их рук дело.
— Расскажешь?
— После пещеры — пожалуйста!
Тщетны были уговоры. Адгур охотно говорил о всём, чём угодно, но не о таинственных кладокопателях.
«Неужели обращаться к хейванцам?!»
Заняться исследованием загадочного рисунка ребятам удалось далеко не сразу.
От мысли ехать в Казачий Брод вдвоём, никому не сообщив об этом, Миша и Адгур отказались чуть ли не на следующий день. Они решили привлечь к исследованиям и других кружковцев, потому что поняли — им, пионерам, не пристало девствовать в одиночку, как каким-то паршивым дореволюционным кладокопателям.
Они — учёные, а настоящие учёные думают о науке, а не о том, кто сделал открытие, Ваня или Таня, Саша или Маша… Вот какое соображение заставило их взгромоздиться на Мишин велосипед и отправиться к Пал Палычу с сообщением о пещерном рисунке.
Пал Палыч выслушал их очень внимательно, а потом заходил по комнате большими шагами — верное доказательство, что их находка представляет значительный научный интерес.
Но вот он остановился и заявил, что, скорее всего, рисунок этот имел ритуальное значение. Конечно, он, Пал Палыч, с превеликим удовольствием покопался бы в пещере, но, увы, он на днях уезжает в район Туапсе — там, в горах, их экспедиция изучает местный карст. Было бы отнюдь неплохо, если бы ребята уговорили начальство дать им Школьную Челиту и съездили в Казачий Брод. Надо обыскать все углы, зарисовать и сфотографировать пещерный рисунок. Так как у Алика-Архимеда хорошего аппарата нет, а есть только пустой футляр, то пусть он зайдёт и стационар и получит под личную ответственность настоящий фотоаппарат с импульсной лампой, которая позволяет фотографировать даже тогда, когда темно. А кроме того, следует изготовить эстампаж. Что такое эстампаж? О, это очень интересная штука, но рассказывать о ней сейчас нет смысла. Пусть Арсений Сергеевич или Машенька покажут эту технику потом, на месте, — они и хейванцы уже умеют приготавливать великолепные эстампажи… Раскопок не проводить. Разрешается одно — вырыть вплотную у изображения шурф не больше метра в поперечнике, чтобы выяснить, нет ли продолжения рисунка под землёй. Если попадётся что-либо особенно интересное, работы прекратить до его, Пал Палычева, приезда, оставив всё на месте. В любом случае надо лаз в грот завалить, чтобы какой-нибудь чересчур предприимчивый турист или местный кладокопатель не пробрался туда и не стал наводить свои порядки.
Ребята сразу же принялись за доставание машины.
Раньше машина доставалась как-то сама собой — приезжал грузовик стационара либо Школьная Челита. Сейчас же выяснилось, что грузовик стационара повезёт Пал Палыча и его сотрудников в Туапсе, а заполучить Челиту не так-то просто.
Для начала Миша и Адгур обратились к Вере Ивановне, но Вера Ивановна заявила, что водитель получил указание подчиняться только Леониду Петровичу, и никому другому… Да, конечно, она могла бы замолвить за ребят словечко, но пусть-ка лучше с Леонидом Петровичем поговорит Зоя Николаевна. Так-то дело вернее будет.
Дождавшись конца занятий, Миша и Адгур устроились у школьного крыльца в ожидании Зои Николаевны. Они уже достаточно хорошо изучили её и понимали: в школе к Зое Николаевне лучше не приставай, потому что она тогда сердитая и неприступная, так как помнит, что она учительница. Ловить же её надо после занятий, когда она отойдёт немного.
Ребята обратились к ней, когда она, пройдя метров двести, стала поглядывать по сторонам с весёлым и независимым видом и даже стукнула указкой по подсолнуху, высунувшему голову сквозь планки забора, а потом протарахтела указкой по этим самым планкам.
Зоя Николаевна ответила:
— Хорошо, пожалуй, я пойду. Но давайте-ка поговорим с Леонидом Петровичем все трое. Втроём как-то веселее.
Леонид Петрович сидел в своём новом кабинете за большим письменным столом, и глаза его были опущены в исписанный цифрами лист бумаги, так что никаких человечков в его очках не было видно. Он молчал. Молчали и ребята.
Прошло минуты две или шесть, а может, и все тридцать — время в директорском кабинете течёт, как и в пещерах, не поймёшь как. Тишина была такой напряжённой, что казалось, если это молчание продлится ещё мгновение, то вылетят они, толкая друг друга, из кабинета и выбросят из голов своих даже мысль о раскопках, машинах и поездках. Но вот Зоя Николаевна чуть-чуть пододвинулась к Адгуру, левая рука её пошарила в воздухе, нашла руку Адгура и пожала её. И тогда Адгур посмотрел краешком глаза на Зою Николаевну, а потом на Мишу, захватил пальцами его рукав и потянул к себе. На душе у всех троих стало легче. Так они и стояли, рука в руке, плечо к плечу.
Наконец Леонид Петрович сказал, не поднимая очков от бумаги:
— Что же вы стоите, Зоя Николаевна? Садитесь. Кресло рядом с вами.
Зоя Николаевна переступила с ноги на ногу.
— Почему вы стоите? Я же, кажется, пригласил вас сесть? — спросил Леонид Петрович, всё ещё смотря в свои бумаги.
Зоя Николаевна продолжала стоять и молчать.
Тогда Леонид Петрович вздохнул, отодвинул бумаги в сторону и спросил, вперив очки в пришедших, — и сейчас же в них возникли три человечка, а за ними — дверь:
— Ну, что там ещё стряслось?
— Мы насчет машины, — сказал Адгур.
— Машины? А нельзя ли быть более конкретным? Под машинами понимают огромное количество механических приспособлений, предназначенных для облегчения человеческого труда. Какая машина вас интересует — швейная или для дойки коров?
— Школьная Челита! — воскликнул Миша радостно и улыбнулся во всю ширь лица, решив, что Леонид Петрович не такой уж страшный, раз шутит насчёт Челиты.
— Какой Школьной Челиты? Может быть, Зоя Николаевна будет настолько любезна, что объяснит, что хотят эти учащиеся?
— Мы пришли просить у вас машину для поездки в Казачебродскую пещеру, — сказала она наконец.
— Хватит с меня ваших пещер. Того гляди, в газету из-за нас попадёшь.
— Мы же для науки. Может, в пещере джихи молились. А джихи — это же предки абхазов, — воскликнул Миша.
— Прохиндеи, джихи, абхазы… Всё это чрезвычайно интересно. Но, к великому сожалению, машина будет занята заготовкой топлива и другими разъездами. — Леонид Петрович встал и опёрся тяжёлыми кулаками в край стола.
Пришлось уходить.
Положение создалось безвыходное. Но, как во всяком безвыходном положении, в нём был выход. И этот выход был указан не Адгуром, не Мишей, не Зоей Николаевной и, наконец, не Другом, а Арсеном.
Ребята взгромоздились на Мишин велосипед и покатили в Адлер, к Арсену.
Арсен сидел за письменным столом и, судя по тому, что на лице его играла лукавая улыбка, писал что-то очень забавное. При виде ребят он спихнул локтём свою писанину в ящик стола и поднялся.
— По какому поводу?
Перебивая друг друга, ребята рассказали всё — и как нашлась пещерная фигура, и что теперь никто не даёт им машину для поездки.
Выслушав их, Арсен приоткрыл ящик стола, сделал какую-то запись в рукописи, задвинул ящик и только тогда сказал:
— Вы знаете, что в Хейвани есть русская школа?
Ребята знали не только это. Они знали, что при этой школе вот уже с осени существует археологическое общество, и что организовано оно ни кем иным, как бывшей прохиндейкой Мэри, и что Арсен и Пал Палыч в последнее время зачастили туда, и что это хейванское общество сделало замечательный вклад в науку — обнаружило недалеко от Красной Поляны подземный ход-штольню, да такую удивительную, что ни Пал Палыч, ни какой другой археолог на свете не сможет сказать, что это за штука такая. Словно в гору вгрызся гигантский червяк или крот, толщиной в человека, и оставил после себя нору. И эта нора не может быть ни штольней, ни шахтой, ни подземным ходом, по которому осаждённые приносили воду в крепость, возможно стоявшую некогда на вершине горы. Почему? Да потому, что по ней нельзя передвигаться даже на четвереньках, а только по-пластунски, ползком. Ну, а когда человек ползёт по-пластунски, то руки у него заняты передвижением и нести корзину с рудой или ведро с водой он может разве что только во рту… Словом, Миша и Адгур знали о хейванских делах всё, что можно знать. У них даже была уже своя собственная теория, объясняющая происхождение этого непонятного хода-штольни, теория, которая никогда, ни при каких обстоятельствах не пришла бы в голову ни одному взрослому археологу в мире.
