Герман Матвеев - Первая весна
— А ты думаешь, мы не пачкались? — говорила она. — Больше, чем вы… А ты, Зина, кажется, выросла! Здравствуйте, девочки и мальчики! Сейчас я буду угадывать… Это Саша! Да?
— Угадала, — сказал Саша и, наскоро вытерев руку о штаны, поздоровался.
— А это, пожалуй, Костя.
— Правильно!
— Ну и Вася. Теперь девочки…
Она задумалась, глядя на смущенно-лукавые лица девочек. Их она тоже знала по письмам, но почему-то представляла совсем другими.
— Знаю… Это Тося!
— Ой, как это вы… — удивилась и обрадовалась Тося.
Это была последняя удача. Сделав две ошибки подряд, Светлана отказалась угадывать и попросила назвать имена остальных.
— Ребята, вы кончайте, а я отведу гостей домой, — сказал Ваня.
Светлана запротестовала:
— Нет, нет… Я хочу вместе с вами. Никуда я сейчас не пойду.
Она сняла рюкзак, поставила около тлеющего костра чемоданчик и, окружённая девочками, пошла к ним на участок.
Между тем Серёжа с загоревшимися глазами обошёл шалаш и, сбросив рюкзак у входа, залез внутрь.
— Красота! Я здесь буду жить! — твёрдо сказал он. — Вот молодцы! Я думал, у вас так себе шалашик…
Он высунул голову, забрал рюкзак и утянул его в шалаш.
— Только надо ещё соломы достать…
— Солома есть! Соломы сколько угодно! — крикнул Саша. — А комаров не боишься?
— Что значат комары по сравнению с вечностью! Надо закалять волю!
Судя по возне, доносившейся из шалаша, Серёжа уже устраивался.
— Серёжа, а лучше бы дома… У нас место есть, — предложил Ваня.
— Дома, мне надоело дома! Только здесь! Шалаш, костёр, крик совы… Великолепная жизнь! А может быть, у вас тут занято?
— Ничего не занято… Если хочешь, живи!
— Так и решили! Светлана пускай в доме поселяется. Всё равно сюда не пущу! А лодка далеко?
— Рядом.
— Ну, товарищи, здесь будет не жизнь, а сказка… Это что за чашки?
— Чашки? А мы едим…
— Я их отодвину в угол, можно?
— Делай, как знаешь, — сказал Ваня.
Увидев шалаш, тлеющий костёр, озеро и близкую опушку леса, Серёжа забыл о своих проектах, забыл, что собирался делать колхозникам доклад, что недавно ворчал на отсутствие машины… В голове его замелькали различные планы, один заманчивее другого, и вернулось хорошее настроение.
— А уху вы варите? — спросил он, но в это время Светлана, стоявшая с группой девочек на границе участков, крикнула:
— Серёжа! Куда ты пропал? Ты посмотри, что у них делается! Рекорд! Иди сюда!
— Сейчас…
Серёжа вылез из шалаша и, окружённый ребятами, подошёл к девочкам.
— Какие молодцы! Вот уж никогда бы не подумала, что они так перегонят нас. Ты знаешь, сколько здесь растений? Две тысячи семьсот двадцать три! — восторженно сказала Светлана.
— Света, а у нас получилось… — начал было Серёжа, но она не дала договорить:
— У нас четырнадцать клубней, а у них четыре. Разница!
— Я не спорю… Конечно, это рекорд… Что сказал Степан Владимирович…
— Да! А где письмо? — спохватилась Светлана.
— У меня.
— Отдай Ване.
Серёжа вернулся в шалаш, порылся в рюкзаке, и скоро его голова высунулась наружу.
— Держи, Ваня! Степан Владимирович просил вручить тебе лично. Остальное на словах скажет Света.
Сильно волнуясь, осмотрел Ваня конверт и с трудом разобрал единственное слово на нём. Вернее, даже не разобрал, а догадался: „Рябинину“. Конверт оказался незаклеенным, и Ваня вытащил вчетверо сложенный лист бумаги, на котором было написано пятнадцать слов, как потом удалось сосчитать. Долго стоял Ваня с письмом, хмурил брови, но не мог прочесть ни одного слова. Почерк учёного был неразборчивый, к тому же писал он второпях. Видя, что девочки принялись за прерванную работу, он сложил и спрятал письмо в карман.
— Давайте, ребята… Сначала покончим с картошкой.
— А что там написано? — спросил Саша.
— Потом прочитаем.
Когда работа была закончена и обе бригады собрались у костра, Серёжа всё еще возился в шалаше.
— Что ты там делаешь? — спросила Светлана.
— В данный момент развешиваю бельё… Сюда вход посторонним воспрещается! — крикнул он, услышав шорох при входе.
— А мне нельзя? — спросил Саша.
— Это кто? Саша? Залезай, друг! Ты не посторонний. Это я девчонок не пускаю! — тихо сообщил он.
— Вымыться бы надо, — сказала Светлана.
— Пойдём купаться, — предложила Зина.
— Очень хорошо! Только я возьму мыло и полотенце.
Она развязала рюкзак, вынула мыльницу, полотенце, и девочки всей гурьбой отправились на свой пляж, к озеру.
— Практически, нам бы тоже купаться надо, — подражая Николаю Тимофеевичу, пробасил Костя.
— Серёжа! Идём купаться! — позвал Ваня.
— Блестящая идея! — звонко крикнул Серёжа. — Идите, мы догоним!
С минуту Ваня ждал, прислушиваясь к оживлённому бормотанью в шалаше, но там завязался разговор — о жерлицах, щуках в двадцать килограммов весом, карасях для наживки, — а это, значит, надолго.
— Два рыбака встретились, — усмехнулся он. — Пошли, ребята!
На озере тишина. Вода как зеркало. Было слышно, как справа, в тресте́, возились утки. Они шлёпали крыльями по воде и при этом крякали противным самодовольным голосом.
— Это гагары, — вполголоса заметил Костя.
— Не гагары, а чёмги, — поправил его Ваня.
Слева уже доносился Тосин визг, и можно было разобрать слова:
— Ой, не надо! Не брызгайся, Олька!
Затем послышалось восторженное восклицание Светланы:
— Какая чистая вода!..
Пляж девочек самый обыкновенный. Заливчик с пологим берегом и мелким песком. Песок приставал к мокрому телу, и кругом не было места, где бы можно было удобно одеться.
Другое дело — пляж мальчиков. Большие камни и никакого песку. На самом берегу, наклонившись к воде, стоял большой вяз. С его веток хорошо прыгать в воду с любой высоты. Кроме того, между корней был вставлен конец толстой качающейся доски. Место глубокое, обрывистое, прыгать не опасно. Если и доставали дно, то не ушибались. Бывало, конечно, что прыгун не успевал вывернуться в воздухе и шлёпался животом или цеплялся за ветку вяза. Но это всё были пустяки. Удовольствие от прыжка целиком покрывало и боль и досаду.
Раздеваясь, Боря пересказал дорожный разговор с гостями и даже перечислил все мероприятия, намеченные Серёжей.
Ваня задумался. Он чувствовал себя на положении гостеприимного хозяина. Желание Светланы: рыбная ловля и грибы, — это вполне реально и организовать просто, но Серёжины проекты почти невыполнимы. Все колхозники на сенокосе, Мария Ивановна с председателем уехали в район на конференцию и вернутся не раньше как дня через три…
Прибежали Серёжа и Саша.
— Эге! Да у вас и трамплин есть! Замечательно! Ну, кто со мной на перегонки? Плавать все умеют?
Серёжа быстро разделся и забрался на доску.
— А глубоко тут?
— Не бойся, с рукой скрывает! — успокоил его Саша.
Серёжа разбежался и прыгнул с доски. Плавал он хорошо, но и ребята не отставали. И долго над озером звучали весёлые голоса ребят.
50. Письмо
Удивительно тёплая вода вечером, после захода солнца. Не хочется и вылезать. Так бы и плескался без конца. И странно, что меньше чем через полчаса губы начинают синеть, зубы выбивают мелкую дробь, а всё тело покрывается „гусиной кожей“. Днём можно быстро согреться на солнышке, а сейчас приходится лететь во весь опор к шалашу и разжигать большой костёр.
Пока пеклась в золе картошка и закипала вода для чая, пока шли малозначительные разговоры, Ваня сделал ещё одну попытку прочитать письмо Степана Владимировича. Ничего не получилось.
— Ну, что он пишет, Ваня? — с лукавой улыбкой спросила Светлана.
— Не могу разобрать.
Светлана подошла к Ване и, положив правую руку ему на плечо, заглянула в письмо.
— Почерк у него страшный, — сказала она. — Невозможно читать!
Некоторое время она смотрела в письмо, с усилием разбирая слова.
— Ну, слушайте! Кажется так! — предупредила она и начала читать медленно и громко: „Здравствуй, Ваня! Узнал про ваши успехи. Поздравляю всех юных колхозных мичуринцев. Жду письма. Привет. Вадимов“… Очень трудно разбирать! — сказала она, возвращаясь на своё место.
Ребята заулыбались. Приятно было получить поздравление от ленинградского учёного, про которого они так много слышали от своих бригадиров.
Закипевшая вода с шипением полилась в костёр. Сняли чайник, выкопали из золы картофель и принялись ужинать. Светлана поделила и раздала все свои припасы. Ребята стеснялись, отказывались, но она настояла на своём, и скоро все пили чай с городскими гостинцами.
Время бежало незаметно. Спохватились, когда в деревне раздался грозный крик Тосиной матери:
