Алексей Мусатов - Мамаев омут. Повести и рассказы
— Да пустяки! Не мешайся тут! — отмахнулся Ваня.
— Что значит «пустяки»! — загорячилась Людмилка. — А если у тебя заражение крови будет? Давай перевяжу! Ну, кому я говорю! — И, порывшись в сумке, она вытащила оттуда склянку с йодом и смазала Ване ранку.
Ваня вздрогнул. Людмилкино лицо расплылось в блаженной улыбке.
— Печёт? Ну ничего, Ванечка, сейчас я тебе ещё крепче припеку, — ласково добавила она.
— Всё теперь? — спросил Ваня, после того как Людмилка забинтовала ему палец.
— Всё, — ответила Людмилка и с сожалением вздохнула. — Теперь тебе нужен полный покой.
— Чего, чего? — угрожающе спросил Ваня.
— А может, у тебя заражение, — не очень твёрдо сказала Людмилка. Она с озабоченным видом порылась в сумке, вытащила оттуда медицинский молоточек и, не зная, что с ним делать, обратилась к Ване: — Покажи язык…
— Да что ты её слушаешь? — вмешался Димка. — Дал бы ей раза́… Только работать мешает!
— Мне? Раза́? — возмутилась Людмилка. — Да я вот сама как дам тебе сейчас… английскую соль, тогда узнаешь!
Ребята дружно захохотали, но в этот раз уже не над Людмилкой, а над Димкой. А девочка, обернувшись к Ване, так строго крикнула ему: «Покажи язык!» — что тот сразу подчинился.
— Присядь, — скомандовала Людмилка.
Ваня присел. Людмилка внимательно осмотрела язык и озабоченно покачала головой:
— Ой, ой! Воспалённый!.. Плохо ваше дело, больной. Придется вас отправить в изолятор.
Трудно сказать, как долго продолжались бы медицинские упражнения Людмилки, если бы в это время из норы не появился суслик.
— Людмилка, смотри! — крикнул Ваня.
Людмилка перевела взгляд с языка Вани на убегавшего суслика. Глаза её загорелись.
— Ах ты, ворюга! Ещё и кусаешься! — прошептала она и, угрожающе подняв медицинский молоточек, бросилась догонять суслика.
Через некоторое время снова появился на велосипеде Мишка.
— Эй, банщики! — закричал он, сложив руки рупором. — Бросай работу!..
Ребята с недоумением взглянули на Мишку.
— Вам что, — продолжал Мишка, — отдельное приглашение требуется? Отбоя не слыхали? Собирайте ваше хозяйство. Живее!
И тут только ребята услыхали сигнал горна.
…К вечеру на щите объявлений, что стоял у входа в школу, появилась огромная, высотой около метра, цифра «517». Колхозники недоумевали: что означает эта цифра? Некоторые решили, что это реклама новой кинокартины.
Но вскоре всем стало известно, что 517 — это число уничтоженных ребятами в первый день сусликов.
С этого дня повелось так, что в тихом переулке, где помещалась школа, стали собираться любопытные, чтобы узнать, какая цифра висит на щите. Зачастил к школе и дед Михей. Первым делом он взглядывал на щит и, увидев на нём вчерашнюю цифру, сердито ворчал:
— Что же они сегодня со сводкой замешкались!
— Нет, у них порядок, — вступался за ребят кто-нибудь из стариков или старух. — Обязательно объявят. Аккуратники!
И действительно, вскоре появлялся Мишка или Саня и показывали написанную на листе цифру. Дед Михей учинял пионерам выговор за опоздание и направлялся в правление колхоза. Встретив там Василия Прохоровича, он докладывал ему о сводке, а потом заводил разговор о том, что неплохо бы ребятам подбросить ещё с десяток бочек, добавить капканов или выделить в помощь подводу.
— Поможем, Михей Силыч! А ты, видно, тоже в отряд записался…
— Возраст не тот… Но духом я с ребятами заодно, — говорил обычно дед Михей.
С каждым днём количество уничтоженных сусликов возрастало.
Но к концу третьей недели произошло что-то непонятное. Сначала ежедневная цифра перестала увеличиваться, а потом начала резко уменьшаться. Это было тем более удивительно, что орудия и способы лова с каждым днём улучшались.
Ребята ломали себе головы: что стало с сусликами? Высказывались предположения, что суслики стали хитрее, осторожнее, попрятались глубже в землю, перекочевали в другие места. Ребята принялись обвинять друг друга, что они стали хуже работать, ругали Мишку Чистова за плохую разведку…
— Эх вы, головы садовы! — засмеялся дед Михей, когда пионеры пришли к нему за советом. — Радоваться надо, а не плакаться… Куда, спрашиваете, суслики подевались? Значит, перевелись. Доконали вы их, учинили, так сказать, врагу полный разгром…
Сначала слова деда обрадовали ребят, а потом они вновь приуныли. Ведь до тридцати тысяч не хватало ещё довольно много.
Стали думать, как же всё-таки выполнить своё обещание.
Федя Четвериков предложил завести «сусличий питомник», где грызуны смогли бы быстрее размножаться, а потом вылавливать их.
Предложение Феди было признано очень интересным, но почему-то было отвергнуто.
Плен и ультиматум
Расстроенный Алёша пришёл домой и, достав карандаш и бумагу, принялся подсчитывать, сколько же они истребили сусликов.
Выходило, что до тридцати тысяч не хватало ещё очень, очень много.
Алёша совсем приуныл.
Скоро первое сентября, начнутся занятия, а они так и не выполнили своего обещания…
— Ну, не беда, что немного недобрали, — успокаивала мать Алёшу. — Главное-то вы сделали — колхозу подсобили.
— Всё равно нам ещё много не хватает, — стоял на своем Алёша. — Мы же слово дали… твёрдое.
— Скажи на милость — твёрдое! — удивилась Евдокия Павловна, с уважением взглянув на сына. Потом посоветовала: — Ну, уж если так, то у соседей сусликов призаймите. Вон хотя бы у первомайцев.
— А у них много?
— Думаю, что на вас хватит.
Алёша немного успокоился: завтра же он расскажет ребятам о предложении матери.
Утром он побежал к Андрею. Но было так рано, что бабка Устя прогнала Алёшу обратно, сказав, что ему надо ещё поспать.
Но Алёша уже спать не мог.
По дороге он заглянул к Димке Ухваткину, который ночевал в сарае, и, разбудив его, с жаром рассказал, что на полях соседнего колхоза имени Первого мая сусликов видимо-невидимо.
— Так чего же мы дрыхнем? — загорелся Димка. — Пошли, проведём разведочку.
Ребята захватили с собой ловушки, капканы, взяли из бригады Феди Четверикова несколько дымогаров и отправились в первомайский колхоз.
Утром, как всегда, в восемь ноль-ноль, Андрей вышел с пионерами в поле и был крайне удивлён, не увидев Алёши и Димки.
Прошёл час, другой, третий — ребят всё не было.
Наконец из балки, со стороны первомайского колхоза, вынырнул запыхавшийся Димка.
Вид у него был довольно помятый: нос поцарапан, рубаха разорвана.
— Откуда ты в таком виде? — спросил Андрей, начиная кое о чём догадываться.
— Бежал из плена, Андрей Петрович! — не без гордости сообщил Димка. — Надо Алёшу Окунькова выручать… Он там в шалаше сидит… Под охраной!
И Димка рассказал, как они с Алёшей чуть свет отправились ловить сусликов на поля первомайского колхоза. Они расставили капканы, пустили в ход дымогары — и через какой-нибудь час уже словили более тридцати сусликов. Но тут, откуда ни возьмись, на них налетели первомайские мальчишки, отобрали у них сусликов и всё снаряжение, посадили их в шалаш и приставили к ним часовых.
Но они не растерялись. Пока Алёша заговаривал часовым зубы, Димка прорвал охрану и вырвался из плена.
— А здорово они тебя помяли? — спросил Мишка.
— Ну, им тоже досталось! — Димка погрозил кулаком в сторону первомайцев и, поглядев на Андрея, взмолился — Андрей Петрович, дайте мне пятерых ребят… Мы зараз налетим, расколошматим их и Алёшку отобьём!
— «Налетим, расколошматим»! Слова-то какие! — поморщился Андрей. — А первомайцы-то, пожалуй, правы, что вас задержали!
— Почему же правы? — обиделся Димка. — Что ж, им сусликов жалко? Ни себе, ни другим…
— А ты знаешь, что первомайцы организовали свой истребительный отряд?.. Вы же с Алёшей ворвались на их территорию, как чужеземцы…
— Куда им, маломощным!.. — пренебрежительно махнул рукой Димка и замер.
Вдали показались трое незнакомых мальчишек. Выйдя из балки, они поднялись на холм, и один из них стал размахивать белым платком.
— Они самые… — зашептал Димка. — За мной гнались… Захватить бы их сейчас в плен…
— Никак невозможно, — сказал Андрей. — Это же парламентёры. — И, достав носовой платок, он помахал в ответ.
Первомайцы подошли ближе.
Один из них, коренастый, веснушчатый, с облупленным носом, протянул Андрею пакет.
— Понимаю, ультиматум! — усмехнулся Андрей. — Война, значит, по всем правилам. — Он взял пакет и протянул его Димке: — Ну что ж, читай!
Димка достал из пакета листок бумаги, наспех исписанный карандашом, пробежал его глазами и, возмущённый, заявил, что читать не может, так как первомайцы нахалы и вымогатели.
