Юрий Коваль - Самая легкая лодка в мире (сборник)
Кто-то «понюхал червячка». Но кто это? Какая рыба может жить здесь, в Багровом?
Поплавок капитана тоже шевельнулся. «Некто» понюхал и его, чтоб выбрать, какой червячок интересней. Капитан-фотограф немедленно принялся сыпать в воду геркулес.
Но «некто», очевидно, уплыл – поплавки больше не шевелились. А может, стоял неподалеку и глядел снизу задумчиво на нас? К нему подошли и другие жители Багрового озера, и все они окружили «Одуванчик», рассматривали нас, раздумывали, перешептывались. Казалось, я слышу этот шепот, идущий со дна.
Из воды показалась черная гребенка. Доплыла до моего поплавка, толкнула его и плавно опустилась в глубину. Теперь «некто» рассказывал, что такое наши поплавки и можно ли пробовать червя. Я знал, что сейчас они посовещаются и пошлют пробовать самого маленького. Так всегда бывает среди водных жителей – первым пробует маленький.
Он, конечно, сопротивляется, прячется за спины старших, но его подталкивают вперед, и в конце концов – эх, пропади все пропадом! – он разом хватает червя.
Поплавок ушел под воду. Я подсек, и леска натянулась до предела. Медленно-медленно я вел кого-то к лодке, но только не маленького, а мощного и тугого. Из воды показалась черная гребенка – и я махнул удилищем.
Трепещущее и черное, рот разевающее, с горящими глазами и огненными перьями, вылетело из воды существо. Оно летело в лодку, и я не решился перехватить его в полете.
Ударившись об дно, «некто» запрыгал, забился, заметался.
Он был горбат и крупноглаз, и бока его были черны и чугунны. Двуязыкий хвост горел ярче брусники. Стянутые пленкой колючки росли из горба.
Подскакивая, он хлестал хвостом в спину капитана, тыкался носом в мои резиновые сапоги.
– Неужели Папашка? – взволнованно шептал капитан.
И впрямь какой-то Папашка-Горбач топорщил драконьи колючки, выпучивая золотые глаза с птичьим зрачком.
Капитан задрожал, напрягся и вдруг с каким-то немым воплем выхватил удочку из воды.
И новый Горбач вылетел из озера в воздух и, хлопая колючками, как грач перьями, упал в колени капитана. Капитан закрякал, засопел, ухватывая Грача-Горбача, выдирая изо рта его крючок.
– Это Окунь! – шепотом кричал он. – Какой здоровый! Какой жуткий! Какой горбатый!
Капитан бросил мне под ноги Грача-Горбача, и теперь вместе с Горбачом-Папашкой они прыгали передо мной, туго отталкиваясь от бортов лодки, пялили на меня свои полуптичьи глаза.
– Так бы десятка два – уха! – шептал капитан с восторгом и тревогой.
Через полчаса мы и вправду надергали десятка два жителей Багрового озера. Все они были крупны и колючи, и все-таки первый Горбач-Папашка был самый большой, самый златоглазый.
– Хватит, – сказал капитан, – пора на сушу, уху варить.
С трудом вытащили мы весла, засосанные озерным дном, и поплыли потихоньку вдоль берега Багрового озера. Настроение у нас вдруг оказалось прекрасным.
По макарке мы плыли напуганные, в озеро вошли пришибленные, а как взошло солнце, нам стало получше, поймали окуня – еще лучше.
Солнце и окунь – это ведь всегда счастье, и как давно этого не было в моей жизни. Солнце и окунь приблизили к нам Багровое озеро, оно стало вроде бы нашим, своим.
Окуни успокоились на дне лодки, уснули, и только Папашка-Горбач-Златоглаз все глядел на меня, растопыривал плавники.
Я взял его в руки и за спиной капитана опустил потихоньку в воду. Проплыв за нами на боку, он выпрямился, будто встал на ноги, и разом ушел в глубину Багрового озера.
Глава XI
Борьба Геркулеса с бесами
Протянув руку за борт, я опустил ее в воду – в воде рука сделалась красной. Я взялся за скользкий и тугой стебель кувшинки, потянул. Кувшинка нырнула, стала багровой в густой, насыщенной торфом воде.
И все-таки в Москве, когда я задумывал плаванье, Багровое озеро казалось мне более багровым. Сколько тайны и мощи в этом слове «Багровый». В нем даже есть кровь.
Теперь, побывав на озере, я назвал бы его попроще – Темно-коричневым.
– Это оно прикидывается темно-коричневым, – заметил капитан, – как бы оно не повернулось к нам своей багровой стороной.
Постепенно забирая влево, мы совершали осторожный круг вдоль берегов. Я все ждал – вот выскочит кто-нибудь из травы, вот плеснет рыбина, подымется цапля. Но ни плеска, ни взлета птицы, будто жители Багрового притаились и глядели на нас из густой травы, со дна торфяного.
– Бесов что-то не видно, – сказал капитан, – спят, что ли? Наверно, днем они спят, только ночью вылезают на промысел.
– Какой же промысел?
– Заблудших ловить.
Скоро мы замкнули круг, приблизились к месту, где ловили окуней.
– Здесь и макарка, – сказал капитан.
– Чуть дальше, – поправил я.
Мы всматривались в траву, раздвигая ее веслом, но не видели входа в макарку – таволга, вех, гориголова.
– Вот дураки, – сказал капитан, – не поставили вешку.
– Вешка – дело капитанское, – сказал я, – капитан отвечает за корабль и судьбу экипажа.
Фотограф промолчал и стал энергично шарить веслом в траве. Стрекозы и мотыльки сыпались в воду.
– Похоже, что это шуточки бесов, – сказал капитан. Он поднялся на ноги и теперь не просто шарил, а рубил лопастью весла траву, ломал хрупкие стебли. Скоро он искорежил-измял весь берег, входа в макарку, однако, не обнаружив.
Багровое озеро сомкнуло берега. Бесы легко пропустили нас в свои владения, но выпускать обратно явно не собирались. Сколько угодно мы могли плавать по плоскому водяному блину среди вязких болот. Плавать до ночи, а уж ночью…
Легкое отчаяние коснулось моего сердца. Да что же это такое? Неужто и вправду мы не найдем выхода?
Солнце вдруг потускнело и спряталось, и я окончательно понял, что Багровое озеро заманило нас и теперь уж не выпустит добычу из своих зыбких когтей.
– Озеро похоже по форме на букву «о», – неожиданно и неуместно заметил капитан.
– Скажи что-нибудь более капитанское…
Капитан напрягся. Он вглядывался в берега и воды.
– Следов на воде не остается, – задумчиво, но малокапитански сказал он. – И все-таки нам надо найти место, где мы ловили. Макарка там, рядом.
– Как его найдешь?
– Тут вся надежда только на геркулес, – сказал капитан. – Там, где мы ловили, я сыпал геркулес. Может, остался на воде его след?
– Тьфу!
Геркулес – этот идиотский плод современности, изуродованный овес – всегда раздражал меня. Когда капитан сыпал его в озеро, мне казалось это глупостью. Геркулес оскорблял потайное, недоступное озеро и, конечно, бесов. Каково им было сидеть на дне, обсыпанным капитанским геркулесом? Оскорбленные и униженные, вот теперь они и придумали эту штуку – спрятать макарку, запереть нас на озере.
Взад-вперед плавали мы вдоль берега, и я волей-неволей шарил глазами по поверхности озера в поисках геркулеса. Но какие могли быть следы? Все геркулесины давно затонули, разбухли, ушли на дно.
Так плавали мы, полагаясь на геркулес, вступивший в борьбу с бесами. Все это напоминало борьбу борьбы с борьбой.
И я вспомнил Клару Курбе, скульптурную группу «Люди в шляпах», которые так далеко уплыли теперь от нас. Похожее по форме на букву «о», Багровое озеро все больше превращалось в нуль, внутри которого мы крутились. А что может быть там, внутри нуля? Какой нормальный человек согласится быть заключенным в нуль, окаймленный болотом, с бесами, пожирающими на дне геркулес?
Стоило ли строить лодку, самую легкую в мире, чтобы приплыть к нулю?
Тупо и безнадежно глядел я в глубину нуля – и хоть бы Папашка-Горбач блеснул со дна золотым глазом.
И вдруг в нулевой воде мелькнула багровая точечка, светящаяся, как окуневый глаз. Это и была геркулесина, застрявшая на подводном листике кувшинки.
Глава XII
Отсутствие молочая
Танцуя от найденной геркулесины, мы быстро разыскали макарку и плыли теперь по ней. Капитан веселился как мог. Он даже напевал себе под нос, и постепенно под носом его складывался гимн, восхваляющий геркулес.
– Хвала тебе, о победивший бесов! – бормотал капитан. – Над ними ты имел немало перевесов…
Подпевать капитану я не стал, но чувствовал благодарность. Мне бы никогда не пришло в голову искать на воде следы геркулеса. Впрочем, я сомневался, что бесы так просто отпустят нас. Оскорбленные геркулесом и хвастовством капитана, они еще придумают какую-нибудь штуку.
Обратный путь между тем вдруг показался короче. Быстро доплыли мы до бухты «Ожившего бревна», которое на этот раз никак не обнаружилось, миновали «Медвежью ловушку». Бесы пока ничего не придумывали. Они, видно, сидели на дне и соображали. И я даже подумал, что бесы туго соображают, как вдруг капитан прервал свою подносную песнь, неловко охнул, затормозил лодку.
«Одуванчик» медленно вплыл в болотное блюдо, затянутое ряской. За спиной капитана я не видел, что там такое, впереди.
– Три макарки, – сказал капитан.
Я не понял капитана. Мне показалось даже, что это шуточка в его духе. Но это была шуточка в духе бесов.
