Юрий Дьяконов - Приказ самому себе
Вместо непроходимых сугробов — ровные утрамбованные площадки, прочерченные четырьмя узкими зеркалами „скользочек“. Разгонись и лети на ногах до самого конца!.. По углам возвышались снежные горки для саночников. И сами санки, отремонтированные, с разноцветными яркими планками, с раскатанными до блеска полозьями, ждали рядом. Хватай за веревочку и катись с горы долго-долго.
Малыши окружили большую снежную бабу посреди двора.
— Какая смешная!.. А что у нее в руке?.. Волшебная палочка? Веселая снежная баба с черными озорными угольками глаз под еловыми веточками бровей улыбалась красным ртом и, высоко задрав желтый морковный нос, плясала. Одна рука упиралась в бок, другая была поднята над головой. Только в руке вместо платка — круглая палочка. А на палочке дощечка прибита.
— А дощечка для чего?
— Это же кормушка для птиц! — объяснил Костик.
Потом все бросились обновлять снежные горки и „скользочки“. Шестиклассники помогали им. Разрешали конфликты. Подавали наверх санки, чтобы скорей шла очередь. И сами не терялись. С гиканьем мчались на прямых ногах по ледяным дорожкам…
Едва уговорила Саша одноклассников в это утро уйти из детского сада. Шефство шефством, а уроки учить надо.
ШАГ ВПЕРЕДПионеров шестого „б“ похвалили по школьному радио, поместили заметку в стенгазете. Правда, сообщение было маленькое. Но ребята поодиночке и группами несколько раз спускались на первый этаж, чтобы еще раз прочитать заметку. Полтора года их только ругали, о них говорили на педсоветах, на линейке. А тут вдруг похвалили. „Бэшники“ ходили именинниками.
— Не зазнаетесь? — спросила Лидия Николаевна, когда, окружив ее в вестибюле, они рассказали о приятных новостях.
— Что вы!.. С таким председателем, как Саша, не очень-то зазнаешься!.. И с таким редактором!.. Зверь, а не редактор!
— А вы что хотели?! — воинственно поддернув очки, сказал Женя. — „Боевой листок“ должен быть зубастым!
— Ага! Как крокодил!.. Чужие хвалят, а ты про хорошее молчишь!.. А чуть что — разрисует так, что смотреть тошно!..
— Про хорошее вы сами кричите! — отбивался Женя. — А про плохое кто говорит?!.. „Боевой листок“ — зеркало класса!
— Кривое твое зеркало! — не унимались ребята.
— Мальчики, — сделав нарочито строгим лицо, сказала Лидия Николаевна. — Раз редактор плохой, давайте другого выберем!
— Не надо! — хором закричали мальчишки. — Таких „боевых листков“ ни у кого нет… Весь второй этаж читать ходит!.. Еле выгонять успеваем!.. Женька — законный редактор!
— Ну вот! — засмеялась Лидия Николаевна. — То „зверь“, то „законный“. Какой же он?!
— Законный!.. И зверь… Крокодил! — хохотали мальчишки. — Нам только такой и нужен…
Шефский совет расширял круг своей деятельности. Накануне пятидесятилетия Советской Армии шестой „б“ сначала дал концерт самодеятельности в детском саду „Солнышко“, а потом выступил в госпитале инвалидов Отечественной войны.
Перед началом волновались ужасно. Со страхом смотрели на пожилых людей, пришедших на протезах и костылях, приехавших в креслах на больших колесах и привезенных товарищами на носилках установленных на хирургические „каталки“.
В зале пахло йодом, лекарствами, крепким табаком. Преобладали голубой и белый цвета. Голубой — это цвет мирных пижам и халатов бывших бойцов. А белое — все остальное: забинтованные руки, ноги головы, гипсовые „сапоги“ и корсеты…
Будто и не закончилась война победой двадцать три года тому назад. Будто эти люди попали в госпиталь прямо оттуда, с передовой самой жестокой и кровавой войны.
Давно уже битые фашистские танки и пушки перелили в мирный металл. А прошедшая война, которая ребятам казалась далекой историей, вдруг приблизилась, стала ощутимой, реальной. Эта война, засевшая осколками, пулями, болями в телах бывших бойцов, продолжает и сейчас калечить, мучить и даже убивать людей…
Неуверенно, робко начали концерт. Но успех получился такой, о каком пионеры и мечтать не могли. Зрители хлопали в ладоши А имеющие только одну незабинтованную руку находили здоровую ладонь товарища и аплодировали вместе. Стучали об пол костылями и палками. Кричали: „Молодцы!.. Повторить!..“
Больше часа не отпускали их ветераны войны. Хор вновь и вновь исполнял „Землянку“, „Давай закурим…“ и другие фронтовые песни. Особенно понравилось им, как пела низким грудным голосом Нина Копылова, и стихи, которые прочел Углов.
Зиновий и сам не думал, что начнет со вступления. Но когда увидел людей в бинтах, среди которых, возможно, были и те, кто знал отца, воевал или лежал с ним в госпитале, он сказал:
— Товарищи бойцы. Может, вам эти стихи не понравятся. Их сочинил боец, папин товарищ, который умер от ран через два года после победы… Он не успел стать настоящим поэтом. Но стихи эти очень любил мой отец… он тоже умер от ран тут, в этом госпитале, двадцать девятого июля шестьдесят шестого года… — Зиновий замолчал. Он боялся заплакать.
Зал тоже молчал. Никто не шелохнулся. Тогда в первом ряду встал, опираясь на костыли, седой боец и попросил: — Читай, сынок… Что делить?.. Читай. И Зиновий глухим от волнения голосом начал:
Детство пролетело.
Юность отзвенела.
За плечами страшная война.
Раны залечили…
Нет. Мы не забыли…
В памяти всплывают имена:
Тех, с кем шли мы рядом,
Тех, кого снарядом
Разметали тол и меленит.
Смелых,
сильных,
бравых,
Тех, кому по праву
Слава
шелком алым шелестит.
Тех, кто в день проклятый
У границ гранатой
Встретил смерть, не отступил назад.
Кто с полком пехоты
Грудью шел на доты,
Заслонил Москву и Ленинград…
Воевали вместе,
Вместе пели песни,
Радовались солнечным лучам,
Вместе — раны, беды,
Но до Дня Победы
Многим не пришлось дойти друзьям.
От твердыни волжской
К площади Кремлевской
На Парад Победы
шли через Берлин.
У врага отняты
Черные штандарты,
Там,
у Мавзолея,
брошены в пыли.
Пролетели годы,
Бури и невзгоды,
Но навек героев
память сохранит,
Смелых,
сильных,
бравых,
Тех, кому по праву
Слава
шелком алым шелестит.
Он кончил. А зал молчал. Долго. И снова встал тот боец:
— Не обижайся, сынок. Но хлопать… не можно. Война перед глазами… Большим поэтом стал бы тот солдат. Прочти его еще.
Зиновий прочел два стихотворения: „Солнце догорает“ и „Его внесли в землянку на шинели“. Когда отзвучала последняя строчка, лица людей, сидящих в зале, будто приблизились. На глазах у многих он увидел слезы. Зиновию вдруг представилось невероятное: там, в зале, сидит его папка.
Зиновий заплакал и убежал за кулисы. И тогда зал загремел аплодисментами, застучал костылями и палками об пол.
Кому они аплодировали? Погибшему поэту? Стихам его?.. Или чтецу-мальчишке?.. Если ему, то за что?.. За то, что хорошо прочитал? Или за то, что верен памяти своего отца?..
Через пять дней после праздника в школу пришло письмо:
„Товарищ директор! Большое спасибо за то, что прислали к нам с концертом ваших пионеров из шестого класса „б“.
Объявите им перед строем нашу благодарность. И, если это не помешает их занятиям, пусть приходят хотя бы раз в два-три месяца Хорошие у вас ребята растут. Душевные и серьезные, а не такие, каких приходится встречать на улице, — разгильдяи и пустопорожние… И пусть приходят просто так, не обязательно с концертом. Нам очень интересно знать, как они учатся, как растет наша смена. Еще раз спасибо вам.
По поручению инвалидов Отечественной войны 7-й и 8-й палат
П. К. Костин, Н. С. Кротов, X. И. Захаров“
Алевтина Васильевна, не знавшая о выступлении, удивилась и обрадовалась. Просьбу выполнила — прочла письмо на линейке. А потом, оставшись с классом с глазу на глаз, сказала:
— Ребята. В похвале ветеранов войны есть не только то, чего вы достойны сейчас, но и аванс за то, какими вы должны стать. Ведь знают они о вас далеко не все… Вот вы придете к ним. И что же остается? Лгать! Им лгать?!.. Хорошее начало у вас уже есть. Но этого мало. Нужно упорно двигаться дальше. Так станете вы такими, какими они хотят вас видеть?.. Решайте.
Класс, ошеломленный таким поворотом дела, молчал. Директор хотела еще что-то сказать. Но вперед шагнул Зиновий.
— Я решил. Стану! — хрипло сказал он.
— И я! И я! — одновременно шагнули вперед Женя и Саша.
— И мы!.. Стану!.. Я тоже… И я!.. Стану! — один за другим говорили ребята, делая шаг вперед. Через минуту уже все стояли посреди коридора и выжидающе смотрели на директора.
— Спасибо, — неожиданно тихо сказала Алевтина Васильевна. Лицо ее дрогнуло. Она круто повернулась и быстро пошла по коридору. Не оборачиваясь, бросила: —Идите… В класс идите…
