Иосиф Ликстанов - Первое имя
— Что делаешь? — спросил Паня, пораженный этой картиной.
— Будто не видишь! Очень просто, штудирую всю энциклопедию, — тоном неизмеримого превосходства ответил Вадик.
— А зачем… штудируешь? — неуверенно выговорил незнакомое слово Паня.
— Вот странно! — хмыкнул Вадик. — Проштудирую всю энциклопедию наизусть — и посмотрим, кто будет самым лучшим отличником. Понял? Папа говорит, что геолог Краснов энциклопедически образованный человек. Он все, все знает. И я таким буду! Выдумай… ну, выдумай нарочно какое хочешь слово, и все равно в энциклопедии такое уже написано… Ты знаешь реку Аа? А я уже знаю. — Закрыв текст ладонью, он стал показывать свою ученость: — В Голландии есть целых сорок четыре Аа, потом Аа есть в Германии, в Швейцарии и еще во Франции… А ты ничего не знаешь, ага!
Удивительный замысел Вадика и его глубокие познания в области Аа произвели на Паню сильное впечатление. Он с уважением взял один из томов энциклопедии, прочитал несколько непонятных слов, заглянул в конец тома и обнаружил, что эта тяжелая книжища содержит восемьсот полустраничек-столбиков. Подумать только, что непоседливый Вадик берется выучить все наизусть!
— А сколько таких столбиков ты будешь учить каждый день? — спросил Паня, смутно почувствовавший что-то неладное.
— «Сколько, сколько»… Буду учить десять очень свободно.
— Не сможешь! Тут такие слова… труднее английских. Восемьсот столбиков и за сто дней не выучишь, потому что повторять пройденное тоже надо и еще уроки для школы готовить… А сколько всех книжек?
— Ну, шестьдесят пять… — Вадик опасливо посмотрел на стопки книг с красными корешками.
— И все толстые… Это сколько же лет ты будешь энциклопедию учить? — Паня наморщил лоб. — Шесть тысяч пятьсот дней без каникул, деленные на триста шестьдесят пять дней в году. Лет двадцать выйдет!.. Давай, давай на твоем знаменитом арифмометре считать, если не веришь.
— Чего ты выдумываешь? Ты же не знаешь, как делаются энциклопедическими людьми, — с тоской проговорил Вадик. — Не знаешь — и матчи… Только Краснов, наверно, не такую большую энциклопедию учил, а Малую советскую энциклопедию. Малую я сразу выучу.
— Малую?.. Нет, ты не крутись! Взялся, так самую большую выучи… через двадцать лет. Вот придумал так придумал! — Считая вопрос исчерпанным, Паня деловито спросил: — Уроки приготовил?
— А… а зачем? — шепнул Вадик, глядя прямо перед собой неподвижными глазам» и быстро, раз за разом глотая слезы.
— Затем, что сегодня Филипп Константинович в девять часов ноль-ноль минут нарочно с Крутого холма домой приедет, чтобы тебя проверить. Он сам мне это сказал… Садись при мне уроки готовить.
Закрыв лицо первым томом энциклопедии. Вадик всхлипнул, а Монька поддержал его жалобным повизгиваньем.
— Пускай… пускай меня проверяет, сколько ему угодно! — сквозь слезы говорил Вадик. — Не буду уроки учить, нарочно не буду… Меня в пионерский караул не взяли, из всех кружков выгонят, как неуспевающего… А папа сегодня… сегодня прогнал меня с Крутого холма за двойку, запретил к нему ходить и назвал… назвал знаешь как?.. Инди… индивидуумом… Да… Раньше называл просто лоботрясом, а теперь… теперь каким-то индивидуумом…
— Заревел! Эх, ты!
— Будто ты не заревел бы, если бы тебя так…
— А что такое инди… индивидуум?..
— Почем я знаю!
— Ты посмотри в энциклопедии.
— Очень мне нужно смотреть… как меня ругают!
В эту минуту многоквартирный дом качнулся, точно земля сдвинулась и немного отъехала в сторону, а в комнате зазвенело и задребезжало все, что могло звенеть и дребезжать.
Вадик открыл мокрое от слез лицо.
— Папа рванул Крутой холм! — шепнул он, и в его глазах засветились нежность и гордость. — Там сначала известняки залегают, твердые, как мрамор… Теперь начнется работа на траншее… — Он громко всхлипнул: — А меня… меня там нет… — И снова уткнулся носом в энциклопедию.
Паня сел на коврике рядом с ним.
— Вадь! Слышишь, Вадька? Чего ты расстраиваешься, не понимаю, — сказал он. — В караул тебя правильно не взяли, и Филипп Константинович тебя правильно с Крутого холма прогнал… Ты сам виноват… Только ты не переживай. Скоро Софья Никитична тебя вызовет двойку исправить, а Федя с тобой завтра помирится и тебе поможет по арифметике, потому что он парень хороший и нечего его глинокопом называть. И в кружке юных зоологов тебя даже оставят, целуйся со своими крошками, пожалуйста… Я все верно говорю, Пань!
Прислушиваясь к его словам, Вадик перестал всхлипывать.
— И Филипп Константинович, ясное дело, позволит тебе на холм прийти, когда ты подтянешься, — продолжал Паня. — У него сейчас работы много на строительстве, и у Ксении Антоновны тоже, а ты двойку домой принес, работать им мешаешь. Это даже бессовестно с твоей стороны, если хочешь знать, я тебе прямо говорю.
Вадик открыл лицо и уставился на своего друга.
— Давай, Вадь, все лучше и лучше учиться, чтобы Филиппу Константиновичу не надо было тебя проверять. Мы с тобой будем такими отличниками-волевиками, что очень просто школу с золотой медалью кончим, — стал мечтать Паня. — Неплохо будет, а?
— Папа на самом деле сегодня приедет меня проверить? — спросил Вадик. — Не врешь, Панька?
— Когда я врал?
— Хорошо! Пускай проверит! Я уроки так приготовлю, что он сразу меня на Крутой холм позовет, увидишь… — Вадик в последний раз всхлипнул. — Он позовет, а я никогда не пойду. Очень нужно, если он ругает родного сына индивидуумом…
— Брось, еще как побежишь! — засмеялся Паня. — Знаю я тебя.
Да, он знал своего друга.
Вадик вскочил и сгреб в охапку почти всю энциклопедию.
— Пань, помогай! — азартно крикнул он.
Один за другим томы энциклопедии по порядку номеров выстроились на книжных полках, дверца шкафа захлопнулась, и Вадик вытряхнул из портфеля учебники.
— Пань, я буду заниматься, а ты посиди здесь и увидишь, какой я волевик! — сказал он, устраиваясь за письменным столом отца. — Хочешь почитать про Дерсу Узала? Только не пускай сюда Зойку, потому что я не в форме… — И Вадик вытер покрасневшие глаза.
В дверь забарабанили.
— Когда ты пустишь меня вытереть пыль? — бушевала Зоя. — Сейчас же открой, а то я выброшу на улицу твою гадюку.
— Врет, побоится в руки взять… — подмигнул Пане Вадик.
Паня отчеканил:
— Зойка, не мешай Вадику решать задачу!
— Ах, какое невероятное событие! — язвительно рассмеялась Зоя.
Все же она прекратила осаду отцовского кабинета.
Вперед
Домой Паня шел в отличном настроении, даже мурлыкал что-то под нос. Чувство свободы, которое он испытал, приготовив уроки в первый день нового учебного года, конечно, было светлым и радостным, но то, что он испытывал сейчас, было еще светлее, еще радостнее. Вадик отлично приготовил уроки и доблестно выдержал строжайшую проверку, которую устроил ему Паня. Правда, под конец занятий Вадик немного устал и пришлось дать ему передышку за шахматной доской, но надо же было учесть, что новый волевик еще не втянулся в работу.
А вокруг кипела жизнь.
Гулянье с площади Труда распространилось по всему поселку. У ресторана «Отдых» все статики под пестрыми зонтами были заняты, вверх и вниз по улице Горняков проносились мотоциклы с отважными гонщиками в ребристых шлемах и, красуясь, проплывали автомашины.
Домой Паня явился как раз в ту минуту, когда репродуктор, наполнявший становую звуками веселой польки, внезапно замолчал, точно испортился.
Потом диктор объявил:
«Внимание, товарищи радиослушатели! Начинаем передачу радиорепортажа из второго карьера Железногорского рудника».
— Мамочка, иди сюда! — позвала Наталья, читавшая в стоговой. — Второй карьер говорит… Не шуми, Паня!
Она пересела поближе к репродуктору, мать остановилась в дверях спальни, перебирая вязальными спицами, а Паня повернул регулятор громкости на полную мощность.
Первое слово взял Филипп Константинович Колмогоров. Он подробно объяснил, какое значение для промышленности имеет новая рудничная стройка. Все это было известно Пестовым, но они выслушали оратора внимательно, так как он говорил не только для Железногорска, но и для всего Урала.
— А сейчас батя выступит, увидите! — предсказал Паня.
Он не ошибся. Слово получил Григорий Васильевич Пестов.
Паня стал под самым репродуктором, а в руках матери замерли вязальные спицы.
Послышался неторопливый голос.
— Начинаем проходку траншеи, чтобы перевести транспорт добытой руды на поток, — сказал Григорий Васильевич. — Технику для строительства мы получили первоклассную, транспорт наготове и порожняка вдоволь. Товарищи взрывники, спасибо им, тоже постарались. Взрыв на Крутом холме прошел удачно, оторванная порода хорошо размельчилась. Такую мелкую «набойку» будет приятно грузить. Все условия для работы имеются… Это так! — Григорий Васильевич загорелся, как бывало всегда, когда он хотел сказать самое дорогое, близкое сердцу. — Значит, товарищи, начинаем работу, поднимаем наш рудник, чтобы он шел впереди мирного строительства. Не допустим, чтобы нуждалась в руде домна Мирная и другие печи Железногорска! Пусть имеет много металла наша великая Родина, пусть растет и крепнет наша сила! Слава советскому народу, борющемуся за мир, слава советской власти!
