Иосиф Ликстанов - Первое имя
Федя молча слушал товарищей и провожал глазами пришедших, будто вел счет горнякам, металлургам, железнодорожникам, их орденам, медалям и комсомольским значкам.
Пришедшие непременно здоровались с почетным караулом:
— Привет, ребята!
— Будьте готовы!
К рудоуправлению подкатили два автобуса и несколько индивидуальных машин. Это приехали люди с Ново-Железногорского металлургического завода. Гости столпились возле высокого старика с Золотой Звездой на груди.
— Это Дружин, обер-мастер доменных печей. Герой Социалистического Труда, — сказал Паня. — Он самый лучший доменщик на всем Урале.
Федя еще больше подтянулся.
Когда на крыльце появился генерал-директор Новинов, старик Дружин проговорил высоким, немного дребезжащим голосом:
— Это наш первый отряд, стахановцы доменного цеха, товарищ генерал-директор. Пришли к вам с подмогой. Принимаете?
— Вашу братскую помощь примем с благодарностью, — ответил Новинов. — Но прошу иметь в виду, что горняки и старозаводцы штурмуют табельщиков, так что свободных табелей осталось немного.
— Все нашими, будут!
Дружин подал знак рукой, и доменщики двинулись за ним, как бойцы за командиром.
— Что, озорной, угодила я тебе малахитом? — послышался голос бабушки Ули. — Примечай, сын милый, что ворон старый не каркнет даром… А где тут на работу берут? Покажи…
К тому времени, когда Егорша привел смену караула, у Пани созрела смелая мысль. Он пошептался с Федей, и они пошли в отдел кадров. Там мальчики протолкались к столам, за которыми сидели почетные табельщики.
— Не можем, Сергей Арсеньевич, дать вам табель на пять смен, — прогудел Юрий Самсонович. — Табелей почти не осталось. На одну смену вас наймем, если хотите.
— Протестую и протестую! Много ли за одну смену сделаешь, только себя раздразнишь, — стал спорить с ним Дружин и вдруг рассмеялся: — Ох, хитер! Табели от меня прячет — мол, велика ли в старике корысть. Зря, зря ты! Ради такого случая я обязуюсь срочно помолодеть. И помолодею, верьте слову!.. Разве плохо старики на Урале в военные годы работали? — обратился он к горнякам, стоявшим в очереди. — А теперь? С колошника домны мы, металлурги, все мирное строительство видим. Куда уж тут руки складывать… Ну, пиши, пиши табель, товарищ Борисов, не задерживай народ. — Он по-стариковски далеко отставил от глаз розовый листочек-табель и прочитал вслух: — «Я, Дружин Сергей Арсеньевич, обязуюсь отработать одну шестичасовую смену на втором участке срочного строительства Железногорского рудника». Число и час выхода на работу указаны, ясность полная. Беремся за траншею, товарищи горняки!
Он расписался в дубликате табеля, встал, поклонился горнякам и вышел, сопровождаемый доменщиками.
— Совсем не дал бы старику табеля, да ведь обидится, — сказал Юрий Самсонович. — Ну, молодежь, кто на очереди?.. А вам, ребята, что нужно? — обратился он к мальчикам.
— Наниматься пришли — я и еще Федя, — как можно солиднее проговорил Паня. Но смех горняков его смутил, и он умоляюще добавил: — Мы по воскресеньям будем работать…
— Еще могучие помощники нашлись, — пошутил Борисов. — Надо будет принять меры, чтобы ребята держались от строительства подальше, но пионерам из караула можно показать стройку. Хорошо стоят на посту, просто гвардейцы… Уж так и быть, для вас сделаем исключение. Ты, Паня, и ты… Как тебя зовут?.. Полукрюков? Брат Степана? Вы сможете побывать на втором участке.
Он вырвал из блокнота листочек, написал пропуск на двоих и вручил его Пане.
Осчастливленные мальчики направились к выходу, предвкушая прогулку по площади, но пришлось им на минуту расстаться.
В коридоре Паню остановил Филипп Константинович Колмогоров, отец Вадика. По-видимому, он только что пришел из карьера, так как был в бушлате и в запыленных сапогах, и еще было видно, что он, наверно, не спал всю ночь. Глаза его покраснели и смотрели устало.
— Вадим тоже в карауле? — спросил он и, заметив смущение Пани, догадался: — Его не взяли в караул из-за двойки? Правильно сделали! Отличился с первого дня занятий, милый мальчик…
Задумчиво почесывая подбородок, на котором блестела серебристая щетина, он зашагал по коридору, будто забыл о Пане, и остановился у открытой двери парикмахерской рудоуправления, из которой сильно пахло одеколоном.
— Ты увидишься сегодня с Вадиком? — спросил Филипп Константинович.
— Да… Сейчас к нему пойду.
— Передай ему от меня, чтобы в девять часов вечера был дома. Я заеду домой проверить, как он приготовил уроки. И пусть знает, что каждый день мы с Ксенией Антоновной по очереди будем его проверять, слышишь? — И сказал парикмахерше, пожилой женщине, которая уже взбивала мыльную пену в чашечке: — Нет, какой негодный мальчишка! Набрался наглости явиться ко мне на Крутой холм с двойкой… Если сегодня уроки не будут выучены отлично, то наша встреча с ним кончится очень неприятно, пусть в этом не сомневается.
— Прошу вас, посидите спокойно, — строго сказала парикмахерша.
Стоя в дверях, Паня дождался конца бритья. Филипп Константинович встал с кресла будто помолодевший и уже не такой усталый и сердитый — даже улыбнулся Пане.
— Григорий Васильевич сказал мне, что ты получил первую пятерку? — спросил он.
— Да… — неохотно ответил Паня и почувствовал, что его пятерка плюс Вадина двойка тут же сложились в величину мизерную, постыдную для обладателя пятерки.
— Приятно слышать, когда дети хорошо учатся, — заметила парикмахерша. — А есть такие озорники, что больше двух и считать не умеют.
— Рад за тебя, Паня, желаю дальнейших успехов!.. Есть же на свете сознательные ребята! — отрывисто проговорил снова нахмурившийся Колмогоров и, выйдя из парикмахерской, стал подниматься по лестнице, шагая через три ступеньки.
В вестибюле Паню поджидал Федя.
— С кем это ты разговаривал? — спросил он.
— Вадькиного отца не знаешь? Главного инженера Колмогорова? Он самый мировой горняк!
— Ну, идем на площадь, — взял его под руку Федя.
— Нет, к Вадику нужно, — отказался Паня и, помолчав, возмутился: — Ничего этот Вадька не понимает! Филипп Константинович на руднике дни и ночи работает, всю технику для строительства готовит, и Вадькина мама, Ксения Антоновна, тоже занята, потому что она прораб второго строительного участка. А он двойку схватил, и они беспокоятся… И все равно он уроков вчера вечером не сделал, а теперь переживает, что его из всех кружков исключат…
Федя вспомнил:
— И вовсе не из всех! Вчера Николай Павлович сказал, что Колмогорова можно оставить в кружке юных зоологов. Он животных любит, да?
— Только с ними и возится, целый зоокабинет у себя дома развел. Щенята да ужи…
— Нужно Колмогорову по арифметике помочь, потому что скоро Софья Никитична вызовет его двойку исправлять. Ты сделай так, Паня, чтобы Колмогоров пришел ко мне завтра подзаняться.
— Ладно, если хочешь.
— Не очень-то мне охота с ним компанию водить, — чистосердечно признался Федя. — И он ко мне тоже плохо относится, я знаю. Глинокопом меня прозвал. Дурной он какой-то… Давай так: ты завтра ко мне Колмогорова приведешь, а я Гену позову.
— Вадика я приведу, а насчет Фелистеева ты можешь не стараться, — холодно ответил Паня.
Он хотел тут же проститься с Федей, но минутку задержался на крыльце рудоуправления.
Духовой оркестр, игравший до сих пор разные марши, неожиданно начал медленный вальс. Народ на площади зашумел, загудел, в толпе образовались небольшие водовороты, сразу расширились, слились, и мимо оркестра плавно двинулась широкая река танцующих.
— Пань, видишь? — спросил Федя.
Паня увидел Степана Полукрюкова и свою сестру.
Могучие плечи Степана возвышались над головами танцующих, и странно выглядел великан, одетый в комбинезон, среди нарядной толпы. Должно быть, Степан задержался на площади по дороге в карьер. Танцевал он не так, как другие, — поворачивался медленно, осторожно, чтобы не наступить на кого-нибудь, а то просто раскачивался на месте. И Пане стало досадно, что Наталья обращает на себя внимание всей Горы Железной, хотя сердиться было не на что.
— Я пошел! — сказал он и, оставив Федю, отправился к Вадику.
Энциклопедист
Открыла ему негодующая Зоя и шумно пожаловалась:
— Твой двоечник заперся в папином кабинете. Надо вытереть пыль, а он меня не пускает. Скажи ему, чтобы немедленно пустил…
— Вадь, открой! — постучал Паня.
Замок щелкнул, дверь приоткрылась. Вадик пропустил Паню в кабинет, тотчас же повернул ключ и молча уселся на ковре между стопками томов Большой советской энциклопедия. Один из них Вадик положил себе на колени. На самой высокой стопке книг сидел щенок Аммонит — Монька и не спускал преданных глаз со своего хозяина.
