Люси Монтгомери - Эмили из Молодого Месяца. Восхождение
— Надо же такое выдумать! Одной ездить по деревням!
— О, я буду не одна. Со мной поедет Илзи, — возразила Эмили.
Но тетя Рут, похоже, не считала, что путешествовать в таком обществе намного лучше, чем совсем без спутников.
— Мы собираемся приступить к делу в четверг, — сказала Эмили. — В пятницу уроки отменены в связи со смертью отца мистера Харди, а в четверг занятия кончаются в три часа дня. Так что в тот же вечер мы и начнем — с Западной дороги.
— А могу ли я узнать, где вы намерены заночевать? Прямо на обочине?
— Ну что вы! Мы проведем ночь в Уилтни — у Илзи там живет тетя. Затем в пятницу мы вернемся кратчайшим путем на Западную дорогу, проедем ее до самого конца, а вечер и ночь проведем в Сен-Клэр, у родных Мэри Карзуэлл... а в субботу вернемся домой по дороге вдоль реки.
— Нелепее ничего не придумаешь!— заявила тетя Рут. — Никто из Марри никогда не занимался сбором денег на подписку. Элизабет меня удивляет. Просто неприлично для двух молодых девушек три дня бродить в одиночестве по деревням.
— Что, по вашему мнению, может с нами случиться? — спросила Эмили.
— Много всего может случиться!— сурово отвечала тетя Рут.
И она была права. Много всего могло случиться (да и случилось!) за время этого похода, но в четверг Эмили и Илзи в приподнятом настроении покинули Шрузбури — две легкомысленные школьницы, ищущие во всем забавную сторону и полные решимости славно провести время. Особенный духовный подъем испытывала Эмили. В тот день она получила еще одно тоненькое письмецо с адресом третьеразрядного журнала на уголке конверта. Ей было предложено три подписки на указанный журнал за «Ночь в саду» — заключительное стихотворение из ее «Хроник старого сада», которое она и кузен Джимми считали жемчужиной всего сборника. Эмили оставила «Хроники старого сада» под замком в шкафчике на каминной полке в своей комнатке в Молодом Месяце, но собиралась этой же осенью предложить разным журналам стихотворения, которыми завершались все очерки в этом сочинении. То, что первое стихотворение приняли так быстро, было хорошим предзнаменованием.
— Ну, вот, мы двинулись в путь, — сказала она, — «через горы, через долы» — какая волнующая старая фраза![60] Все, что угодно, может ждать нас вон за теми холмами.
— Надеюсь, мы соберем немало полезного материала для наших очерков, — практично заметила Илзи.
После того как директор школы, мистер Харди, объявил ученикам первого курса, что в предстоящем полугодии им предстоит написать несколько очерков, Эмили и Илзи решили, что по меньшей мере в одном из очерков каждая изложит свои впечатления от этого похода по окрестностям Шрузбури. Так что они преследовали сразу две цели.
— Я предлагаю за этот вечер обойти все дома, который стоят вдоль Западной дороги и примыкающих к ней боковых дорог — до самого Охотничьего ручья, — сказала Эмили. — К закату мы как раз до него доберемся. Тогда у нас будет возможность пройти тропинками через леса за бухтой Молверн и выйти на опушку совсем близко от Уилтни. Тогда это займет у нас всего полчаса, а если идти по дороге вдоль бухты, то потребуется целый час. Какой прелестный день!
День в самом деле был прелестный — такой волшебный, чудный день может подарить только сентябрь, когда ненадолго, украдкой вдруг возвращается лето. Кругом купались в солнечном свете урожайные поля, суровое очарование северных елей превращало каждую тропу в истинное чудо, золотарник узкой полосой обрамлял изгороди, а на палах[61] вдоль уединенных дорог среди холмов горели жертвенные огни кипрея[62]. Но девушки скоро поняли, что сбор денег по подписке не ахти какое веселье — хотя, разумеется, как не преминула отметить Илзи, интересные проявления человеческой природы для будущих очерков попадались в изобилии.
Один старик, к которому они зашли, произносил «гм» после каждой фразы Эмили, а когда его наконец попросили подписаться на иллюстрированное издание, ворчливо сказал «нет».
— Я рада, что на этот раз вы не произнесли «гм», — сказала Эмили. — Это становилось однообразно.
Старик растерянно уставился на нее... потом рассмеялся.
— Ты родня «гордым Марри»? В юности я работал одно время на ферме, которую они зовут Молодым Месяцем. У одной из «девочек Марри» — Элизабет ее звали — была манера ужасно высокомерно смотреть на человека — точь-в-точь как у тебя.
— Моя мать была Марри.
— Я так и подумал. На тебе печать их породы. Ну, вот вам два доллара и можете занести мое имя в список. Я предпочел бы сначала взглянуть на это иллюстрированное издание, а уж потом подписываться. Я против того, чтобы покупать кота в мешке. Но стоит заплатить два доллара за такое зрелище: гордая Марри приходит просить старого Билли Скотта о подписке.
— Почему ты не убила его взглядом? — спросила Илзи, когда они отошли от дома.
Эмили шагала решительным шагом, с высоко поднятой головой и сердитыми глазами.
— Я вышла собирать деньги на иллюстрированное издание, а не делать женщин вдовами. Я знала, что не все пойдет как по маслу.
Попался им и другой мужчина, который ворчал все время, пока слушал объяснения Эмили... а потом, когда она была готова к отказу, подписался на пять экземпляров.
— Ему нравится разочаровывать людей, — сказала она Илзи, когда они вышли из дома. — Так что он охотнее приятно их разочарует, чем оправдает их худшие ожидания.
Еще один мужчина многословно бранился («ни на что в частности, но просто в общем и целом», как выразилась Илзи), а еще один старик был уже готов подписаться, когда в разговор вмешалась его жена.
— Я на твоем месте, отец, не стала бы этого делать. Редактор этой газеты — язычник.
— Это, конечно, бесстыдство с его стороны, — сказал «отец» и снова положил деньги в бумажник.
— Восхитительно!— пробормотала Эмили, когда ее уже не могли слышать в доме. — Надо записать это в мою «книжку от Джимми».
Как правило, женщины встречали их более вежливо, чем мужчины, но подписывались реже. Единственной подписавшейся женщиной стала пожилая особа, чье сердце Эмили покорила тем, что сочувственно выслушала длинный рассказ о красоте и добродетелях любимого покойного кота старушки... хотя надо признать, что под конец она шепнула, обращаясь к Илзи: «Шарлоттаунские газеты, пожалуйста, напечатайте все это».
Самым тяжким испытанием для девушек стала встреча с мужчиной, который угостил их тирадой оскорбительных замечаний, поскольку политическая линия «Таймс» не соответствовала его личным убеждениям, и он, похоже, считал, что ответственность за это несут посетительницы. Когда он сделал паузу, чтобы перевести дух, Эмили встала и, спокойно сказав:
— Пните собаку... вам сразу станет легче, — вышла из комнаты.
Илзи побелела от гнева.
— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что бывают такие отвратительные люди?—воскликнула она. — Задать нам такую головомойку, как будто это мы отвечаем за политику «Таймс»! Что ж... «Человеческая натура с точки зрения сборщика пожертвований» — такова будет тема моего очерка. Я опишу этого человека и присочиню, будто я сказала ему все, что мне хотелось ему сказать и что я на самом деле не сказала!
Эмили рассмеялась... и успокоилась.
— Тебе можно. А я не могу позволить себе даже такой мести — так как связана обещанием, которое дала тете Элизабет. Я буду строго придерживаться фактов. Идем! Не будем больше думать об этом грубияне. В конце концов, мы уже получили довольно много заказов на подписку... а вон там роща белых берез, в которой, вполне вероятно, живет дриада... и то облако над елями выглядит как легкий золотистый призрак облака.
— И все же я хотела бы стереть этого старого вампира в порошок, — проворчала Илзи.
Они зашли в следующий дом, где их ждали только приятные впечатления и приглашение к ужину. К тому времени, когда солнце опустилось за горизонт, они уже собрали неплохой урожай заказов, а также накопили достаточно впечатлений, чтобы надолго обеспечить себе веселые воспоминания и шутки, понятные только им двоим. Было решено больше в этот вечер подписчиков не искать. Они еще не дошли до Охотничьего ручья, но Эмили показалось, что будет удобнее пройти кратчайшим путем через лес прямо от того места, где они оказались ко времени заката. Леса, тянувшиеся вдоль бухты Молверн, занимали не такую уж большую площадь, так что, где бы они ни вышли на северную опушку, до Уилтни будет рукой подать.
Девушки перелезли через изгородь на поросшее пушистыми астрами пастбище, поднялись по отлогому склону холма, и углубились в леса, пересеченные в разных направлениях десятками тропинок. Привычный мир остался за спиной: они были одни в прекрасном царстве нетронутой человеком природы. Эмили эта прогулка по лесу показалась чересчур короткой, в то время как усталая Илзи, подвернувшая в тот день ногу на камешке, нашла ее неприятно длинной. Эмили нравилось все вокруг... ей было приятно смотреть на сверкающую золотом кудрей голову Илзи, скользящую на фоне серо-зеленых стволов под длинными качающимися ветвями... она с удовольствием вслушивалась в едва различимые, волшебные посвисты засыпающих птиц... ее восхищали озорные, перешептывающиеся в сумрачных вершинах деревьев вечерние ветерки и пленял невероятно тонкий аромат лесных цветов... ей нравились маленькие папоротнички, легко скользившие по шелковистым щиколоткам ступающей по ним Илзи... ее очаровал стройный, манящий силуэт, на миг вспыхнувший яркой белизной в дальнем конце извилистой тропинки — была то береза или лесная нимфа? Неважно... этот чудный силуэт принес ей то острое ощущение восторга, которое она называла «вспышкой» — бесценное переживание, неожиданные краткие мгновения которого стоили долгих периодов обычного существования. Эмили, думая о прелести этой лесной дороги, но никак не о том, куда эта дорога ведет, рассеянно следовала за прихрамывающей Илзи, пока наконец деревья, совершенно неожиданно, не расступились... Девушки стояли на опушке. Перед ними было нечто вроде заброшенного пастбища, а за ним в ясном послезакатном свете неба тянулась длинная, спускающаяся вниз долина, довольно голая и унылая, с разбросанными тут и там фермами, которые не выглядели ни зажиточными, ни уютными.
