Лора Инглз Уайлдер - Долгая зима
Мама принесла стеклянную чашку с прозрачным клюквенным желе, водрузила её на середину белой скатерти, и все залюбовались этой прекрасной картиной.
— К белому хлебу не помешало бы и немного масла, — заметила мама.
— Не горюй, Каролина, всё будет, — сказал папа. — Теперь на дровяном складе есть толь, я скоро починю хижину, и через несколько дней мы переберёмся на наш участок.
Жареная индейка так вкусно пахла, что у всех прямо слюнки текли. На плите кипела картошка, а мама заваривала кофе, когда в дом вошли мистер и миссис Боуст.
— Я всю последнюю милю шёл на запах вашей индейки, — объявил мистер Боуст.
— А я всю дорогу думала не о еде, а о том, как бы поскорее со всеми повидаться, — с упрёком в голосе возразила миссис Боуст.
Её розовые щёки побледнели, она осунулась, но осталась всё той же славной миссис Боуст. Её окаймлённые чёрными ресницами голубые глаза по-прежнему смеялись, а тёмные локоны по-прежнему выбивались из-под капюшона. Она пожала руки маме, Мэри и Лоре и, наклонившись, обняла Кэрри и Грейс.
— Раздевайтесь и заходите в переднюю комнату, миссис Боуст, — пригласила её мама. — Как приятно снова вас видеть. Отдохните в качалке и поговорите с Мэри, а я пока всё приготовлю.
— Позвольте вам помочь, — попросите миссис Боуст, но мама сказала, что она, наверное, устала после дальней дороги, а обед уже почти готов.
— Мы с Лорой сейчас поставим всё на стол. — Мама побежала на кухню и в дверях столкнулась с папой.
— Нам тут пока делать нечего, Боуст. Пойдёмте, я покажу вам последний номер «Пайонир Пресс», который я сегодня утром получил, — предложил папа.
— Да, давненько я не видел газет, — с нетерпением откликнулся мистер Боуст. И кухня была предоставлена хозяйкам.
— Достань большое блюдо для индейки, Лора, — попросила мама, вынимая из духовки тяжёлый противень с жарким.
Подойдя к буфету, Лора увидела на полке свёрток, которого там раньше не было.
— Что это, мама? — спросила она.
— Не знаю. Разверни и посмотри.
В пакете лежало блюдечко с шариком масла.
— Масло! Это масло! — вскричала Лора.
— Всего лишь скромный подарок к Рождеству, — засмеялась миссис Боуст.
Папа, Мэри и Кэрри радостными криками приветствовали Лору, которая под весёлый визг Грейс торжественно водрузила масло на стол. Потом Лора побежала помочь маме переложить индейку на большое блюдо.
Пока мама готовила подливку, Лора мяла картошку для пюре. Молока в доме не было, и мама велела Лоре оставить в кастрюле немного горячей воды, в которой варилась картошка, а потом хорошенько взбить всё большой ложкой.
Пюре получилось белое и пышное, хотя, конечно, в нём не было того вкуса и аромата, которое придали бы ему горячее молоко и масло.
Когда все стулья были расставлены вокруг накрытого стола, мама поглядела на папу, и все склонили головы.
— Благодарим Тебя за щедроты Твои, Господи. — Папа замолчал, но этим было сказано всё. — Да, стол немного отличается от того, каким он был ещё несколько дней назад, — спустя немного времени заметил папа, накладывая в тарелку миссис Боуст индейку с начинкой, картофельное пюре и большую ложку клюквенного желе. И помолчав, добавил: — А зима нынче выдалась долгая.
— И суровая, — дополнил мистер Боуст.
— Просто чудо, что все мы благополучно её пережили, — вздохнула миссис Боуст.
Пока гости рассказывали о том, как они ухитрились продержаться всю эту долгую зиму одни в занесённой снегом хижине на своём участке, мама налила всем кофе, а папе чай. Потом она раздала хлеб, масло, подливку и напомнила папе, что пора снова наполнять тарелки.
Все тарелки опустели, и Лора принесла пироги, а мама ещё раз разлила всем чай и кое.
Хозяева и гости долго сидели за столом, беседуя о прошедшей зиме и о наступающем лете. Мама сказала, что ждёт не дождётся переезда на участок. Дороги были ещё покрыты мокрой грязью, но папа и мистер Боуст были уверены, что они скоро высохнут. Боусты были очень довольны, что смогли перезимовать на своём участке и теперь им не надо было туда переселяться.
Наконец все встали из-за стола. Лора и Кэрри накрыли пустые тарелки и остатки еды белой салфеткой с красным кантиком, а потом присоединились к остальным возле освещённого солнцем окна.
Папа поднял руки, растопырил пальцы, взлохматил себе волосы, так что они встали дыбом, и произнёс:
— Ну что ж, пальцы у меня отогрелись, снова стали гибкими, и я мог бы попробовать поиграть на скрипке.
Лора принесла ему футляр и, стоя рядом, внимательно смотрела, как он вынул из гнезда скрипку, провёл пальцами по струнам, подтянул их, прислушался, натёр канифолью смычок и заиграл.
Раздались мягкие чистые звуки. Комок подступил у Лоры к горлу, и она чуть не задохнулась.
Папа сыграл несколько тактов.
— Это новая песня. Я выучил её прошлой осенью, когда мы ездили на станцию Волга расчищать пути. Подтягивайте тенором, Боуст, когда я буду петь её в первый раз. А потом вы постепенно запомните слова.
Все собрались вокруг папы и стали слушать. Потом мистера Боуста подстроился к скрипке и голосу папы:
Людскую судьбу без ошибки
совсем не легко разгадать:
Есть лица как грустные скрипки -
А им бы от счастья сиять.
Жизнь всех одарила богато,
В ней столько прекрасных сторон,
И всё-таки каждый двадцатый
Считает, что он обделён.
К чему недовольство и ропот?
Вольны выбирать мы пути,
А солнце, как учит нас опыт,
Не может с утра не взойти.
Навряд ли я, праздно вздыхая,
Хоть чем-то себе помогу.
Лишь трусы одни да лентяи
Бормочут весь век: «Не могу!»
Плыви же по бурным разливам,
По кручам карабкайся ввысь,
И если стать хочешь счастливым -
Всё в воле твоей — становись!
Вначале все вторили только скрипке, напевая про себя мелодию. Когда же пришёл черёд хора, альт миссис Боуст, мамино контральто и чистое сопрано Мэри слились с тенором мистера Боуста и глубоким басом папы, затем к ним присоединилось сопрано Лоры:
К чему недовольство и ропот?
Вольны выбирать мы пути,
А солнце, как учит нас опыт,
Не может с утра не взойти.
И под их дружное пение страхи и тяготы долгой зимы, подобно чёрной туче, поднялись и улетели на волнах музыки. Пришла весна. Светило тёплое солнце, ветер стих, и в прерии зазеленели травы.
Примечания
1
В русской Псалтыри это псалом 22.
2
Библейский персонаж Тьюбал Кейн (в книге Бытия IV по-русски именуется Тувалкаин), потомок Каина, считался первым на Земле кузнецом — «ковачом всех орудий из меди и железа». Здесь Лора читает стихи шотландского поэта XIX века Charles MacKay.
