Аркадий Млодик - Дарю веснушки
Мы так растерялись, что были как неживые. Когда опомнились, Лида кинулась собирать осколки. Я тоже поднял осколок и поцарапал палец. Только тогда я смог открыть рот. И крикнул Лиде:
— Бросай стекло! Где Васька? Где этот Ричард Львиное Сердце?!
Мы нашли его под кроватью. Он сопротивлялся, но я вытащил его и положил на диван. Погладил, чтобы он успокоился, и сказал ему:
— Я за тебя отвечать не буду. Сам натворил, сам теперь и отвечай. И пожалуйста, не кляузничай. С дивана не сходи. Поранишься о стекло.
Лида заметила кровь на моей руке и заохала.
— Пустяки, — успокоил я её.
Вытер руку платком. Пососал палец. Крови больше не было. Велел Лиде забрать графин и нитки. Сам же взял учебники и тетради.
— Буду заниматься у вас, — скомандовал я Лиде. — Родители, когда видят, что дети учат уроки, добреют. Ты теперь мой шеф. Помогаешь мне. Только по какому предмету? Пожалуй, по математике. Идём! Васька не подведёт.
Несостоявшаяся казнь
Лидина мама была вне себя от радости, что её дочка помогает мне решать задачи. На самом деле ещё неизвестно, кто кому помогал. Домой я пошёл после того, как моя мама строго меня позвала.
Только вошёл в комнату, услышал папин голос:
— Что ты тут натворил?
— Ничего не творил. Занимался у Лиды. Она мне помогала.
— Ничего не натворил, да? Посмотри! Перебита вся посуда!— вмешалась мама.
Я посмотрел и убедился, что посуда не вся перебита. Но спорить с мамой не стал.
Папа продолжал допрос:
— Хорошо! Будем считать, что ты ничего не натворил. Кто же, по-твоему, здесь постарался?
Васьки нигде не было видно. И я ответил:
— Наверное, Ричард Львиное Сердце постарался.
— Из чего ты это заключаешь?
— Бабушка жаловалась, что он разбил чашку.
— Какую чашку? Сервизную? — заволновалась мама.
Я пожал плечами. Папа взревел:
— Где же это Львиное Сердце? — И, нагнувшись, вытащил кота из-под дивана.
Поглядев на меня, папа закричал:
— Он бешеный. Его надо усыпить! Где большая авоська?! Я отнесу кота к ветеринару.
Сперва я подумал, что папа решил меня попугать. Но мама ответила ему серьёзно:
— В авоське не донесёшь. Возьми чемодан. Папа решительно встал.
— Ты права! — сказал он. — Поищи верёвку. Хочу связать кота. Не выцарапал бы мне глаза.
Мама пошла на кухню искать верёвку.
Тут я наконец понял, что надо спасать Ваську. Хочу крикнуть: «Лучше меня усыпите!» Рот раскрыл, а слова не идут. Одно бульканье. И кашель. Папа, когда посмотрел на меня, испугался ещё больше. И упустил кота. У меня сразу кашель прошёл.
Поймал я Ваську, ласкаю его, целую. В ухо ему шепчу:
— Прости меня, Васенька! Ты не виноват. Неверную я тебе дал команду. И самолётам сигнализировал не так. Не надо было жужжать.
Папа что-то услышал.
— Ну-ка, выкладывай! — потребовал он. — Каким самолётам ты сигнализировал? Когда был на аэродроме? Кому там жужжал?
— Не я жужжал, мухи жужжали, — объясняю.— Я им помогал.
— Очень приятно! — поклонился мне папа. Когда он сердится, то всегда бегает по комнате.
— Оля! Ты слышишь! — крикнул он маме.— Наш сын помогал жужжать мухам. Нет уж, мой милый, иронизировать буду я. А ты, дорогой сыночек, давай выкладывай всё как было: кому сигнализировал, кто на тебя жужжал?
Я обещал во всём признаться, только просил не обижать Ваську. Папа согласился. Тогда я честно рассказал, не упоминая, конечно, про Лиду, как я лишился эскадрильи. И ещё добавил, что Васька — Ричард Львиное Сердце — посуды разбивать не хотел.
Папа прервал меня:
— Всё ясно! Надеюсь, ты предупредишь меня, когда состоится следующий запуск самолётов, чтобы своевременно обеспечить тебя посудой?
Папа ругал меня за безответственность, за предательство по отношению к Ричарду Львиное Сердце. Ругал справедливо, но напрасно. Мне самому было стыдно, что я струсил и всё взвалил на Ваську. Я сам знаю, что не всегда умею отвечать за свои поступки. Но я знаю и то, что хочу научиться и научусь. Родители же хотят, чтобы это случилось сразу...
Долго меня воспитывал папа. Потом мама вышла из кухни и тоже стала воспитывать. Затем они воспитывали вместе — до тех пор, пока не стали сами себя воспитывать.
— Это ты ему потакаешь! — сказала мама.
— Нет уж, извини, это ты распустила его! — ответил папа.
Спор закончился тем, что папа взял лист бумаги и написал на нём: «Кодекс поведения Ильи Ильюшина». Больше он ничего написать не успел. Вернулась бабушка с дежурства. И тут такое началось...
Когда ей сказали про мои поступки, она спросила:
— Кто к тебе приходил? Я не стал запираться.
— Лида была, — говорю.
— А что она делала на базаре?
— Мух мне приманивала!
— Вот, пожалуйста, — обрадовалась бабуля, думая, что меня выручает. — Я так и знала, что она заводила.
Мама вскочила:
— Пойду к её родителям. Всё им расскажу.
— Не иди! — завопил я. — Лида не заводила. Зачем ты, бабушка, выдумала?!
— Да разве я хотела её обидеть, — опомнилась бабушка. — Я сгоряча. Лида девочка вежливая, добрая, ласковая. Зачем тревожить её родителей!
Папа поддержал бабушку и меня. Сказал маме, что нечего поднимать шум на весь дом. Но маму утихомирить уже было невозможно. Она хлопнула дверью. И ушла.
Мне стало жалко Лиду. Я заплакал.
— Нечего хныкать! — напустился на меня папа. — Мужчина должен уметь отвечать за свои поступки.
Слёзы не унимались. Тогда бабушка и папа стали меня утешать. Я не сдавался. И когда вернулась мама, решил зареветь во всю мощь.
— Сейчас же замолчи! — пригрозила мне мама. И, сев в кресло, пообещала папе:—Я отказываюсь от него!
Мама, если сердится, отказывается от меня почему-то всегда через папу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
КЛОУН С ЗОЛОТЫМИ ВЕСНУШКАМИ
Только пчёл и не хватало
Когда у меня вечером неприятности, то я точно знаю, что утром могу проспать. Бабушка это понимает. И обычно будит. Так было и на этот раз.
В школу идти мне не хотелось. Ничего хорошего меня там не ожидало. Но идти пришлось.
Не успел я подойти к школе, как увидел Машу Лукову. Она бежала навстречу.
— Ты чего? — спрашиваю.
— Ничего, — отвечает. — Сам-то ты чего? Как черепаха ползёшь. Тебя бабушка ждёт.
Я возмутился.
— Заливаешь, Лукова! Бабушка моя дома. Какая ещё может быть бабушка?
Луковой не пришлось отвечать. Я сам увидел эту бабушку.
И она меня увидела. Закричала:
— Вот он — мальчик с веснушками!
Это была та самая старушка, которая на базаре посоветовала пойти за мухами на свалку.
Мне бы спрятаться, так уже поздно. Старушка надвигается на меня, что-то бормочет. Ребята со всех сторон окружили её. И Морковка, и Очкарик, и Наташа Пушкова — все тут. И Булин со своей ехидной улыбочкой.
Что оставалось мне делать?
— Здравствуйте, бабушка, — вежливо сказал я.
— Раздобыла я, сердечный, тебе баночку с пчёлками,— сообщила она новость. — Авось подойдёт?
Хоть бы звонок скорей! А он и на самом деле — как зазвонит. Прямо «ура» кричи спасителю.
Ребята кинулись в школу. Я рванулся за ними. Но старушка оказалась проворней. Успела сунуть мне в карман свою баночку.
Понадеялся я, что никто не заметит. Напрасно! Булин заметил.
Протиснулся ко мне у самого входа в класс, щёлкнул пальцем по моему оттопыренному карману и отвратительно подмигнул:
— Звенит! Много их там?
— Хватает, — отвечаю.
— Дорого заплатил?
— Подходяще.
— Веснушки, выходит, — шепчет он мне с издёвкой,— ненадёжны для отражения радиации? Решил пчёл испытывать?
— Экспериментирую! — сказал и прошёл в класс.
Когда не везёт, так уж не везёт. Сел за парту, вижу — Лида на другом месте, подальше от меня устраивается. Прикинулся, что меня это не касается. Засунул баночку в парту. Слышу — сзади меня Машка Лукова заворковала:
— Интересно, с кем наш Веснухин вчера по рынку под ручку прогуливался?
Ох, и болтливой оказалась сухонькая старушка!
В классе стало тихо. Все молчат. Ждут, что я скажу. Я не оглядываюсь. Тоже жду. И дождался. Быстро запихав в портфель уже вынутые книги и тетради, Лида шумно встала и пересела ко мне за парту на своё место.
В это время вошла Марина Семёновна, наша классная руководительница. Всем пришлось замолчать и встать.
— Правильно! — прошептал я Лиде, когда мы снова уселись. — Мне одному, что ли, отдуваться! Зачем сбежала от старушки, трусиха?
— Никаких старушек я не видела, — прошипела мне Лида. — И никуда не сбежала. Твоя мама пожаловалась на меня моей маме. Моя обиделась и велела с тобой не сидеть.
— Зачем обратно вернулась?
— Чтобы Лукова поменьше воображала. Думала испугать меня.
— Ладно, — говорю. — С этим потом разберёмся. Скажи лучше; что с пчёлами делать?
