Галина Карпенко - Как мы росли
— А детей будут мыть? — спросила опять дама в безрукавке.
— Непременно.
— И будет мыло?
— Вот мыло, мыло… — Чапурной записал: «Достать мыло», — Мыло, конечно, будет. — Чапурной сказал это так, будто мыло уже было у него в кармане.
— Тогда я буду помогать, — сказала дама в безрукавке. — Запишите меня.
— Как ваше имя и отчество? — спросил Чапурной.
— Гертруда Антоновна, — ответила дама в безрукавке.
— Очень хорошо! — Чапурной записал: «Гертруда Антоновна».
И снова наступило молчание.
— А если кто не будет работать? — спросил кто-то из-за чужих спин.
— Это уж его дело! — Чапурного разбирало зло. — Я же сказал вам, что только с полным желанием.
Институтки начали шептаться.
— А выселять будут? — спросила дама с лорнетом.
— Вот этого я не знаю, — сказал Чапурной.
Он терпеливо отвечал на вопросы, и, когда собрание кончилось, в его записной книжке был список — правда, ещё очень небольшой — сотрудников детского дома, в котором первой была записана Гертруда Антоновна.
Закрывая собрание, Чапурной сказал:
— А теперь прошу получить дрова и затопить печки. Завтра будем принимать ребят.
Его первое распоряжение было выполнено с восторгом.
Предложение затопить печи было неожиданным, как чудо. Подумать только — затопить печи! Институтки мгновенно разгрузили машину с дровами. Раздобыли колун, пилу. Били по огромным поленьям колуном — и ничего: раскалывали. А когда на верхнем этаже затопили печи, дядя Егор доложил Чапурному:
— Мадамы работать могут.
«Не робеть, воробьи, не робеть!»
Зимним утром — ещё было темно — бабушка подняла ребят. Она напоила их чаем и стала заплетать Варе косички. Варя знала: когда бабушка молчит, и ей надо помолчать. Бабушка долго расчёсывала ей волосы, в косичку вплела зелёную ленточку и достала серое тёплое платьице. Потом стала пришивать к Санькиным штанишкам пуговицы.
Варя не выдержала:
— Куда мы пойдём, бабушка?
— Пойдём? А почему знаешь, что пойдём?
— Знаю, знаю — ленточку зелёную заплела.
Бабушка уколола палец иглой.
— Ленточку?.. Ну и что же, что ленточку… На вот, нитку вдень мне в иголку — ничего не вижу. — И бабушка стала протирать очки.
В это время в щёлочку двери просунулась Люськина рука и поманила пальцем. Васька вышел в коридор, а Варя никак не могла вдеть нитку — всё оглядывалась. Наконец она попала в игольное ушко, отдала бабушке иголку и побежала за Васькой. Один Саня остался сидеть на кровати рядом с бабушкой.
— Ой, Варя, чего скажу! — тараторила Люська. — Меня тётка собрала.
— Чего, куда собрала?
— За нами дяденька Чапурной придёт. В детский дом пойдём, вот что! — сказала Люська.
— За кем — «за нами»?
— За всеми.
— В детский дом? Так я им и пойду! Держи-ка вот! — И Васька сложил три пальца. — Видишь? Убегу непременно.
Варя стояла молча, а на глазах — слёзы. Вот, оказывается, куда их одевает бабушка! В детский дом отдаёт. А папе писала: «Никому не отдам». И Варя, не сдерживая рыданий, бросилась в комнату.
— Родная моя, — говорила бабушка, — куда же я тебя отдаю! Это рядышком… Каждый день тебя видеть буду, и мне будет легче. Сил у меня мало, а вам хорошо будет. Ты за Саней смотри, как бы кто его не обидел. Он маленький, а ты большая, тебе девятый год пошёл. Надо это время прожить, не на век оно. Пройдёт, и всё будет хорошо, — утешала бабушка Варю.
— А папе писала — не отдашь! — сквозь слёзы еле выговаривала Варя.
— «Писала, писала»! А папа что писал? Вот, читай: «Отдай дочку — и не думай. Ей расти. О детях сумеют позаботиться, в этом сомневаться не стоит».
Варя слушала, как бабушка читала строки отцовского письма, и плакала вместе с бабушкой.
Наконец всех ребят собрали и вывели на улицу. Чапурной стоял среди них, как наседка. Помочь ему пришли красногвардейцы из Совета, он их сам об этом попросил:
— Уж вы мне, товарищи, помогите! А то бабы плакать будут — что мне тогда делать?
Как не помочь! Явились точно в назначенный час. Но дело оказалось нелёгким. Попробуй уйми ребят, когда они первый раз от матерей уходят!
И солдаты в шинелях неловко топтались среди малышей, как великаны, стараясь их занять кто как умеет.
— Глянь-ка, глянь — во какая диковина! — говорил один, показывая ребятам на раскрытой шершавой ладони лёгкие звёздочки снежинок.
И ребята разглядывали их, будто в первый раз увидели крошечные ледяные кристаллики.
Другой солдат, высокий, в большой лохматой шапке, сказал Варе, которая держала за руку маленького Саню:
— Давай-ка, дочка, я мальца-то понесу.
— Он и сам дойдёт, — ответила Варя.
Солдат протянул Саньке перегорелый сухарь. Санька молча взял его и сразу засунул в рот.
— Может, тебе помочь, Михаил Алексеевич? — спросил кто-то из матерей.
— Дойдём сами! И не провожайте вы нас. Только ребят растревожите, — отвечал Чапурной. — Мы без провожатых дойдём. — А когда увидел заплаканные глаза Федосьи Аполлоновны, то даже руками развёл: — Уж этого я и не ждал! Что это такое!
Бабушка махнула рукой:
— Да я ничего… Это уж так, по слабости. — Она покрепче завязала Саню платком — шапки у него не было. — Ничего, идти-то недалеко.
А когда ребята тронулись, сказала:
— Ну, час добрый… — и опять заплакала.
Варя, взяв Саню за руку, храбро отправилась в путь. Рядом шагал Васька. Он шагал спокойно: вот дойдёт, посмотрит, как будет жить Санька в детском доме, и убежит на фронт. Так уж он решил.
Чапурной шёл со своим ребячьим отрядом по снежной мостовой. Он улыбался и подбадривал малышей:
— Ничего, воробьи! Придём — согреетесь. Вот ещё маленько прошагаем и дома будем.
Санька сначала шёл вприпрыжку, а в гору стало идти труднее, и он захныкал.
— Стой! — сказал солдат и, присев на корточки, поманил Саньку: — Ну, иди-ка, сынок, иди!
— Не-е! — протянул Санька и прижался к Варе.
— Иди, иди к дяденьке, — согласилась Варя. Она видела, что Санька устал. Других малышей давно несли на руках. — Иди, не бойся, дяденька добрый.
Солдат подхватил Саньку, протянул руку Варе, и они зашагали втроём дальше. Саньке хорошо, и Варе легче.
— Ну вот, так-то лучше, — сказал солдат.
Санька уткнулся ему в плечо и перестал хныкать. От мохнатой солдатской шапки тепло и хорошо пахнет махоркой. Санька сверху глядел на Варю: вот она — чего же плакать? И ветер перестал щипаться.
— Ну, герой, перестал гудеть? — приговаривал солдат. — Сейчас дойдём — дадут вам ситного, каши. Сообща вас и выходим. Правильно я говорю, дочка?
Варя молчала — не знала, что ответить. Она крепко держалась за солдатскую руку и старалась попасть с ним в шаг. А солдат то говорил ласковые слова, то кому-то грозил:
— Стрелять их! Чтоб им ни дна, ни покрышки! Передавить всех!..
Варя понимала, что это он не их ругает. Было похоже на то, как один раз к ним во двор забежала злая чужая собака и бабушка, схватив испуганную маленькую Варю на руки, ругала собаку: «У, проклятущая, чтоб тебя…» А Варю крепко прижимала к себе.
Уже ребята прошли фабричный переулок, поднялись в гору и вышли на площадь. За оградой стоял дом с колоннами.
Чапурной забежал вперёд и раскрыл ворота:
— Вот мы и пришли! Не робеть, воробьи, не робеть!
Ребята шли за ним в ворота, в раскрытые двери.
— А теперь пойдём прямо в зал! — скомандовал Чапурной и стал подниматься по ступеням широкой лестницы.
Варя шла и оглядывалась по сторонам. Вот он какой, детский дом! Вот они где будут жить!
С чего начать?
Ребят в зале было много, но шуму не было. В непривычной обстановке ребята молчали, рассматривали колонны и люстры, в которых отражались солнечные зайчики.
Привели ребятишек из фабричных казарм, из пустых квартир, просто бездомных. Вот они, большие и маленькие, немытые, в заштопанных платьицах, грязные… Кого приводили матери, а кого собрали чужие люди.
Красногвардейцы стояли у дверей и курили. Они, как умели, ободряли ребят: «Не робей! Хлебом каждый день кормить будут».
Чапурной стал распределять ребят по группам. Классные дамы и институтки стояли в стороне и, наверно, ждали приглашения.
Только одна Гертруда Антоновна, которая на собрании спрашивала у Чапурного про мыло, подошла к нему и спросила:
— Я могу заняться самыми маленькими?
— Вот пожалуйста, вот спасибо! — обрадовался Чапурной. И он подвёл Гертруду Антоновну к Варе, которая держала за руку Саньку. — Вот они, самые маленькие.
— Это твой брат? — спросила Варю Гертруда Антоновна.
— Нет, — ответила Варя. — Мы живём рядом.
— А как его зовут?
— Саня.
— Ну вот и хорошо! Значит, ты Саня.
Гертруда Антоновна стала подводить к Сане малышей.
