Пётр Заломов - Петька из вдовьего дома
— Поди-ка, Саша, посмотри, заснул он там, что ли? — говорит обеспокоенная Анна Кирилловна.
Прибегает сестра:
— Петька, иди! Тятя на обед не придет, у него литье! А у нас сегодня щи с белыми грибами. Вкусные!..
Петька сердито сопит.
— Мам, он злится! — кричит девочка и убегает.
— Ну и пусть его злится! — ворчит Анна Кирилловна.
Проходит минута, другая…
— Иди, что ли, Петюшка! — зовет мать снова. Ишь, не откликается! Ну что же! Губа толще — брюхо тоньше! Возьму вот да уберу со стола, и оставайся голодным! — говорит Анна Кирилловна, но как-то неуверенно, и Петька снова слышит в ее голосе виноватые нотки.
«Вздула и жалеет», — думает он и почему-то вспоминает ласки матери.
Сердечко Петьки окончательно смягчается, но к столу он все-таки не идет. Ему стыдно.
Наконец мать не выдерживает, сама приходит к сыну, гладит его рукой по голове и говорит нежно, со слезами в глазах:
— Иди, милый, поешь!
Грудь Петьки разом заливает горячая волна, в горле что-то щемит, ему опять хочется плакать, и он смутно чувствует какую-то вину перед матерью.
ГЛАВА III
После обеда Петька идет гулять на двор. Восьмилетний губошлеп Ванька Шкунов почтительно снимает перед ним картуз и низко кланяется.
— Петру Андреичу! Наше вам почтение! В баньке-с изволили быть? — спрашивает он язвительно. — С легким-с паром, ваше степенство-с!..
Мальчишки смеются, а Петька готов провалиться сквозь землю.
— Чем пороли? — деловито спрашивает девятилетний Колька Лодкин.
— Чего пристал? Сам знаешь, чем порют!.. — огрызается Петька.
— Да ты что злишься? Я тебя порол, что ли? — презрительно тянет Колька. — У нас дома розгами только девчонок да самых маленьких секут. Разве это порка? Меня отец дерет как Сидорову козу. Ремень у него толстущий!..
Колька испытующе смотрит на Петьку. Но тот только сопит молча. Не зная, чем еще уколоть товарища, Лодкин изрекает:
— … А ты визжишь как резаный поросенок!
— Как резаная крыса! — парирует Петька.
Все хохочут. Кольку дразнят крысой, и он давно к этому привык, даже отзывается на «крысу» как на свое имя. Но слово «резаная» кажется ему до крайности оскорбительным, и, желая хоть чем-нибудь насолить Петьке, он кричит:
— А ты… маленький! Тебя секут как девчонку!
— Вот я тебе дам девчонку! — наступает злой Петька, который, несмотря на свои неполные семь лет, выше и шире Кольки.
— Тронь, тронь! Да рубашку изорви! — кричит тот. — Мало тебя секли? Вот скажу твоей матери, так она тебя еще не так вспорет!
— Иди жалуйся, ябеда! — сразу же остывает Петька. Он хорошо знает, что ждет его дома за драку.
— А меня мать бьет по морде! — говорит Яшка. — Кы-ы-ык даст, так я с копытков долой!
Восьмилетний Яшка — сын садовника, и ему разрешают собирать в господском саду падалицу. Он выменивает червивые яблоки на окурки папирос, куски белого хлеба. Когда мать отпускает Петьку с кузнецами купаться на Волгу, тот ловит на плотах между бревнами сомят и приносит их Яшке, за что тоже получает полный карман яблок…
— Идемте, братцы, в скрадину играть! — предлагает Митька Сальников.
Все гурьбой бегут на соседний дровяной двор, где сложены в штабеля бревна и доски, стоят пахучие срубы домов. Прятаться здесь очень легко. Водить достается Сальникову. Он считает себя большим, ему десять лет, и с маленькими играет редко. Малыши его не любят за то, что он часто бьет их.
Митька конечно же отводился очень быстро, теперь водить приходится Петьке. Он застукал Ваньку и пока идет в глубину двора искать Митьку, тот обегает кругом поленницы, подлетает к скрадине и стучит за всех.
Петьке приходится водить снова. И снова Митька выручает всех. Как ни старается Петька, но обогнать никого не может.
Петьку «заводили», он устал бегать и сердится. Наконец соображает, что надо делать: идет к самой ближней поленнице и из-за нее следит за другими.
Вот Ванька кого-то манит рукой. Петька выскакивает и видит за дальней поленницей голову Митьки, который тут же прячется.
Петька бежит к скрадине, стучит палкой и кричит:
— Выходи, Митька, я тебя видел!
Митька не выходит.
— Выходи! Чего прячешься? Тебе водить! — снова кричит Петька и идет к поленнице, за которой увидел Митьку. Но тот опять бежит кругом поленниц к скрадине и успевает застукаться.
Подходит Петька, начинается спор:
— Тебе водить!
— Нет, тебе!
— Я тебя застукал, все видели.
— Нет, ты отводись, а другой раз не суйся играть с большими.
— Велика фигура, да дура!
— Вот я тебе как дам… Играй по правилу! — кричит Митька и норовит ударить Петьку.
Но тот увертывается и что есть духу бежит к своему двору. Недалеко от дома его нагоняет Митька и пинком опрокидывает в грязь.
— Сало собачье! Сволочь! — кричит Петька и, схватив ком земли, бросает его прямо Митьке в лицо. Тот подбегает к калитке, но у Петьки в руках уже большой камень.
— Подойди, подойди! Тебе бы только маленьких бить. А нарвался на Ваську Пузыря, так коровой ревел.
— Ладно, попадешься! — грозит Митька.
— А ты играй по правилам!
— Ладно-ладно! Поймаю!
— А ну подойди!
— Брось камень, и подойду!
— И брошу… Не боюсь!
— А ну брось!
— Ну тронь! — хорохорится Петька и бросает камень…
В этот момент со двора доносится звонкий голос Оли:
— Пе-е-етька! Иди чай пить! Ма-а-ма зове-е-ет!
Петька с видом победителя медленно направляется к дому.
— Где это ты так перемазался? — встречает его Анна Кирилловна. — Поди умойся!
— Это я упал! — говорит Петька, идя к умывальнику. Про нападение Сальникова ни слова: «Скажи ей, так еще гулять не пустит».
Ночью Петька спит на полу, не раздеваясь, все в тех же штанишках и рубашке, в которых бегает днем. Постелью ему служит кусок старого войлока.
Рано утром он просыпается и видит, как отец, собравшись на работу, пьет чай на кухне из маленького самоварчика. Петьке тоже хочется пить. Он садится в постели и смотрит на отца.
— Петька! Иди чай пить! — зовет отец.
Петька мигом вскакивает и бежит на кухню. Самоварчик приходится наклонять, да и то наливается только одна чашка.
Петька явно разочарован.
— Еще хочешь? — спрашивает отец.
— Хочу! — с готовностью отвечает Петька.
— И отчего это, Анна, он так много пьет? — удивляется отец. — Нагрей-ка ему целый самовар. Интересно, сколько он сможет выпить?
Отец уходит на работу, а Петька, отдуваясь, пьет чай из вновь поспевшего самовара. Он уже давно расстегнул пояс у штанов, потерял счет выпитым чашкам, с него в три ручья льет пот, а он все пьет и пьет.
Анна Кирилловна начинает беспокоиться:
— Петька! Да ведь эдак у тебя брюхо лопнет.
— Ничего! — успокаивает мать Петька и простодушно добавляет:
— Пуговицы у штанов я расстегнул, чтобы не оторвались.
Наконец он напился, перевернул чашку вверх дном, положил на блюдечко огрызок сахара.
— Пей еще! — неуверенно предлагает мать.
Но Петька решительно отказывается:
— Нет, теперь больше не могу! — и бежит снова спать.
Когда Анна Кирилловна выливает из самовара оставшуюся воду, ее оказывается только одна чашка. Петька выпил целый самоварчик — двенадцать чашек.
Обычно Петьке давали две маленькие чашечки чая. Но он пил после этого воду из кадки. У него быстро пересыхало во рту и в горле, особенно летом. Мальчик не мог дышать через нос из-за насморка и постоянно ходил с полураскрытым ртом.
Петьке без конца повторяли:
— Закрой рот! Ворона влетит!
И Петька закрывал рот с полной решимостью держать его закрытым, но тут же задыхался и вынужден был вновь его открывать.
— Дурная привычка! — говорили взрослые. — Надо отучить его. Нос не высмаркивает!
Петьке было невыносимо стыдно, когда смотрели в его раскрытый рот, и он так сморкался, что кружилась голова, а сам чуть не падал в обморок. А взрослые, не зная, как помочь, только смеялись. Некоторые даже думали, что Петька в «дедушку» и рот открыт у него от глупости.
Соседка Надежда Аполлоновна говорила матери:
— Вы уж, Анна Кирилловна, не обижайтесь! Сынок-то у вас, наверное, дурачок! Всему верит. И рот всегда раскрытый!
Говорила Надежда Аполлоновна медленно, страшно заикаясь, и при этом сильно трясла головой.
— Как хотите, Анна Кирилловна, а это вас бог наказывает за то, что в церковь не ходите.
