Владимир Разумневич - Веснушки — от хорошего настроения
— Ну что ж, надеюсь, ждать осталось недолго, — сказал генерал и, посмотрев альбом, обратился к пионервожатой: — А мне с вами, Люба, поговорить надо. Без свидетелей. — Он покосил глазом на мальчишек и заговорщически сообщил вожатой: — Хочу посвятить вас в одну тайну.
Ребята разочарованно вздохнули — надо уходить. И они ушли гуськом, прикрыв за собой дверь.
Но так хотелось узнать генеральский секрет! Мальчишки не отходили от двери. Стасик заглянул в замочную скважину. Ничего не увидел. Тогда он прижался ухом к щели. Доносились только обрывки фраз, как из радиоприёмника, когда переключаешь его с одной волны на другую: отдельные слова понятны, а в целом получается полнейшая неразбериха. Стасик, однако, терпеливо торчал у двери и всё, что слышал, пересказывал друзьям.
Генерал. Наши солдаты… Обговорено… Всегда рады помочь пионерам… Дело заманчивое… Точно… Важный фактор воспитания… Вместе с нашими ребятами… Карусель… Лыжи, коньки… Учения…
Вожатая. Особенно желательно… Пионерский сбор… Любят военных… Общими силами… Да, и вожатым… Человека, понимающего душу ребёнка…
Генерал. Ефрейтор Савельев Тимофей, комсомолец… Баяне… Несение воинской службы… Точно… Всем требованиям отвечает… Контингент вашей школы…
Вожатая. Да, есть и без родителей… Каждое воскресенье. Да как вам сказать… Нет, нет… Ваше предложение всей душой… Как же, думали… Не решались…
Генерал. Выходит, договорились? С личным составом… Раньше не приходилось… С концертом можно… Недели через две, когда с учения вернутся… Как же, как же, проведём ещё, где-то летом… Точно… Тогда и ваших обязательно пригласим.
Стасик слышал, как в комнате задвигали стульями. Шаги приближались к двери. Должно быть, генерал собрался уходить. Стасик отскочил в сторону. Мальчишки в ожидании столпились у стены. Молчали. Боялись, как бы генерал не догадался, что они их тайный разговор подслушивали.
Дверь неторопливо открылась. Появился генерал. Мальчишки ждали, что он скажет.
— Вид у вас несколько подозрительный, — улыбнулся генерал. — Чувствую — не терпится узнать. Но что поделаешь — военная тайна. Пока скажу только — вашего полку скоро прибудет… Ждите новых друзей!
Генерал надел шинель, застегнулся. Одна пуговица слетела с петли и, подпрыгнув, звонко стукнулась об пол. Стасик первым подхватил пуговицу, протянул её генералу:
— Возьмите… Эх, мне бы такую!
— Бери, коли понравилась! — засмеялся генерал. — Великая драгоценность — пуговица…
После ухода гостя мальчишки весь день строили догадки — зачем генерал приходил в интернат? Генералы по пустякам не приходят. Должно быть, что-то необыкновенно важное.
— Слышали, генерал дважды упомянул про боевые учения? — спросил Стасик. — Он говорил: «Ваших обязательно пригласим». Вот увидите, в воскресенье всех нас позовут в поход!
— Не в воскресенье, а через две недели, — уточнил Борька Титов. — Разве ты не слышал?
— Через две недели тоже может быть воскресенье, — стоял на своём Стасик.
…И вот теперь, когда принято решение о переводе Стасика в другой интернат, ему делается особенно тоскливо и больно ещё и потому, что не придётся вместе со всеми участвовать в тех походах, о которых под величайшим секретом сообщил вожатой генерал. Новая, интересная жизнь будет проходить теперь без него, без Стасика…
Он крепко сжимает зубами подушку и чувствует, что она становится мокрой от слёз. Стасик ощущает даже, какие они горькие и солёные, эти размазанные по подушке слезинки.
«Во всём виноват проклятый круг позора, — горестно вздыхает Стасик. — И кто его только придумал на мою несчастную голову?! Наверное, Наталья Ивановна. Кто же ещё…»
Глава V. Круг позора
По субботам в школе-интернате проводится круговая линейка. Вот и вчера она состоялась. Из комнат в актовый зал высыпали, толкаясь, мальчишки и девчонки. Пионервожатая Любовь Павловна выстроила пионерские шеренги вдоль стен. Ребята-старшеклассники пододвинули ближе к сцене огромный стол, накрыли его красным ситцем и, для пущей важности, поставили графин с водой и стакан.
Первой за стол села завуч Наталья Ивановна. Она смотрела на детей с какой-то особой величавостью, торжественно и строго. Она всегда так смотрит, когда директор уезжает куда-нибудь и ей одной приходится командовать. Рядом с ней — худенькая Любовь Павловна и Стасина классная руководительница Валентина Григорьевна. Валентина Григорьевна присутствовала на линейке впервые. Она смущалась, то и дело поджимала губы, и ямочки на её щеках начинали шевелиться, делались глубже.
— Итак, ребята, начинаем нашу традиционную линейку, — поднялась из-за стола Наталья Ивановна.
К столу по очереди подходили старосты комнат и, напряжённо сдвигая брови, вспоминали всё хорошее и плохое, что произошло за неделю в интернате.
Первыми отчитывались первоклассники. У них, к удивлению всех, неделя прошла без происшествий, если не считать оторванного в драке хлястика от пальто у рыжего Сашки Козина. Но хлястик давно пришит, и беспокоиться о нём не стоит.
Бойчее всех рапортовал староста второго класса. Говорил он громко, словно стихи читал.
— Собрали пять тонн железного лома! Побывали в каждом доме. Все дворы очистили! По ошибке сдали в утиль пустой бак из котельной. Но это пустяки! Главное, нас утильщик похвалил!
Ребята третьего класса, оказывается, тоже не дремали — построили в лесу снежную крепость, чтобы играть в снежки. Стасик мысленно ухмыльнулся: «Построить-то они действительно построили, а вот играть-то им не придётся. Наш четвёртый класс, под моим водительством, завтра же штурмом захватит снежную крепость».
— Ну, а чем похвастается на этот раз четвёртый класс? — спросила Наталья Ивановна.
Из строя, в котором стоял Стасик, вышла Тома Асеева и, поправляя на груди галстук, громко объявила:
— Нам хвастаться нечем. У меня из тумбочки исчезли деньги. Вместо них — фига…
Тома положила на стол белый листочек. Щёки Натальи Ивановны побагровели. Она тяжело, в упор посмотрела на ребят:
— Признавайтесь, кто это сделал?
Грозный взгляд Натальи Ивановны на некоторое время остановился на Стасике, потом перебежал на лица других ребят.
Стасику не стоялось на месте. Он толкнул Борьку Титова в бок.
— Ах, так… — Щекастый Борька поднял руку: — Наталья Ивановна, можно мне?
— Говори, Титов.
Борька подошёл к столу:
— Я вчера видел на доске точно такую фигу.
— Ну и что ж?
— Стаська Комов её мелом рисовал. Его работа.
«Мстит, — с ненавистью подумал Стасик. — Не может забыть, как я положил его на обе лопатки. И ещё получит! Ябеда!»
Пронёсся негодующий ропот. Наталья Ивановна вышла из себя:
— Придётся круг позора чертить! Ничего не поделаешь. Заслужил!
— Это за фигу-то к позору?! — упирался Стасик. — Что она — запретная фигура? Я в журнале «Крокодил» такую же видел.
— Не хитри, Комов. Дело не только в хулиганском рисунке, — одёрнула его Наталья Ивановна. И тут же приказала Титову рисовать круг.
Неуклюжий Борька, взяв мел, долго ползал на четвереньках по полу в самом центре зала. Из кожи лез, чтобы нарисовать черту потолще.
Это и был круг позора. Не часто чертили его в интернате. Последний раз прошлой осенью рисовали, когда сторож привёл с колхозных бахчей мальчишек с ворованными арбузами. Только самых отъявленных ставят за белую черту. Попадёшь в круг — держись. Ребята не дадут спуска, так пропесочат, что и фамилию свою забудешь. Стоя в кругу позора, нужно без утайки отвечать на любой вопрос, который выкрикнут из зала. Слукавишь, обманешь — всё равно на чистую воду выведут.
Пионервожатая Любовь Павловна хмурила брови. Щёки её пылали. Нервно перебирая пальцами галстук на груди, она обернулась к Наталье Ивановне, и Стасик услышал:
— Нельзя Стасика в круг! За что? Ведь ничего ещё не выяснено…
— Вот в кругу позора и выясним! Хватит жалеть! Комова я знаю хорошо. От него всего можно ожидать.
— Становись, Стаська, в круг, — распорядился Борька, стряхивая мел с рук.
— Мне и здесь нравится.
— Комов, что тебе сказали? — Наталья Ивановна пронзила Стасика взглядом, от которого у него защемило в груди и потемнело в глазах.
— Пожалуйста, — пожал плечами Стасик и переступил злополучную белую черту.
Зал наполнился разноголосым гулом. Девчонки говорили одно, мальчишки — другое.
— Он меня килькой дразнит, — обличала Женя Окунева. — А ещё ошейник для собаки у дяди Мити клянчил.
