Валентина Осеева - Васек Трубачев и его товарищи (книга 1)
— Поехали! Трубачев, поехали!
Ребята бросились к двери.
— Открывай, открывай! — налегая худеньким плечом на щеколду, кричал Одинцов.
Саша и Васек, пыхтя, помогали ему. Дверь подалась. Васек выглянул:
— Стой! Ложись! Мимо депо едем! Отец увидит… Это ничего — это на другой путь вагон перегоняют. От вокзала никуда не уйдет! — успокаивал он товарищей.
— Вот здорово!
— Покатаемся бесплатно!
Но вагон, покачиваясь, ускорял ход. В дверь было видно, как скрылось серое здание депо, остались позади железнодорожные строения.
— Ничего, сейчас назад повернем! — храбрился Васек.
— А вдруг не повернем? — поблескивая круглыми черными глазами, тревожился Саша.
— Трубачев, будку проехали! Тут уж поле, один путь. Разве задний ход дадут, а?
— Не-ет…
Ребята испуганно посмотрели друг на друга.
— Вот так номер! Поехали!
— Открывай дверь шире! Прыгать будем! — скомандовал Васек.
— Прыгать?!
Вагон шел над песчаным откосом.
Мальчики, прижавшись друг к другу, смотрели вниз.
— Тут башку сломаешь… — махнул рукой Саша.
— Ничего, песок — мягко! — соображал вслух Одинцов.
Трубачев, высунув голову, смотрел вперед. Ветер трепал его рыжий чуб.
— Сейчас поле будет. Я первый прыгну. А вы за мной. Вперед прыгайте. И, главное, от вагона подальше… — Он с беспокойством оглядел товарищей. — Сашка, слышишь? Изо всей силы прыгай, понятно?.. И ты изо всей силы… Держите книжки… Не бойтесь… Я сколько раз прыгал, — соврал Васек, чтобы подбодрить товарищей.
Поезд шел все быстрее. Показались скошенные луга. На них, как покинутые дома, стояли стога сена. За ними пряталось заходящее солнце. Около железнодорожного полотна торчали редкие кусты с облетевшими листьями. За лугами синел лес. Земля убегала, плыли стога, лес приближался.
Васек еще раз оглянулся на товарищей. Сердце у него замерло.
— Три, четыре! — чуть слышно скомандовал он себе и, отступив, прыгнул.
Саша и Одинцов увидели, как он упал, потом вскочил, споткнулся и, прихрамывая, побежал догонять поезд.
— Прыгай! Прыгай! — кричал он. — Бросай книги!
«Кни-ги!» — долетело до мальчиков. Одинцов догадался, схватил свои и Сашины книги и бросил их.
Саша неловко затоптался на месте, держа за руку товарища.
— Давай вместе!
— Нельзя, хуже! — крикнул ему в ухо Одинцов.
Задыхаясь от бега, Васек размахивал руками и что-то кричал, но голоса его не было слышно.
Одинцов отодвинулся от Саши и прыгнул. Он упал неловко и долго не поднимался. Саша побелел и закрыл глаза:
— Убился…
Когда он снова выглянул из вагона, он увидел, как оба товарища, спотыкаясь, бежали по тропинке за поездом.
Саша зажмурился и прыгнул.
Оглушенный падением, он сидел на траве и потирал ушибленный локоть.
Подбежавший Васек обнял его за плечи:
— Ты что?
— Сижу! — радостно ответил Саша.
Через минуту три товарища шли вдоль железнодорожного полотна. Глядя на Колю и Сашу темными от волнения глазами, Васек повторял:
— Обошлось, обошлось, ребята!
Книги нашли в кустах целыми и невредимыми.
— Они тоже прыгали! — сострил Одинцов, похлопав по своей сумке.
Вечернее небо быстро темнело. Где-то далеко слышались гудки паровозов. Свежий ветер трепал курточки мальчиков.
— Если пустить паровоз на полную мощность… — говорил Саша.
— Подожди… смотря какой паровоз!
Васек поднял голову и прислушался:
— Самолет! Ребята! Самолет!
Из-за леса, почти касаясь верхушек деревьев, вылетел самолет.
— Ура, летчик! Ура!
Ребята прыгали, подбрасывали вверх книги и толкали друг дружку.
— Летчик! Возьмите раненого! — кричал Одинцов. — Сашку Булгакова!
— Нет, Одинцова, Одинцова! У него нос разбился!
— Трубачева возьмите! Дядя летчик! Вот он! Вот! Хромает!
Самолет скрылся в облаках.
Скоро совсем стемнело. Стал накрапывать дождик. Серое здание депо все еще не показывалось.
— Эх, не туда заехали! — с досадой сказал Васек. — Завезли нас к черту на кулички!
— А ты куда билет брал? — натягивая на голову куртку, осведомился Одинцов.
— Он думал — его прямо с доставкой на дом! — рассмеялся Саша.
Наконец показались первые строения.
Прощаясь на Вокзальной улице, мальчики советовались.
— Может, нам к твоему отцу всем вместе идти? — спрашивали Васька товарищи.
— Нет, чего там! Влетит, так за дело.
Павел Васильевич уже давно был дома. Выслушав рассказ сына, он молча вынул из портфеля конверт и сел писать письмо сестре.
Глава 5
ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ ГРОЗНЫЙ
Иван Васильевич прихлебнул с блюдечка чай и выглянул в окно.
— Так и есть, — сказал он, нахлобучивая на голову меховую шапку и снимая с гвоздя ключ. — Хоть бы одни каникулы отдохнуть дали! И все этот Митя всех мутит! — ворчал он, открывая тяжелую школьную дверь.
У крыльца действительно стоял Митя в синем лыжном костюме, за ним — Саша Булгаков и Коля Одинцов. Все трое тащили на плечах лыжи.
— Опять ноги разрабатывать! Вчера на коньках, сегодня на лыжах, — пропуская их, ворчал сторож.
— У нас в плане лыжная экскурсия сегодня, — стряхивая с шапки снег, сказал Митя. — Не все, понимаете, освоили это дело. За каникулы надо подтянуться, — объяснил он, подбирая парные лыжи. — Да вы идите отдыхайте, Иван Васильевич. Мы только соберемся — и айда!
— «Отдыхайте»! — усмехнулся Иван Васильевич. — С вами отдохнешь, пожалуй…
На крыльце затопали, и в дверь вбежали школьники.
— Здравствуйте, Иван Васильевич! — с опаской поглядывая на сторожа, здоровались они.
Иван Васильевич недаром получил от ребят прозвище «Грозный».
Опираясь на толстую, суковатую палку, во всякую погоду стоял он на крыльце, встречая и провожая школьников. На прозвище «Грозный» старик нисколько не обижался.
— Я для вашего брата и есть грозный, потому что безобразия в школе допускать не могу, — сурово говорил он.
Увидев перелезавшего через забор школьника, старик звонко стучал об асфальт палкой:
— Куда лезешь? Где тебе ходить приказано?
— Дорогу потерял! — кричал озорник.
— У меня живо найдешь! Носом калитку откроешь!
Школьник с хохотом скатывался с забора и осторожно проходил мимо сторожа:
— Здравствуйте, Иван Васильевич!
— То-то «здравствуйте»! Дурная твоя голова вихрастая! На плечах ходуном ходит, всякое соображение растеряла! — ворчал Грозный, закрывая за мальчиком дверь.
И вдруг лицо его расплывалось в улыбке, около губ собирались добрые морщинки, и он, похлопывая по плечу какого-нибудь отличника, говорил:
— Инженер! Одно удовольствие от твоего житья-бытья получается. Матери поклон от Ивана Васильевича передай!
Или, грозно сдвинув брови и выпятив грудь, приглашал группу школьников:
— Проходите! Проходите!
Школьники замедляли шаг.
— Артисты! Одно слово — артисты! На собраниях про вас высказываются. Вам в школу, как в театр, на своей машине выезжать надо, а вы пешочком, а?
— Да ладно… уже ругали нас, — подходя ближе, нерешительно мямлил кто-нибудь из ребят.
— Сам! Самолично присутствовал! — ударяя себя в грудь, торжествующе говорил Грозный. — Все собрание тебя обсуждало. А кто ты есть, ежели на тебя посмотреть? — Грозный прищуривался и, оглядев с ног до головы ученика, презрительно говорил: — Сучок! Голый сучок, ничего не значащий! А тобой люди занимаются, выдолбить человека из тебя хотят.
— Да чего вы еще! — пробираясь к двери, бормотали оробевшие школьники. — Не будем мы больше, обещали ведь…
— И не будешь! Ни в каком разе не будешь! Мне и обещаниев твоих не нужно. Я сам к тебе подход подберу.
— Вот леший! И зачем только его на собрания пускают! Ведь он потом прохода не дает, — возмущались злополучные ребята. — На всех собраниях сидит! Отвернет ладонью ухо и слушает, — смеялись они.
Но сегодня Грозный ворчал для виду. У него было то особое, праздничное настроение, которое не хочется омрачать ни себе, ни другим. Открыв Мите пионерскую комнату, он вышел на крыльцо.
На дворе лежали горы снега. С улицы шли и бежали школьники. Лыжные костюмы ярко выделялись на белизне снега, поднятые лыжи торчали вверх, как молодые сосенки. Грозный улыбался, ласково кивал головой, то и дело приподнимая свою мохнатую шапку.
— С праздником, Иван Васильевич!
— И вас также!
Крепкий морозец стягивал шнурочком брови, красил щеки ребят и белил ресницы.
— Стой, стой! Где же это ты мелом испачкался? И щеки клюквой вымазал, — шутил Грозный с каким-нибудь мальчуганом.
Васек Трубачев торопился — во дворе уже никого не было.
— Иван Васильевич, прошли наши ребята?
