Мони Нильсон - Цацики и вселенная
Мамаша содрогнулась, увидев на бумажке увеличенное изображение вши — она напоминала космического монстра. Цацики же все это очень нравилось. Ему не терпелось прийти домой и начать вычесывать вшей. Он надеялся, что у него их много. Если так, то он посадит их в коробок, приручит и откроет вшивый цирк.
— Блошиный, а не вшивый, — поправила его Мамаша.
— Вши наверняка ничем не хуже, — сказал Цацики. — Ну что, нашла хоть одну?
Мамаша установила яркую лампу, расстелила на столе белую бумагу и начала вычесывать.
— Ай! — вскрикнул Цацики. — Больно!
— Терпи, — стиснув зубы, сказала Мамаша. — Даже если она у тебя одна, мы должны ее поймать!
Она так скребла расческой, что кожа на голове у Цацики покраснела, но ни одна даже самая маленькая вошка не упала на стол. Зато Мамаша нашла гнид. Гниды — это яйца вшей. Значит, как минимум одна вошь там точно побывала.
— Да она уже к тебе перепрыгнула, — поддразнил Цацики Мамашу.
— Не говори так, — взмолилась Мамаша и вырвала у Цацики волос.
— Ай! — снова вскрикнул Цацики. — Что ты делаешь?
— Уничтожаю гнид, — решительно заявила Мамаша.
— Возьми машинку, — предложил Йоран. — Так будет быстрее, чем проверять волосок за волоском.
— Отличная мысль! — обрадовалась Мамаша. — И как я сразу не догадалась?
— Ни за что! — закричал Цацики. — Я отращиваю волосы.
— Еще недавно ты, между прочим, хотел стричься под машинку, — сказала Мамаша. — А я тебя отговаривала.
— Ну, это когда было, — ответил Цацики. — А сейчас мы с Пером Хаммаром хотим организовать рок-группу, а рокерам полагается носить длинные волосы. У тебя-то у самой длинные. К тому же, надеюсь, ты не хочешь, чтобы я выглядел как расист?
— А я, по-твоему, выгляжу как расист? — спросил Йоран.
— Ты — нет, — сказал Цацики. — Ты же военный, это совсем другое дело.
Цацики знал, что расисты — это люди, которые не любят иммигрантов. Цацики боялся расистов. Ведь он сам почти иммигрант, потому что его папа — грек. К тому же у Цацики были темные волосы, карие глаза и загар, как у настоящего грека.
Греческая бабушка Цацики считала, что быть загорелым, как настоящий грек, — красиво, но расисты так не считали. Они не любили темнокожих людей.
В шестом классе было два расиста, Кристер и Сверре. Редкостные идиоты. Еще в прошлом году они ничем не отличались от других, а после каникул пришли в школу бритые наголо и в ботинках на толстой подошве.
— Вот гниды проклятые, — ругалась Мамаша. Цацики не знал, относится это к яйцам вшей или к расистам, но бритья он во всяком случае избежал. Теперь была очередь Мамаши.
Она протянула расческу Йорану.
Зубчики тут же застряли в ее кудрях.
— Это невозможно, — сказал Йоран. — Знаешь, сколько у тебя волос?
— Разве ты не обещал любить меня в горе и радости?
— Обещал, — ответил Йоран.
— То-то же, — сказала Мамаша. — Сегодня у меня горе. Давай, вычесывай!
Крутой парень
Цацики, Мамаша и Йоран в третий раз промывали волосы специальным шампунем от вшей. Мамашины прекрасные кудри превратились в сухую паклю.
— Зато вид у тебя по-настоящему дикий, — утешил ее Йоран.
Всю квартиру вымыли, плюшевые игрушки Цацики сложили в большие черные мешки, а постели перестелили. Чтобы причесаться, надо было лезть за расческой в морозилку.
Отращивать волосы оказалось сплошным мучением. Вычесывать вшей было больно, а на уроках фрёкен вечно сердилась, что волосы лезут в глаза. Можно подумать, Цацики и сам не знал — он же почти ничего не видел! Девочки, в отличие от мальчиков, могли носить заколки и хвостики. Пер Хаммар тоже попробовал заколоть волосы, но его засмеяли.
Хуже всего было на футболе. Тренер постоянно дразнил их и называл не иначе как «барышни». С Цацики он обращался совсем грубо. На прошлой тренировке, когда Пер Хаммар болел, тренер затолкнул Цацики в женскую раздевалку. Там собралась целая женская команда, и все полуголые. Взрослые девушки с грудью. Они стали смеяться над Цацики, и тренер тоже. Цацики расплакался. Тогда тренер попросил прощения и сказал, что просто пошутил. Но Цацики не простил его. Он его возненавидел. И футбол тоже.
— Тогда бросай, — предложила Мамаша.
Но и бросить Цацики не мог, потому что все крутые парни играли в футбол. Пер Хаммар был крутым парнем, хотя носил длинные волосы. Он считал, что футбол — это жизнь, но Цацики так не думал. Вообще-то он давно хотел бросить — с самого второго класса, с тех пор, как они стали тренироваться в команде.
— Как только научишься играть, начнешь получать удовольствие, — утешал Цацики дедушка. — Так всегда бывает.
Но Цацики никак не мог научиться. Ему не давался ни прямой удар, ни дриблинг. Поэтому тренер решил поставить его на ворота.
— О’кей, — согласился Цацики.
Первый его матч состоялся весной. Собралось много зрителей. Цацики был очень доволен, он чувствовал себя настоящей звездой и радостно махал публике. Особенно двум симпатичным девочкам, которые стояли недалеко от ворот.
Он был вынужден улыбаться им очень часто, стараясь произвести впечатление сильного и крутого игрока. Девочки так мило хихикали, что Цацики почувствовал слабость в ногах, забыл, зачем стоит в воротах, и пропустил гол. Это было нечестно, считал Цацики. Он пропустил девять голов, а потом тренер снял его с ворот.
Поскольку во время игры кроме вратаря на поле могли находиться только семь игроков, а в команде их было четырнадцать, шестеро сидели на скамье запасных. Кому играть, решал тренер. В команде было только три бессменных игрока, три звезды — Пер Хаммар, Маркус и Фреддан. И два игрока, которые на поле не выходили никогда, — Цацики и Калле. Калле плохо бегал, он страдал избыточным весом. Тренер велел ему худеть, но Калле не принимал его требование всерьез. Он слишком сильно любил сладкое. Сейчас он сидел и сосал леденец на палочке.
Не играть вовсе было еще скучнее, чем играть. Цацики зевнул.
Тренер покрикивал на игроков.
— Давайте, парни! — кричал он. — Мы их сделаем!
Недолго думал, Цацики пересек поле и подошел к Мамаше и Йорану, стоявшим у ограждения.
— Почему ты не играешь? — спросила Мамаша.
— Я не умею, — сказал Цацики.
— Конечно, умеешь, что за ерунда, — возмутилась Мамаша.
— Нет, не умею, а это важный матч. Если мы выиграем, мы попадем в финал.
— Вам всего девять лет, — сказала Мамаша. — В таком возрасте играют для удовольствия.
— Нет, — возразил Цацики. — Играют, чтобы выигрывать.
Счет был «семь — семь», когда Пер Хаммар получил мяч и бросился в атаку. Пас Маркусу, Маркус проводит мяч мимо противника, пас Перу Хаммару, и Пер Хаммар забивает гол в «девятку».
— Гол! — завопил Цацики.
Вот бы ему играть так же хорошо, как Пер Хаммар! Тогда бы он ушел в «Юргорден». «Вернись в „Мариеберг“, — на коленях умолял бы его тренер. — Мы без тебя не можем».
Но Цацики бы его не слушал. И тренер бы до конца жизни раскаивался, что потерял его.
Матч закончился со счетом «восемь — семь», и они попали в финал. Цацики искренне сочувствовал проигравшим. Виду них был печальный.
Зато у тренера вид был очень суровый.
— Ты почему вышел на поле? — набросился он на Цацики. — Из-за тебя мы чуть не проиграли! У нас было на одного игрока больше. Ты что, совсем спятил? Заруби себе на носу, барышня: если ты в команде, то ты в команде, даже если тебя не выпустили на поле.
Цацики взял Йорана за руку.
— Вы сейчас разговариваете с моим сыном, — грозно сказал Йоран. — Смените тон.
— Во-первых, Цацики не барышня, — вступила Мамаша. — А во-вторых, ему девять лет.
— Вот именно, — сказал тренер. — Возможно, ему следует подыскать другой вид спорта, пока не поздно.
— В каком смысле поздно?
— В таком возрасте его уже не примут ни в одну секцию. Чтобы чего-то добиться, надо работать.
— Вы меня не поняли, ему всего девять, — прошипела Мамаша. — По-вашему, надо обязательно стать профессионалом? Нельзя, что ли, просто играть в футбол?
— Не в моей команде, — сказал тренер.
— Это вы зарубите себе на носу, — снова встрял Йоран. — Спорт должен доставлять удовольствие.
— Вот именно, — поддержала его Мамаша. — И закройте рот, как бы мяч не залетел.
— Ну знаете, — сказал тренер. — Если бы вы были в моей команде…
— То Мамашу бы тоже отправили на скамью запасных, — рассудил Цацики.
— Но я не в вашей команде, — парировала Мамаша.
— И я тоже, — сказал Цацики. — Потому что я ухожу.
Король буги-вуги
Йоран считал, что Цацики все же зря бросил футбол.
— Не сдавайся, есть же и другие команды, — сказал он. — Мальчик, который не умеет играть в футбол, — инвалид.
