Александр Гиневский - Парусам нужен ветер
— Валерий Николаевич, можно мне ещё… выше?
— А тебе не страшно?
— Страшно… ещё как…
— Ну, тогда лезь выше. Иначе никогда не научишься преодолевать свой страх! Только вниз не смотри. Понятно?
— По-понятно…
Борьку уже было совсем не видно из-за веток. И вдруг он кричит:
— Всё готово — я залез! Снимайте меня!
— Что-о?! — удивился Валерий Николаевич. — Снимать?.. Вы слышали, что он сказал?! Ну как, ребята, будем снимать этого чудака или сам пускай слезет?..
— Сам залез, пусть сам и слезает, — сказал Вадик.
— Мы даже ещё залезать не умеем, а он уже научился…
— А если я шлёпнусь? — кричит Борька.
— Ты что — хочешь шлёпнуться?
— Не-ет! — кричит.
— Ну тогда слезешь, — сказал Валерий Николаевич. И Борька слез. Посидел-посидел на дереве — и слез. И не шлёпнулся.
— Молодчина, Борька! Поздравляю тебя с победой над своим страхом! — Валерий Николаевич пожал Борьке руку. А он улыбается, весь сияет, будто стал каким-то чемпионом.
— Подумаешь, на дерево залез… — пробубнил Толик и полез после Борьки.
Потом я лазал.
Я посмотрел сверху на ребят, а они маленькие, как пенёчки. И Валерий Николаевич тоже. Зато небо было прямо около меня. И ветер здорово слышно. От ветра дерево чуть-чуть шаталось, и я тоже шатался вместе с ним, потому что я был на ветке, как птица. И когда я слез, Валерий Николаевич поздравил меня с победой. И Вадика поздравил. Вадик не стал спускаться на самую нижнюю ветку, а взял да и спрыгнул.
— Ну что ж… — сказал Валерий Николаевич. — Я рад тому, что вы оказались мальчишками. Только вот кто залезет на эту гладкую берёзу?
— На неё никто не залезет, — мотнул головой Толик.
— А я залезу! — сказал Вадик.
Он подпрыгнул, обхватил берёзу руками и ногами и… съехал вниз. Сел прямо на землю.
— Ужасно гладкая.
— Да-а, — сказал Валерий Николаевич, — таким способом из вас действительно пока ещё никто не сумеет.
Он вытащил из брюк ремень, сделал петлю и показал, как надо вставлять в неё ноги.
— А вы сами сначала залезьте. А то вы всё нас только учите, — заныл Вадик.
Валерий Николаевич посмотрел на Вадика.
— Верно, прав ты… В самую точку попал, — сказал он и сорвал с головы кепку. Бросил её на землю. — А что, пацаны, слабо?
Он поплевал на руки. Подошёл к берёзе. Не к нашей, а к другой, потолще.
— А ремень? — крикнул Борька.
— С ремнём полезете вы.
Валерий Николаевич подпрыгнул, обхватил берёзу руками и полез. Одна нога у него почему-то не сгибалась, всё волочилась. Он лез сначала быстро, а потом медленнее, медленнее — и остановился. Посмотрел вверх — до веток далеко. Ещё лезть и лезть. Мы думали, Валерий Николаевич сейчас немного отдохнёт и быстро доберётся до этих веток, а он вдруг начал сползать вниз. Даже кора скрипела. Валерий Николаевич спустился, стал поправлять задравшуюся штанину и стукнул пальцами по ноге. Получился звук, будто стучат по деревянной коробке.
— Это что? Не нога?.. — удивился Вадик.
— Это неживая нога — протез.
— А как же живая?.. — спросил Толик.
— Живая осталась на войне…
И тут мы узнали, что Валерий Николаевич воевал в танке. Шёл бой, и в этом бою его танк загорелся. Валерий Николаевич потерял сознание, он уже ничего не видел и ничего не слышал, а друг вытащил его из танка и спас. Только ногу не спас, потому что её пришлось отрезать. В госпитале.
Обратно из Сосновки мы поехали на трамвае. И когда мы садились, Толик сказал шёпотом, я слышал:
— Валерий Николаевич, пойдёмте с передней площадки. Там все инвалиды садятся.
— Какой же я инвалид, — ответил ему шёпотом Валерий Николаевич, — какой же я инвалид, если работаю на бульдозере?.. И потом, Толя, запомни: жалеть меня не надо. Ты понял?..
— Понял, Валерий Николаевич.
— Ведь мы мужчины… — подмигнул Толику Валерий Николаевич.
Я всё это слышал, и мне захотелось отлупить этого Тольку. Лезет тут со своими советами… сам инвалид… Зимою поцарапал палец на руке и всю неделю ходил забинтованный. Даже руки не видно было — целой руки… И ещё говорил: «Я из-за этого пальца бегать совсем не могу». Вот врун…
Возле нашего дома мы стали прощаться с Валерием Николаевичем.
— Значит, будем сламщиками? — сказал он.
— А что такое «сламщики»?
— Сламщики — это значит друзья.
Я пришёл домой, а оказывается, меня уже искали. Уже волновались.
Тут я всё рассказал про Валерия Николаевича и про то, что мы с ним сламщики.
Папа слушал очень серьёзно, всё кивал головой, а потом сказал:
— Вовка, а мы с тобой сламщики?
— А как же?! — говорю.
— Ну так живо умываться, есть и спать.
— Папа, а откуда эти сламщики взялись? Ты знаешь?
— Знаю. Это мальчишки из знаменитой республики ШКИД.
— Расскажи, а?
— Спать тебе пора, а ты мне зубы заговариваешь.
— Пап, ну расскажи, вместо сказки.
— Ладно, ладно. Заползай только скорее под одеяло!
Тайна и ещё тайна
Толик живет вместе с мамой. Больше у них никого нет.
Раз он подошёл ко мне, потянул за рукав, шепчет на ухо:
— Вовка, у тебя есть тайна?
— Тайна? Нету. А у тебя?
— А у меня есть.
— Что же ты молчал до сих пор?!
— Так ведь это же тайна!
— А-а… Правильно. Ты никому про тайну не говори. Ты только мне скажи.
— Тебе скажешь, а ты ещё кому-нибудь.
— Ты что — с ума сошёл?!
— Если так, ладно… Тебе скажу. У меня дома Яшка есть.
— Какой Яшка?
— Ежик.
— Живой, да?!
— А то какой же?! — обиделся Толик.
— Я живого никогда не видел. Пойдём посмотрим!
— Он сейчас спит. У него знаешь какие иголки?
— Знаю!
— А говоришь, не видел.
— Так это я в книжке…
— Сказал тоже — в книжке! А я вот этой собственной рукой его иголки трогаю! — И Толик показал мне свою руку.
— Толька, так он у тебя целый год живёт?!
— Ещё не целый, ещё только со вчера. Мама говорит, что плохо, если в доме нет ничего живого. Вот у нас и появился Яшка.
— И ты молчал?!
— Так ведь, Вовка, это же тайна!
— А-а… Ну да…
Я стал носить Толику для Яшки яблоки и старые газеты, потому что Яшка очень любит шуршать газетами. Он это ночью делает. И хоть совсем темно, выходит, будто он до самого утра всё читает и читает.
А потом как-то так получилось, что я про Яшку и Борьке и Вадику рассказал. Чтобы они незаметно тоже угощение приносили. Ведь ёжику от этого лучше будет! Вместо одного яблока — сразу много.
Идём мы все вместе к Толику в гости, а он бежит скорее домой, чтобы спрятать Яшку в коробку и в шкаф. Чтобы его не видели. Ведь он думал, что Вадик и Борька совсем ничего не знают про ежа.
И вот раз сидим мы у Толика. Вдруг он и говорит Борьке:
— Борька, ты кому яблоко принёс? Мне, да?
— Какое яблоко? — отвечает Борька.
— А какое ты под диван положил…
— А-а… тебе, тебе…
— А зачем ты его под диван положил?..
— А я… а я его потом достану…
— Понятно, — говорит Толик и подскакивает к Вадику. Вытаскивает у него из кармана газету. Развернул её, а в ней ещё две.
— А ты кому газеты принёс? — спрашивает.
— Привязался тут: кому, кому… Да Яшке твоему! Вот кому! — крикнул Вадик.
— Какому Яшке?! — громче Вадика кричит Толька.
— Твоему! Который у тебя в шкафу сидит!.. Он там в темноте, и ему, может, кислорода не хватает!..
Толик посмотрел на меня и тихо так говорит:
— Ага… Значит, это ты им рассказал про Яшку? Да?..
А я прямо не знал, куда мне деться. Хоть бы пол подо мной треснул, хоть бы я с этим полом провалился на первый этаж.
— Ты не сердись, Толик, — говорю, — я подумал, что ведь они наши друзья… Что ведь они никому не расскажут, а только будут приносить для Яшки лакомства…
И тут Толька почему-то перестал сердиться. Он вдруг радостно закричал:
— Ур-ра! Тайна раскрылась!
— Какая тайна?
— Какая? Да ведь мы с мамой всё понять не можем: отчего это у нас под диваном целое овощехранилище. А за шкафом какие-то банки с молоком. Под шкафом — пачка какой-то дурацкой сухой вермишели! Вермишель, по-вашему, для Яшки лакомство?! Дураки! Газет натаскали — на сто лет! А ведь Яшке надо всего одну газету на целую неделю! Ведь вот он какой!
Толька бросился к шкафу и достал коробку с ёжиком.
Борька толкнул меня локтем в бок.
— Дайте мне рассмотреть его. Это я ему вермишель принёс…
Василий Семёнович
Около нашего дома стали строить дом. Прямо на пустом месте. Нам очень хотелось увидеть, как он строится, и мы стали лазать через забор, потому что забор раньше дома построили и из-за него ничего не видно.
