Эсфирь Цюрупа - Друзья мои мальчишки
Дяденька удивился:
— Да вот он, ковш! Чего ты не видишь?
— Как набирает, не вижу, — сказал Никита.
— А ну, залезай сюда, в машину! — громко сказал машинист. — Залезай — кстати, и дождь переждёшь!
Никита поскорей вскарабкался в кабину и уселся рядом со своим новым знакомым на скользкое клеёнчатое сиденье.
Машинист положил большие руки на рычаги, машина всхрапнула, вздрогнула, и совок, дрожа от напряжения, начал вгрызаться в землю. К машине подъехал грузовик и стал позади.
— Сейчас мы с тобой на пару наберём горстку землицы, — сказал дяденька. — Так своим ребятам и расскажешь: «Был я напарником у машиниста экскаватора».
Ковш поднялся вверх, длинная шея пронесла его по воздуху вокруг кабины, железные зубы разжались, и машина ловко и точно высыпала землю в кузов грузовика. Горстка была такая большая, что от тяжести грузовик присел разом на все четыре круглые резиновые лапы.
— Добро! — говорил машинист, блестя белыми зубами, и Никита улыбался, гордый и счастливый.
Так они славно работали, и дождь не мочил их в кабине, а когда из-за тучи косо взглянуло на них солнышко, Никита вспомнил о маме. Собственно, сперва он вспомнил о калошах: дождь прошёл, калоши можно снять, мама ругать не будет. И хотя машина грохотала и дрожала и удержаться на скользком сиденье было трудно, Никита бесстрашно поднял сперва одну, потом другую ногу, снял калоши, достал мешок, уложил в него калоши и закинул за спину.
— Что, брат, дела ждут?
Никита кивнул головой.
— Ну, валяй спрыгивай. Приходи к вечеру проверять сад.
— Приду! — Никита спрыгнул и упёрся ладонями в холодную мягкую землю. Калоши пребольно стукнули его подмётками по спине.
Машинист высунулся из кабины:
— Ты что ж, Никита Кругликов, приземляешься сразу на все четыре точки?
Никита не оглянулся. Отряхивая землю с ладоней, он обдумывал своё открытие: вот опять светит солнце, и машинист сразу узнал, что его, Никиту, зовут Никитой.
Глава 3. В подземелье и в поднебесье
Уж и выдался денёк — то солнце, то дождик! Следующий дождь был такой сильный, что загнал Никиту в подъезд. Никита не отступил бы перед дождём, но в подъезде стоял генерал. Если боевому генералу можно спасаться от дождя, то не стыдно и Никите. Кроме того, может быть, удастся разглядеть, какие на генерале ордена. Вдруг, например, ему понадобится носовой платок, и он на минуту распахнёт шинель!
Но шинель генерал не распахнул, орденов Никита не увидел; и вообще, как только Никита вошёл в подъезд, генералу подали длинную лакированную машину, и он уехал. В подъезде остались ещё двое людей — немолодая женщина в косынке и худой мужчина в очках, в брезентовом, как у пожарника, костюме.
Женщина сказала:
— Боюсь, у меня дома чайник весь выкипит.
Никита стал в дверях. Он не слушал разговора взрослых. Он смотрел на улицу. По тротуару прыгали дождевые пузыри, из рваного жёлоба над дверью нависала живым серебряным крылом вода и, на лету свёртываясь в струю, шумно падала на асфальт. Вдруг он услышал, как мужчина сказал:
— Так, Анна Ивановна, мы и обслуживаем наше Садовое колечко: ты из поднебесья, я из подземелья.
Никита живо обернулся:
— А у него есть конец, у кольца?
— Ты что ж в разговор взрослых людей встреваешь? — спросила женщина. — И вообще, что это ты здесь один делаешь? Где ты живёшь?
— Я близко, возле булочной, — сказал Никита.
Отсюда, из дверей, если высунуть голову под дождь, видна была витрина, в которой стояла целая гора пышных булок и круглых хлебцев. Никита не прибавил только, что это совсем другая булочная, но ведь его никто про это не спрашивал!
— Самостоятельный, — сказал мужчина.
Никита отвернулся и стал было опять смотреть на падающую воду, но мужчина тронул его за плечо:
— Так-то, тёзка Никита!
Никита до того удивился, что даже рот открыл.
— Чему ж ты удивляешься? Меня тоже Никитой зовут, по отчеству — Кузьмичом.
Оказывается, под крышей чудеса продолжались и в мокрую погоду.
— Вроде потише дождь? — сказала женщина. — Может, пойдём?
— Маленький прошёл, большой начался, — ответил Никита Кузьмич.
— В вашей речке теперь воды прибудет, — сказала женщина.
Никита не вытерпел:
— А какая ваша речка?
Большой Никита сделал таинственное лицо и быстро проговорил маленькому прямо в ухо:
— Моя речка Незнайка, летом Непросыхайка, в зиму Незамерзайка. — И повернулся к своей собеседнице: — Всё-таки придётся мне обратно спуститься.
— Вы ж смену отработали, — сказала Анна Ивановна. — Что вы там, сокровища какие забыли?
— Вот именно, сокровища. Свёрточек небольшой, — ответил Никита Кузьмич. — А на обратном пути я прямо к вам в поднебесье — чай пить. Договорились?
И Никита Кузьмич вышел из подъезда.
Он шагал, наступая на лужи, и брызги летели во все стороны из-под его сапог. «Эх, обувка на мне рабочая, не гостевая», — с сожалением взглянул он на свои сапоги. И очень удивился. Потому что рядом с его сапогами торопливо шагали по лужам маленькие, тоже забрызганные грязью калоши. Конечно, они шагали не сами по себе: в них были обуты ноги меньшого Никиты.
Никита Кузьмич тут же остановился.
— Ты куда это отправился? — спросил он.
— Я с вами, — объяснил Никита, на ходу заталкивая в карман тесёмку калошного мешка.
— Куда со мной?
— В подземелье.
— Э, нет! — сказал Никита Кузьмич. — Туда детям не разрешается. Ещё в речку свалишься, кто тебя знает!
— Я знаю. Я не свалюсь! — ответил Никита. — Я вон на том экскаваторе ездил — напарником у машиниста — и то не свалился!
— Вон что… напарником? — Никите показалось, что Никита Кузьмич собирается улыбнуться, и он тоже начал улыбаться, но старший Никита спросил: — А мать не заругает?
— Не заругает! — воскликнул Никита. — Мамы дома нет, она дежурит в больнице, и Марины тоже нет. Они придут, и я как раз тоже приду!
И Никита поднял на Никиту Кузьмича свои круглые светлые глаза. Глаза как бы говорили, что он самый хороший, самый послушный мальчик, что ему необходимо показать речку Незнайку и что если он эту речку не увидит, то уж и неизвестно, как ему дальше на свете жить.
— Ну ладно, так и быть, пойдём, — согласился Никита Кузьмич. — Тут недалеко…
И они пошли к речке Незнайке. Никита старался шагать с большим тёзкой в лад, однако ноги у младшего были короткие, шаги получались мелковатые. И взрослый Никита придерживал свой широкий шаг.
— Только гляди не заробей, — сказал он.
— Не, я храбрый! — уверил Никита. — Я даже один раз за нашего кота Василия мыша поймал!
— Как же ты его поймал? — удивился старший Никита.
— Очень просто. Василий спал себе и спал. А мышь ходил себе по полу…
— Не ходил, а ходила…
— Ну, всё равно, а мыша ходила…
— Да не мыша, а мышь, — опять поправил Никита-старший.
— Я так сразу первый и сказал, что мышь ходил…
— Ах ты батюшки! — потерял терпение Никита Кузьмич. — Ну чем дело-то кончилось?
— Васька спал и спал, а я как прыгнул, как схватил его за хвост…
— Ваську?
— Да нет, мыша! И поймал!
— Ну, положим, это ты хвастаешь, — сказал старший Никита. — А хвастунов у нас не больно уважают.
Никита умолк. Он и правда прихвастнул сгоряча. Был такой случай в жизни: Васька спал, Никита сидел на табуретке, а глупый мышонок вылез из-под пола и стал разгуливать прямо рядом с Васькиным хвостом. И, если бы Никита прыгнул, он, возможно, и поймал бы мышонка. Но дело в том, что Никита не прыгнул. Наоборот, он даже подобрал повыше ноги. Конечно, это было год назад. Никита был гораздо моложе, но всё-таки лучше ему не хвастать таким подвигом…
— Пришли! — объявил Никита Кузьмич, и они остановились.
Не было никакой реки. У их ног лежала круглая чугунная крышка. Никита Кузьмич наклонился, крякнул, поднял крышку, и перед ними открылся чёрный глубокий колодец.
— Не заробеешь? — опять спросил старший.
— Нет, — ответил Никита и облизнул пересохшие от страха губы.
Никита Кузьмич шагнул в колодец и стал виден лишь по пояс.
— Давай-ка спускай ногу.
Он потянул Никиту к себе вниз и установил его ногу на железной перекладине невидимой лестницы:
— Стоишь?
— Стою.
Снизу тянуло холодом.
— Пока солнышко над головой, может, передумаешь?
— Нет!
Тут и правда из-за туч вылезло солнце и осветило всю площадь и ржавую чугунную крышку своим золотым светом. Сразу над асфальтом заструилось нежное, как дыхание, облачко пара, засияли стёкла в домах, и автомобили на повороте пустили быстрых зайчиков. Никите очень не захотелось прощаться с солнышком, но он лишь коротко вздохнул и стал спускаться.
— Молодец! — слышал он снизу голос Никиты Кузьмича. — Молодец, тёзка!
