Эсфирь Цюрупа - Друзья мои мальчишки
Глава 20. Утро доброе!
Илюша спал без просыпу до самого утра. А под утро увидал во сне деда Илью и Платова Второго. Он увидал их сквозь какой-то густой частокол. Будто они сидели друг против друга за столом посреди вагончика, наливали чай из алюминиевого чайника в алюминиевые кружки и пили, хрустко откусывая сахар.
Лампа будто уже не горела, а в открытую настежь дверь тянуло свежестью и было видно утреннее серое небо и мокрые деревья.
И будто Платов Второй говорил деду Илье, что люди его выручили, к утру засыпали, уровняли, укрепили дорогу и ушли себе по домам. А дед Илья ответил только одно слово: «Народ!» — и больше не сказал ничего.
Потом частокол, сквозь который смотрел Илюша, сделался ниже, ещё ниже и вовсе пропал. Ничего не стало видно, только голос ещё слышался.
Будто дед Илья сказал:
— Думал я и надумал: вчера не догонишь, а от завтра не уйдёшь! Вот и приехал. Кончил там дело и приехал. Принимай в работники.
И голос бати ему ответил:
— Примем в мастера. Спасибо, отец.
Вдруг перед глазами Илюши опять засветлелось и опять сделался частокол, да такой высокий, просторный. Сквозь него Илюша снова увидал деда Илью и Платова Второго. Дед Илья взял со стола круглый каравай хлеба, приставил к груди и стал на весу отрезать широкие ломти, и будто в вагончике запахло душистым хлебом.
Засмеявшись, дед Илья будто спросил:
— Так, говоришь, это Илюшка показал им, где шлак брать?
— Шофёры сказали — он! Да ещё командовал: «Вот тут, мол, берите, тут порыхлей, отсюда колхоз возил…» — ответил Платов Второй.
И сквозь частокол Илюше блеснули его смеющиеся глаза.
И вдруг Илюша понял, что всё это не будто, а по-настоящему. Что он не спит, а давно проснулся. И нет никакого частокола.
Сквозь сонные, неразомкнувшиеся ресницы видит он настоящего деда Илью, и дед с батей вправду, наяву сидят тут, посреди вагончика, за столом.
И от радости, от счастья, что дед Илья здесь, что он вместе с батей, совсем рядом, Илюша так растерялся, что не смог даже шевельнуться, даже слова молвить.
— А уж если ты меня принял, — сказал всамделишный дед Илья, — так не серчай. Характер у меня неспокойный. Если что — молчать не буду.
— Согласен, — ответил Платов Второй.
— Ну вот, к примеру, — сказал дед Илья. — Ты возишь блоки из-за тридевяти земель! Машины гоняешь, горючее жжёшь, время теряешь. А ведь всё это народных денежек стоит! Как говорится, за морем телушка — полушка, да рупь перевоз.
— Рад бы иначе, да завод один, и тот далеко. Трудности большие, отец.
— Не тебе одному трудно. После войны по всей стране стройка идёт. Так можно ли все стройки враз обеспечить и механизмами и стройматериалами?
Илюша с тревогой приоткрыл один глаз: «Как бы опять не поссорились».
Но дед говорил, а Платов Второй слушал. Он только тихо сказал:
— Это я всё понимаю, отец.
— А раз понимаешь, так думай! Ты под ноги взгляни! Илюшкин шлак с Бурого отвала!..
Услышав своё имя, Илюша поднял голову. А дед говорил:
— Тут его десятки тысяч тонн, шлака этого. Ведь сколько лет из заводских печей вагонетками свозили. Вот и используй его. Это для тебя, начальник, всё равно как золотая россыпь! Такие шлакобетонные блоки из него сможешь делать! Пусть это временный выход, пока заводы не поднимутся, не окрепнут. А мы, пока трудно, обойдёмся нашенскими силами, нашей рабочей смекалкой. Вот так-то, хозяин!
Илюша увидал, как прояснилось лицо Платова Второго.
— Нет, батя, это ты — хозяин, — вставая, взволнованно сказал он. — Такие, как ты, — вот они хозяева жизни. А мне ещё учиться и учиться у вас.
Он откинул со лба русые волосы.
Минуя лестничку, по-юношески лихо спрыгнул из вагончика на землю.
— Ты куда, начальник? Куда, сынок? — крикнул ему дед Илья.
Илюша откинул одеяло и приподнялся на локтях, чтобы увидеть отца.
Батя стоял внизу в распахнутом «гремучем» плаще с откинутым капюшоном.
Илюша хорошо видел его поднятое вверх лицо и твёрдые, светлые — совсем как у деда — глаза, давным-давно родные Илюше.
— Пойду посоветуюсь с товарищами, — сказал Платов Второй. — Пошлём срочно Илюшкины шлачки в лабораторию, на анализ. Если будут годны, наладим производство собственных блоков. — И вдруг спросил задиристо: — Возьмёшься, а?
— А что ж, возьмусь! — так же весело и задиристо ответил ему дед Илья. — С твоей инженерной помощью! — крикнул он вслед сыну. И, довольный, огладил пушистые усы.
Тут Илюша спустил на пол босые ноги, вскочил и, подбежав, крепко обхватил шею деда Ильи.
— Деда! — крикнул он радостно. — Здравствуй! Доброе утро, деда!
На верхних нарах зашевелилось байковое одеяло. Из-под него высунулась растрёпанная Таискина голова и хриплым, заспанным голосом сказала:
— А он уже научился вбивать гвозди. Он уже будку построил.
— Вон как? — удивился дед Илья.
— Да, — подтвердил Илюша. — Хочешь, покажу, как я гвозди вбиваю? — И вытащил из кармана штанов — они сушились возле печки — большой гвоздь.
— Ну, валяй показывай, — сказал дед.
Илюша взял из ящика молоток, влез на скамью. Дед Илья придержал плакат, который висел боком.
Илюша ударил — раз, два, три! — и гвоздь крепко вошёл в стену.
Теперь плакат висел ровно. На нём было написано:
СТРОИТЕЛИ,
СДАДИМ
РАБОТУ
В СРОК!
Илюша повернулся и молча посмотрел на деда Илью.
— Ну, видите? — спросила Таиска.
Илюша стоял на скамье с молотком в руках. Он сейчас был почти одинакового роста с дедом.
— Вижу. Значит, город будет! — Дед Илья засмеялся и крепко прижал к себе Илюшу. — Правда твоя, внучек, утро доброе, доброе…
А за открытой дверью висела серая дождевая завеса. Травы, тяжёлые от воды, клонились к земле. В вагончике на столе тихо позвякивала ложка в алюминиевой кружке: это по дороге вверх, в Новый город, шли гружённые блоками машины.
