Эдуард Тополь - «Еду я на осле!» и другие смешные истории (сборник)
А он ни в какую, лежит себе, и всё. Стал я его веткой по бокам хлестать, тяну его за уши – не помогает, за хвост его дёргаю, пробую поднять – никакого впечатления! Лежит себе, и всё. Упрямый!
Ну? Что мне делать? Бросить его тут и дальше пешком идти? Не могу, ведь осёл не мой, государственный, спросят у меня: ты куда осла дел? Что я скажу? Назад с ним возвращаться, так он и назад не идёт, лежит себе, и всё. Ну? Что бы вы на моём месте сделали?
А я вот что сделал. Я себе лёг рядом с ним и думаю: посмотрим, кто кого перележит! В конце концов, я ведь тоже упрямый. Особенно если перележать кого-то надо, это я – пожалуйста. Я однажды в Одессе десять суток спал без передышки, но это уже другая история. А тут я лёг рядом с ослом, полежал немножко и запел:
– Солнце светит в вышине надо мной!
Горы сияют снежными вершинами!
Горная речка журчит подо мной!
Я лежу рядом с ослом!
И вдруг – как только я запел эту песню – мой осёл встал и пошёл вперёд, еле я успел вскочить ему на спину. И от радости, что он меня дальше везёт, я продолжал петь:
– Как хорошо мне на свете жить!
Умный осёл везёт меня вперёд!
Кинооператор снимает мне кино!
Что ещё нужно для счастья?
Тут я остановился, чтобы подумать: что же ещё действительно нужно для полного счастья и про что мне ещё спеть? Но стоило мне перестать петь, мой осёл опять стал на месте как вкопанный и уже собирался ложиться на землю, даже передние ноги подогнул, чтобы лечь, но я снова запел:
– Ой, как хорошо мне на свете жить!
Всё у меня есть для полного счастья!
Даже учёные изучают ледники,
Чтобы я мог снимать их в кино
И ездить по горам на умном осле,
Для которого надо петь без остановки,
Иначе он на землю ложится!
Вот и еду я на осле-е!
Да, дорогие мои, мой осёл оказался самым музыкальным существом на всём белом свете! Потому что никто не мог выдержать моё пение, даже моя любимая племянница Ася морщила свой нос, когда я начинал при ней петь что-нибудь, а тут, на Памире, высоко-высоко в горах, я встретил осла, который не только полюбил моё пение, но ещё и так меня заслушался, что вёз меня без остановки – лишь бы я ему пел. А стоило мне замолчать на минуту, он тут же останавливался и готовился лежачую забастовку устраивать. Поэтому пришлось мне петь ему в тот день без передышки! Представляете, сколько я ему пел – три горы мы переехали, две пропасти и одну речку. Целый день я ему пел, охрип даже! К вечеру приехали мы в лагерь гляциологов, а я уже шёпотом пою и еле на ногах держусь от усталости. Вот, оказывается, как можно от пения устать!
А гляциологи мне говорят: ты, говорят, почему от усталости шатаешься, ты же не пешком шёл, а на осле ехал? А я им шёпотом и говорю: лучше бы я, говорю, пешком шёл, я бы меньше устал. А про то, что я пел всю дорогу для своего осла, я им не сказал, конечно, постеснялся, и ушёл спать в палатку.
Утром просыпаюсь, выглядываю из палатки, смотрю – мой осёл стоит рядышком, травку щиплет и косит на меня своим большим, как чернослив, глазом. Ждёт. «Э-э, нет, – думаю, – дудки, не дождёшься ты меня, я обратно лучше пешком пойду, чем петь тебе всю дорогу».
Пошёл я на речку, умылся холодной водой, выпил чаю у костра, поговорил с гляциологами, когда мы приедем их для кино снимать, и двинулся в обратную дорогу. Пешком, конечно. Осла я гляциологам оставил, говорю:
– Пусть он у вас остаётся, пасётся здесь на воле у речки.
Но только успел я от их палаток отойти, смотрю, а мой осёл уже за мной бежит, догнал меня и идёт рядом. Я ему говорю:
– Пошёл отсюда! Марш обратно! Не буду я петь тебе больше! Отстань от меня!
А он не отстаёт, идёт за мной, и всё. Упрямый!
Нужно ли говорить, что через какое-то время я вздохнул, уселся ему на спину и поехал. И пел ему, конечно, опять всю дорогу. Так мы с ним и вернулись в лагерь к гляциологам – он меня через горы и речки везёт, а я ему песни пою. И так ему понравилось моё пение, что он всё время возле моей палатки пасся и будил меня по утрам. Подойдёт утром к палатке и как закричит:
– И-а! И-а! И-а!
И до тех пор кричит, пока я не выйду и не спою ему что-нибудь. А гляциологи ещё его подзуживали:
– Йалка! Йалка! Что-то заспался наш киношник! Ну-ка, пойди его разбуди, пусть споёт!
С тех пор я точно знаю, что ослы могут быть очень музыкальные и с большим поэтическим вкусом. За это я моего осла Йалку даже в кино снял, и вместе с моими друзьями-гляциологами его в Москве по московскому телевидению показывали.
Но хотя я провёл с этими гляциологами на Памире целый месяц и снял про них кино, я так и не узнал, почему летом в горах снег не тает. Я думаю, что сами эти учёные-гляциологи тоже этого не знают. Ведь если бы они узнали точный ответ на этот вопрос, что бы они дальше делали? За что бы им дальше зарплату платили? А? Поэтому, я уверен, они и сегодня лазают там, на Памире, изучают ледники, и работает у них в отряде мой музыкальный друг, осёл по имени Йалка. Вот только кто ему сегодня песни поёт? Ведь я-то в эмиграции…
Про моих воронят
Как-то весной был в Подмосковье ураган! То есть вдруг налетел такой сильный ветер, что деревья трещали, провода рвались и на землю падали, и даже с какого-то дома крышу сорвало. Вот какой был ураган!
Я в это время жил под Москвой в Доме творчества писателей, в деревянном коттедже, посреди парка над рекой. И когда налетел ураган, деревья у меня за окном прямо до земли наклонялись, ветер рвал с них молодые листья, и даже на речке волны поднялись – такой был сильный ветер! А потом сразу – раз, и тихо стало. Улетел ураган дальше, в другие страны. А я пошёл посмотреть, что же он натворил в нашем парке.
Только вышел из коттеджа, слышу, в парке вороны кричат. Ну, так кричат, сил нет, как будто что-то ужасное случилось! «Ка-ар! Ка-ар!!» – громко, будто по репродуктору. Пошёл я на этот крик, думаю: что там такое случилось? И вот вижу: две вороны ныряют сверху к земле, к одному месту и кричат там: «Кар!!» Взлетят от земли и опять к этому же месту спускаются и опять там кричат: «Ка-арр!» Думаю: что там такое? Подхожу и вижу: два крохотных воронёнка сидят в траве, к земле прижались, головками во все стороны испуганно ворочают, а две вороны – папа и мама – подлетают к ним, прямо в лицо им своё «кар!» – требуют, чтобы они с ними взлетели. Я сразу понял, что это ветер выбросил воронят из гнезда, да только, думаю, как же они теперь в гнездо вернутся, они ведь такие крохотные – прямо как спичечный коробок, куда до гнезда долететь! А тут вижу: и гнездо рядом в траве валяется, и его ветер с дерева сорвал. Совсем беда.
И пока я стоял да смотрел на эту беду, вдруг вижу – вороны мои взрослые отлетели куда-то в сторону и там такой крик подняли, ещё громче прежнего! Прямо над самой травой вьются и кричат, вьются и кричат: «Кккар! Кккар!» Я всё ближе к воронятам, ближе, и вдруг смотрю – а это из травы кот выглядывает, здоровый такой котяра. Вороны над ним вьются, кричат, хотят клюнуть, а он от них лапой отмахивается и к воронятам крадётся.
«Ах ты, – думаю, – такой-сякой! Нет, не достанутся тебе воронята, ишь чего захотел – маленьких воронят съесть? Дудки!» Взял я этих воронят и отнёс в свой коттедж, на веранду.
Вороны – папа и мама – до самого коттеджа меня провожали, кричали над головой: «Кар, кар!» Мол, отдай, отдай! А как я им этих воронят отдам, они же не могут их на руки взять и в новое гнездо отнести. Так что зря они на меня кричали, я их воронят от кота спас. Ну, в общем, стали эти воронята у меня на веранде жить. Такая большая веранда, стеклянная, светлая, два дивана там стояли и столик, мы там вечерами чай пили. И вот посадил я там воронят и говорю им: «Будете тут жить. Тут вас никто не обидит».
Закрыл дверь на веранду и окна закрыл, чтобы кот сюда не забрался, и пошёл в общую столовую обедать. Только вышел из коттеджа – опять эти вороны – папа и мама – на меня налетели, опять кричат: «Кар, кар!» Вот, думаю, привязались, сейчас я покормлю ваших воронят, не беспокойтесь. Взял в столовой свою котлету и отнёс воронятам, накрошил перед ними и котлету и хлеб и говорю: «Ешьте». А они не понимают. Сидят под диваном, съёжились, только красными глазёнками хлопают. Ладно, думаю, ничего, проголодаетесь – скушаете. Оставил им эту еду, сам ушёл в свою комнату.
До самого ужина я в своей комнате работал, даже забыл про воронят, а когда пошёл ужинать, зажёг свет на веранде, смотрю – ничего не съели мои воронята, сидят себе, как сиротиночки, под диваном. Думаю, что же это такое, чем же мне их кормить? Ни червей, ни мух у меня нет. Пошёл в столовую на кухню к повару: дай мне свежего мяса кусочек, может, воронята свежее мясо будут кушать. Ну, повар дал мне маленький кусочек. А этот маленький кусочек я ещё на маленькие кусочки порвал и принёс воронятам, положил перед ними и говорю: «Кушайте». А они не едят. Вот, думаю, негодяи – я им свою котлету отдал, даже свежее мясо им принёс, а они не едят! Нет уж, думаю, я вас заставлю кушать.
