Эдуард Тополь - «Еду я на осле!» и другие смешные истории (сборник)
– Вы уже назад приехали? Нужен вам котёнок?
– Нет, – говорю. – Я уезжаю. Ненадолго.
– Жалко, – говорит. – Нужно этих в хорошие руки отдать.
– Правильно, – отвечаю. – Только артисткам не отдавайте! Знаю я их!
Так я и уехал. И живу теперь в Америке, в Нью-Йорке, и думаю: у кого там эти котята живут, у хороших ли людей?
Йалка – музыкальный осел
Это случилось высоко-высоко в горах, на Памире. Я поехал туда с кинооператором снимать своё первое в жизни кино – про гляциологов. Кто такие гляциологи? Это такие учёные, которые всю жизнь лазают по горам и изучают, почему в горах летом снег не тает, а, наоборот, даже ледники образуются.
Честно говоря, меня это тоже с детства интересовало: а почему летом в горах снег не тает? Вот я и решил снять кино про этих ученых-гляциологов и заодно выяснить этот интересный вопрос. Позвонил я в Академию наук СССР, узнал, где самая интересная экспедиция в то лето работает. Оказалось, что на Памире, возле города Фергана. Взяли мы с моим другом-кинооператором командировку на московском телевидении и – поехали в Фергану! Точнее, полетели. Самолётом. Потому что от Москвы до Ферганы поездом ехать – это, наверно, семь суток или восемь – ужасно долго. А самолётом – всего несколько часов, и вот мы уже прямо в горах, в зелёном-зелёном городе Фергане, где люди ездят на ишаках и ослах, как во время транспортной забастовки в Нью-Йорке все ездили на велосипедах. Ещё там по всем улицам прорыты эдакие канавы-арыки, и по этим арыкам всё время течёт вода, чтобы, во-первых, и люди, и ишаки могли эту воду пить и чтобы, во-вторых, не так жарко было жить им всем в этом городе. Кроме того, там ещё много всякого смешного и интересного, в этой Фергане. Например, все девушки мажут брови и переносицу чёрной краской – сурьмой, и получается, что у них одна сплошная чёрная полоса идёт через лоб над глазами, и это считается красиво. Ещё там прямо на улице пекут хлеб, который называется «чурек», и делается это так: на тротуаре стоит печка-жаровня с круглой дыркой сверху, рядом с этой печкой сидит на земле какая-то тётка или старуха – ноги распахнула, юбку задрала и прямо на ляжках отбивает тесто, чтобы получилась лепёшка. Потом эту отбитую на ляжках лепёшку она забрасывает в печку-жаровню, там эта лепёшка прилепляется к горячей стенке, и через две-три минуты вы получаете свежую, горячую лепёшку-чурек, такую вкусную, что, хотя её отбивали на не очень чистых ляжках прямо на тротуаре, всё равно вы её съедаете за милую душу!
Ну, в общем, походили мы с моим другом-кинооператором по Фергане, познакомились с чернобровыми девушками, попили зелёный чай в чайхане и отправились в горы, к гляциологам. Сначала в машине по горной дороге, а потом, когда дорога кончилась, – пешком.
И вот там, в горах, я познакомился с удивительно музыкальным ослом по имени Йалка. И случилось это так.
Эти гляциологи, как я уже сказал, работали высоко-высоко в горах – приблизительно на такой высоте, на какой самолёты летают над Нью-Йорком, – пять километров над уровнем моря. Конечно, туда никакие машины подняться не могут, и даже на мотоцикле или велосипеде туда не подъедешь, и даже на лошади туда не поднимешься – лошади на такую высоту подниматься боятся. А у этих гляциологов столько было всякого их научного оборудования, приборов и снаряжения и ещё еды с собой запас на целое лето, что в рюкзаках на плечах это тоже в горы не поднимешь. Вот они и купили в Фергане штук двадцать ослов, нагрузили на них своё снаряжение и таким образом поднимали весь груз в горы. И я должен сказать, что именно в это лето я понял, какие ослы замечательные животные. Если бы я был поэтом, я бы, наверное, написал целую поэму об ослах. Потому что до этого я, как и многие незнающие люди, думал про ослов плохо: мол, осёл – это глупое и упрямое животное. Ведь говорят же – «упрямый, как осёл». Или когда хотят сказать, что кто-то глупый, тоже говорят – «глупый, как осёл».
А я вам хочу сказать, что это клевета и неправда!
Конечно, ослы – упрямая публика, тут я не спорю, но я знаю и очень многих упрямых людей. Я не могу сказать, что быть упрямым – это плохо. Почему-то когда говорят: «Мы, евреи, – упрямый народ», – это не звучит плохо, а когда говорят: «Упрямый, как осёл», то думают, что это плохо. А если сказать: упрямый, как еврей?
Короче, я могу сказать, что когда мы поднимались караваном на ледник Медвежий, на высоту пять тысяч метров над уровнем моря, то только ослы точно знали, куда опасно поставить ногу на горной тропе, а куда не опасно. Мы шли по таким диким тропам, что дух захватывало. Лишний шаг в сторону и – у-ух! – загремишь в пропасть! Иногда приходилось идти по снежным карнизам, которые свешивались с горы над пропастью, и кто мог угадать, что там, под снегом: камень, крепкий лёд или уже просто снег, сквозь который провалишься в пропасть? У нас, кроме ослов, были две лошади, которым мы сначала больше доверяли, чем ослам, и поэтому они шли впереди отряда, но потом обе эти лошади не угадали, где можно пройти, и – рухнули в пропасть, мы их целый день верёвками вытаскивали, еле вытащили. А вот ослы – они всегда точно знали, куда можно идти и куда нет, они прямо под снегом чуяли опасность и останавливались как вкопанные. А иногда нам приходилось вброд переходить горные речки – такие быстрые и такие холодные, что нас заранее предупредили: выше колена в такие речки заходить нельзя, течением с ног собьёт. А как ты угадаешь, в каком месте эту речку перейти, чтобы тебя с ног не сбило? А вот ослы – они угадывали. И мы держались за них и свободно через речки переходили, даже самые бурные.
В общем, очень я с тех пор ослов уважаю и вам советую.
А теперь пора вас познакомить с моим другом Йалкой – музыкальным ослом. Ведь вот уж чего я никогда не думал – это что ослы бывают с музыкальным слухом. Но слушайте.
Случилось так, что однажды мне нужно было из одного лагеря гляциологов попасть в другой лагерь. Потому что эти учёные-гляциологи поставили свои палатки по всему огромному леднику Медвежий и изучали этот ледник в разных местах – где он тает, а где не тает, сколько за день с него стаивает миллиметров и сколько за ночь новых миллиметров льда нарастает и какой толщины лёд в одном месте, а какой он толщины в другом месте, ну и так далее. Много у них было работы, лазали они по этому леднику, как муравьи по белой скатерти, а мы всю их работу для кино снимали. И вот мне нужно было добраться от одних учёных к другим – через три горы, две пропасти и одну речку. И я решил так: зачем это я пешком пойду, когда вот на лужайке наши ослы пасутся, травку щиплют и от комаров хвостами отмахиваются. Сяду-ка я лучше на осла, как, я видел, в Фергане люди ездят, и поеду себе.
Сказано – сделано. Взял я в руки какую-то сухую ветку, которая под ногами валялась, подошёл к первому попавшемуся, самому ближнему ослу, сел ему на спину и говорю:
– Ялла! Чу! – С Богом, мол! Поехали!
И что вы думаете? Повёз меня осёл, но, правда, не совсем в ту сторону, куда мне надо было. Но для чего у меня ветка в руках? Я его – раз по левому уху, мол, поворачивай направо, он и повернул и повёз меня, куда мне надо – на запад, к пику Победы. Солнце светит, горы вокруг нас сияют снежными вершинами, где-то неподалёку журчит горная речка, и от всего этого настроение у меня стало просто замечательное. Осёл меня везёт, солнце меня греет, кинооператор для меня кино снимает. Что ещё нужно для полного счастья? И такое у меня стало замечательное настроение, что я вдруг взял и запел! Честное слово, запел в полный голос!
Тут я должен признаться, что петь я совершенно не умею. Нет у меня никакого музыкального слуха, даже ни на йоту. Почему так бывает, я не знаю, но вот у моей племянницы Аси, которая живёт в Израиле и играет на скрипке, – у неё абсолютный музыкальный слух, а у меня никакого слуха нет и никогда не было. Поэтому петь я всегда стесняюсь, только, бывало, рот открою – мне тут же любой встречный-поперечный говорил: «Ну ты даёшь! Тебе что, медведь на ухо наступил?» В общем, не давали мне петь. А тут, в горах, никого в округе на сто километров, пой себе – кто тебя слышит? Горы, солнце и осёл. Вот я и запел то, что само запелось:
– Солнце светит в вышине надо мной!
Горы сияют снежными вершинами!
Горная речка журчит подо мно-ой!
Еду я на осле-е-е!
Как хорошо мне на свете жить!
Умный осёл везёт меня вперёд!
Кинооператор снимает мне кино!
Что ещё нужно для счастья?
Еду я на осле-е!
Вот такая замечательная песня сама собой у меня сочинялась, как у какого-нибудь акына Джамбула, и я пел её в полный голос и никого не стеснялся. Еду я на осле и пою себе! Красота! А потом устал петь и замолчал. Думаю, что бы ещё такое сочинить замечательное? И вдруг мой осёл – раз и останавливается и на землю ложится. Да что же это такое, думаю, осёл вроде совершенно здоровый, с чего он вдруг вздумал привал устраивать? «А ну-ка вставай! – говорю. – Нечего валяться! Вставай, кому сказано?!»
