Сергей Иванов - В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В»
— Делать-то что-нибудь будем?
— А ты зачем сюда пошла? Я думал, ты знала…
— Я-то хоть пошла, а ты вообще стоял!
Семьянин покачал головой.
— Что? Уже испугался?
— Не собираюсь. Просто думаю.
— Чего ж ты, интересно, думаешь?
— Одну очень простую вещь… Как выбраться из этого леса, я, например, не знаю. Но мы ведь не в тайге, правда?
— Гениальное открытие!
— Прекрати, пожалуйста… Я просто говорю, что леса у вас небольшие, так? Даже перелески. И если мы будем идти всё время в одном направлении, то куда-нибудь выйдем. А там спросим… Как считаешь?
Маринка была удивлена. Даже, кажется, хлопнула глазами от удивления. Ей никогда и никто ничего подобного не говорил. «Как считаешь?» Обычно всегда за неё решали, ей предлагали: «Мариночка, хочешь?.. А может, это?..» Теперь она должна была решать почти что сама.
Но если бы она согласилась с его планом, то, значит, должна была признать, что они заблудились.
Однако страшно почему-то от этого не было. Даже, пожалуй, проще стало: ну заблудились, так выберутся!
И ещё вдруг до неё дошло: на самом деле он не требовал от неё никаких решений, он просто предлагал ей единственное, что сейчас возможно… И опять Маринка была удивлена.
— Ну, — спросил он, — в какую сторону хочешь?
Маринка улыбнулась:
— Давай жребий бросим!
Семьянин тоже улыбнулся, но покачал головой:
— Может… это… по солнцу хоть?
— По какому солнцу?
— Ну, когда ты шла, оно куда светило?
Маринка этого абсолютно не помнила. Она сказала:
— Эх, ты! Земля же крутится. Теперь оно вообще в какую-нибудь другую сторону отъехало.
— Не, Марин. Оно всегда с востока на запад. Это железно!
Но увидел, что Маринка сердится, и уступил:
— Ну, а хочешь, давай по жребию. Всё равно же выйдем.
Он поднял с земли сучок, показал на короткую рогульку с одного конца:
— Согласна? Это стрелка.
Потом подкинул сучок, ударил по нему снизу ладонью, как при игре в чижа. Сучок завертелся, зажужжал, стукнулся о нижние сухие ветки, о ствол, рыбкой нырнул в траву… Они вместе бросились смотреть, куда показывает стрелка, столкнулись плечами.
— Эй, ну ты что!
— Тихо, не столкни!
Теперь им ужасно важно было идти именно в том направлении. И почему ещё верилось, что сучок правду сказал, потому что он болото не выбрал, а показал налево, немножечко в горку… Семьянин хотел поднять его.
— Не трогай! — быстро сказала Маринка.
— А чего? Возьмём на память.
— Не, — она покачала головой. — Может, здесь ещё кто-нибудь заблудится, тоже дорогу узнает. — И улыбнулась.
Семьянин был почти прощён. Ну, а заблудились… Да подумаешь! Зато уж завтра разговоров будет, охов-ахов: «Маринка — всегда с ней что-нибудь такое…»
И они опять пошли: сперва весело, а потом просто шагали — и всё. Лес не светлел и не темнел, он продолжал быть, какой был: еловый, не слишком частый, иногда с островами молодых колючих зарослей. Очень хотелось, чтобы уж скорее что-нибудь произошло. Но ничего не происходило. Они давно замолчали, они шли и шли. Лес был всё такой же — не то чтоб очень глухой, а какой-то безнадёжный. Бесконечный, как осенний дождь.
* * *Наконец это произошло. Событие! Значит, ура! Значит, всё-таки они спасены.
А заметил, между прочим, опять Семьянин: не такой уж он глупый парень!.. Вдруг взял Маринку за руку:
— Марин!
Она метнула в него две молнии.
— Да нет же, Марин! — Он топнул ногой: — Ты видишь? И тут Маринка поняла: он топает, чтобы ей показать — земля-то под ними твёрдая. Они на дороге стоят!
— Ну куда? Направо или налево? — спросил Семьянин.
Дорога, словно граница, пересекала их направление почти точно поперёк.
Выходит, надо было им всё-таки взять тогда жребийную палочку. Маринка нахмурила брови — вот угадать бы! Направо — вверх, налево — под горку. Она сказала:
— Налево!
Семьянин кивнул. Снова перед Маринкой замелькали блистательные картины завтрашних охов и ахов…
Скоро, однако, дорога разбилась на несколько тропинок. Они выбрали первую попавшуюся, пошли по ней, удивительно ненадёжной, длинной, виляющей перед каждым деревом тропе.
Не было никакого смысла идти по ней. Напрямую получилось бы явно короче. Но что это была бы за прямая и куда бы она повела? А в тропинке хоть какая-то была надежда… Потом Маринке показалось, что это уже вовсе не тропинка, а просто след высохшего ручейка.
— Чего-то не то, Марин. Давай вернёмся.
Она готова была буквально сжечь его своим презрением. Однако ничего не сказала. Прислонилась к жёсткому стволу: идти назад было, наверно, правильно, но слишком уж далеко и в горку…
Ну и лес же столпился вокруг неё! Даже ни одного пенька кругом не было, ни одной бумажки, ни одного окурочка… Словно тут отродясь людей не бывало.
— Ты о чём думаешь? — спросил Семьянин.
— Ни о чём я не думаю. Я отдыхаю!
— На. Хочешь? — Семьянин вынул из кармана что-то завёрнутое в газету. И на вопросительный Маринкин взгляд сказал: — Хлеб, три куска.
Маринка хотела зашвырнуть этот несчастный кулёк, но опять сдержалась, только презрительно отвернулась от Семьянина.
— Хорошо бы сейчас зима была, — сказал Семьянин.
— Это ещё зачем? — Она глядела куда-то в глубь леса.
— По следам бы нашли…
— Ты что, совсем?! — закричала вдруг Маринка. — Вот ещё дуб на мою голову! Зимой холодно, ты слыхал про это, житель степей?!
Ей хотелось разреветься, раскричаться, убежать. Но кричать среди пустого темнеющего леса страшно, а бежать и того страшней. Потому что бежишь, бежишь, деревья мелькают… А как остановишься — вот жуть-то охватит!
— Ты не отдохнула ещё? — спросил Семьянин.
— Тебе какое дело?!
— Пошли бы тогда. Надо… надо бы место поискать.
— Какого тебе ещё места не хватает?
— Это… Марин… — Он посмотрел на неё словно виновато. — Ну… в смысле для ночлега… — И тут же перебил себя: — Только ты… Нас искать только завтра начнут. По-серьёзному. Родители часов в десять забеспокоятся. Ну и вот… Пока чего… Пойдём, пожалуйста, Марин.
Солнце, как и они, уже давно заблудилось в бесконечном лесу. Просвечивало к ним издали, сквозь миллионы стволов и веток.
— Ну и куда мы опять пойдём?
— На дорогу, — сказал Семьянин.
— Зачем?
— Я, знаешь, подумал: там же всё-таки что-нибудь есть. В другой стороне.
— Эх ты, следопыт! Я и то поняла! По твоей дороге сто лет никто не ходил. На тот свет твоя дорога!
— Это правильно, Марин. Но всё равно там чего-то должно быть.
— Мне холодно! — презирая себя и почти плача, крикнула Маринка — слабое эхо мелькнуло где-то по кустам.
— Холодно, да? — Семьянин осмотрел её с ног до головы: — У тебя ноги мёрзнут, Марин… Конечно: юбочка какая короткая.
— У вас в степях такие не носят?
— У нас же погода теплей, — машинально ответил Семьянин. А сам в это время…
— Ты что, дурак! — закричала Маринка.
— Да не бойся. У меня ещё трико под низом.
— Какое трико?!
— Сейчас увидишь.
— Не смей! — Маринка отвернулась, но слышала, как продолжает позвякивать ремень. — Я тебе приказываю!
— Возьми штаны, Марин… Что, думаешь, я голый? Да пожалуйста, посмотри. — И вдруг закричал: — Ай! Ай!
Маринка испуганно оглянулась — Семьянин улыбался. Он был в синих тренировочных штанах. А свои линялые мешковатые джинсы держал в руке — протягивал Маринке.
— Дурак ты набитый!
— Не дурей тебя! — Семьянин опустил голову. — Чего ты меня дураком обзываешь? Чего я тебе плохого сделал?! — И потом как приказал: — Надевай штаны!
И опять бездомное эхо выглянуло из-за деревьев. А лес всё темнел…
— Отвернись хотя бы!
Глотая слёзы, она влезла в Семьяниновы джинсы. Секунду подумала: юбку внутрь или сверху… Наверное, лучше внутрь. Стала затягивать ремень… Хм, ну естественно: на ремне у этого жирняги и в помине не было дырочки для её талии.
— Эй! — позвала она робко и тут подумала, что даже не знает, как его зовут… Вася, что ли?
Семьянин сразу понял, в чём дело. Сунул руку в карман джинсов — надетых теперь уже на Маринку, — вынул нож, проколол в ремне новую дырочку. Потом встал на колени, подвернул ей штанины.
— Ну, порядок?
Маринка могла только догадываться, какой ужасающий вид был у неё в этом «комбинезоне»!
Он строго взял её за руку и повёл, штаны шмурыгали по траве. Она плелась сзади, не выдёргивая руки — как маленькая. Куда они опять шли и зачем, Маринка не знала. И не спрашивала: идут — значит, ещё есть какая-то надежда. Вот если остановятся…
Вихлявая тропинка снова вывела их на дорогу. Это действительно была старая дорога, странная. Еловые корни накрепко скрутили её деревянными узлами. И ни следочка кругом… Маринка шла, спотыкаясь о твердокаменные эти скрюченные еловые пальцы.
